Форум » Книги, журналы, статьи » Морские записки (1958-1962 гг.) (продолжение) » Ответить
Морские записки (1958-1962 гг.) (продолжение)
Smith: День добрый. Последнее время занимаюсь вычиткой и правкой эмигр. журнала "Морские записки" (№№ 48-54, 56). Если кого-нибудь из уважаемого сообщества что-то из нижеприведенного списка заинтересует, буду выкладывать помаленьку Ну и, собственно, содержание номеров: № 48 1. Транспорт «Анадырь» - первый поход за углем. 2. Девиатором на советских судах в 1945-46 гг. в Финляндии. Д. И. Дараган...3 Вице-адмирал А. И. Непенин (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...14 Первый выстрел по Босфору. Памяти контр-адмирал князя Н. С. Путятина. Кап. 1 ранга В. А. Потапьев...41 «Английский социалист» Руссель. А. Г. Тарсаидзе...44 Краткий очерк действий флота при эвакуации Крыма в 1920 г. Окончание...47 1. Новое о Советском флоте 2. Краткий обзор современного состояния флотов всех морских держав Стар. лейт. К. И. фон Нотбек...63 15 лет в Латвийском флоте. Продолжение. Инж. Мех. Кап. 2 р. И. Зарин, Л. Ф....72 Библиография...77 № 49 Советско-германская война на Балтийском море 1941-45. Стар. лейт. К. фон Нотбек...3 Вице-адмирал А. И. Непенин (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...21 Африканские воспоминания. С. А. Степанов...50 15 лет в Латвийском флоте. Продолжение. Инж. Мех. Кап. 2 р. И. Зарин...63 В дни русской смуты. Инж. Мех. лейт. Н. З. Кадесников...72 Морская выставка в Нью-Йорке. Г. В. Месняев...84 Библиография...88 № 50 Краткий исторический очерк Морской пехоты в русском флоте. Г. Н. Таубе...3 Вице-адмирал А. И. Непенин (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Дудоров...24 Советско-германская война на Балтийском море 1941-45. Стар. лейт. К. фон Нотбек...52 Участие русской военно-морской эмиграции в учебной подготовке офицерского состава Югославянского флота...68 15 лет в Латвийском флоте. Продолжение. Инж. Мех. Кап. 2 р. И. Зарин...71 № 51 Краткий исторический очерк Морской пехоты в русском флоте. Г. Н. Таубе...3 Вице-адмирал А. И. Непенин (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров. 31 Советско-германская война на Балтийском море 1941-45. Стар. лейт. К. фон Нотбек...67 15 лет в Латвийском флоте. Продолжение. Инж. Мех. кап. 2 р. И. Зарин...88 Владивостокские номерные миноносцы 1904-1905. Инж. Мех. кап. 1 р. В. П. Орлов-Диаборский...96 Библиография...99 № 52 Упущенная возможность. Проф. А. Д. Бубнов...3 Вице-адмирал А. И. Непенин (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...16 Военно-морские действия в Черном море во вторую Мировую войну. П. А. Варнек...39 Памяти кап. 2 р. князя В. Н. Урусова. П. Е. Стогов...60 Эск. миноносец «Новик». Н. В. Кемарский...77 Библиография...96 № 53 На подводной лодке «Тюлень». Кап. 1 р. М. А. Китицын...3 1. К 50-ти летию Военно-Морского Отдела Николаевской Морской Академии. 2. Влияние опыта войны с Японией на реформы в русском флоте. Проф. А. Д. Бубнов...29 Вице-адмирал А. И. Непенин. (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...41 Военно-морские действия в Черном море во вторую Мировую войну. Продолжение. П. А. Варнек...62 Эск. миноносец «Новик». Продолжение. Н. В. Кемарский...86 Новое о советском флоте. Очередная сводка. Стар. лейт. К. фон Нотбек...100 № 54 Капитан 1-го ранга М. А. Китицын. Г. Н. Таубе...3 Мои воспоминания о капитане 1-го ранга М. А. Китицыне. М. А. Юнаков...24 Жуткие дни… Агония Черноморского флота. Я. В. Шрамченко...41 Влияние прогресса техники на военно-морскую идеологию. Проф. А. Д. Бубнов...81 Вице-адмирал А. И. Непенин. (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...88 Из прошлого. М. М. Тьедер...120 Военно-морские действия в Черном море во вторую Мировую войну. Продолжение. П. А. Варнек...126 Воспоминания. Д. И. Дараган...146 Эск. миноносец «Новик». Продолжение. Н. В. Кемарский...148 Контр-адмирал Б. А. Вилькицкий. П. А. Варнек...165 1. Новое о Советском флоте. 2. Обзор состояния современных флотов. К. фон Нотбек...167 Библиография. 1. Нормандская теория. 2. Морской справочник Weyers Flottentaschenbuch на 1961 г. 3. L’enigme des sous-marins Sovietiques Lieut. de Vaisseau Clode Huah...177 № 56 Еще о защите Ирбенского пролива в кампанию 1915 года. Н. Ю. Фомин...3 Верховный Правитель Адмирал А. В. Колчак. Кап. 2 р. Н. С. Чириков...20 Открытие памятника адмиралу Макарову в 1913 году. А. В. Зернин...39 Вице-адмирал А. И. Непенин. (Опыт биографии). Окончание. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...44 К 50-летнему юбилею выпуска 1912 года...67 Военно-морские действия в Черном море во вторую Мировую войну. Продолжение. П. А. Варнек...70 Эск. миноносец «Новик». Окончание. Н. В. Кемарский...89 Библиография библиографии морского дела. Н. Гуляев...107 С уважением, Константин.
Ответов - 39, стр:
1 2 All
kerbyol: София Миткевич, дочь Жака Миткевича-Новицкого, выслала еще три номера Морских записок (1961 г, №№ 54 и 55 ; 1965 г, № 59) в подарок всем участникам Форума Кортик. В статье "Жуткие дни...Агония Черноморского флота (Я.В. Шрамченко) упоминается судьба вице-адмирала П.И. Новицкого.Буду выкладывать эти номера постепенно. Морские Записки № 54 - 1961 г Продолжение 1 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 54 - 1961 г Продоложение 1 Продолжение 2 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 54 - 1961 г Продолжение 2 Продолжение 3 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 54 - 1961 г Продолжение 3 Продолжение 4 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 54 - 1961 г Продолжение 4 Продолжение 5 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 54 - 1961 г Продолжение 5 Продолжение 6 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 54 - 1961 г Продолжение 6 Продоложение 7 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 54 - 1961 г Продолжение 7 Продолжение 8 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 54 - 1961 г Продолжение 8 Продолжение 9 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 54 - 1961 г Продолжение 9 Продолжение 10 и Конец следуют С уважением
kerbyol: Морские Записки № 54 - 1961 г Продолжение 10 Морские Записки № 54 - 1961 г Конец
Smith: Продолжаю. На очереди "15 лет в Латвийском флоте" И. Зарина. Для полноты картины выкладываю все части, включая выложенные ранне в отсканированном варианте ув. kerbyol номера. Ч. 1. № 46, стр. 95-102 И. Зарин 15 ЛЕТ В ЛАТВИЙСКОМ ФЛОТЕ. I. Создание флота. В первые годы после зарождения Латвийской республики начались попытки со стороны некоторых лиц — главным образом бывших моряков Российского флота, создать морскую флотилию из остатков бывшей Двинской речной флотилии которой в 1916 году командовал кап. 2 р. С. От этой флотилии, состоявшей из вооруженных 2-3-мя пушками мелкого калибра и слегка бронированных буксиров и городских пароходиков, осталось еще несколько буксиров, которые в 1917 году принима¬ли участие в отражении атак отрядов полк. Бермондта-Авалова *), наступавшего после занятия Курляндии (Kurzeme) со стороны Митавы на Ригу с охватом Усть-Двинского участка. Эти во¬оруженные буксиры принесли существенную пользу тем, что мешали неприятелю форсировать реку Двину, а в конце кампании помогли латвийским частям переправиться через Двину на Курляндский берег в обход неприятельским отрядам. Армия Бермондта принуждена была отступить и по возвращении в пределы Германии, откуда она начала свое наступление, была, по требованию союзников, расформирована. Началось мирное строительство Латвии. Пароходики были возвращены городу, а большинство буксиров — их бывшим владельцам. В распоряжении военного министерства осталось два военных буксира, команды которых в 1920 года уже имели матросскую форму военного образца (вместо сухопутной, защитного цвета), боцмана ходили с дудками, а офицеры, в *) Наступление Бермондта носило характер авантюры. На предложение князя Ливена присоединиться к Северо-Западной армии генерала Юденича, Бермондт ответил отказом. [96] числе 5-6 человек обзавелись тужурками с галунами фуражками с золотыми «блямбами» на английский манер. Эти два буксира и являются начальными единицами Латвийского флота. II. Капитан 2-го ранга граф Кейзерлинг. Когда все ужасы военного времени прошли (Латвии пришлось бороться с большевиками и армией Бермондта), латвийская армия стала принимать уже более «цивилизованный» вид. Появилась однотипная защитная форма (френчи), фуражки с околышами разных цветов: белые — части Главного Штаба, малиновые — пехота, синие — артиллерия, желтые — кавалерия и черные — инженерные войска. На Эспланаде — площадь для парадов за православным кафедральным собором — начались парады воинских частей с приличными оркестрами, с церемонией по русскому образцу. Когда после «встречи» военный министр или сам президент республики проходил по фронту войск, то в свите военного министра, среди штабных полковников можно было заметить маленького плотного морского офицера в черном офицерском сюртуке с галунами на рукавах, в белых перчатках, в лихо заломленной на правое ухо фуражке и с русским кортиком — Георгиевским оружием на боку. Это и был каперанг Кейзерлинг — будущий создатель регулярного военного флота Латвии. По-латышски говорил он в то время еще слабо, но с апломбом, с латвийскими офицерами развора¬чивал по-русски, но знал иностранные языки, знал этикет и был незаменим при приемах иностранных военных и морских представителей. В Главном Штабе он занимал должность штаб-офицера по военно-морским делам. В Российском флоте его последней должностью было командование одним из нефтяных миноносцев в Балтийском море. В Латвии он появляется в кровавое время красного нашествия и поступает сразу в местный ландсвер — ополчение балтийских дворян и бюргерства — в кавалерийскую часть командиром эскадрона. За время службы в Главном Штабе Кейзерлингу удалось убедить начальство вплоть до министров в необходимости для Латвии, с ее длинной прибережной полосой, иметь хотя бы небольшой военный флот с наиболее действительными единицами для отражения врага: подлодками и минными заградителя¬ми-тральщиками, чтобы латвийский берега и порты (Рига, Либава, Виндава, Павловский порт) нельзя было захватить, так сказать, голыми руками в случае агрессии с востока. [97] Началось с того, что были ассигнованы средства на поднятие и перестройку затонувшего в устье Двины большого немецкого тральщика, взорвавшегося на русской мине в первую мировую войну. Взрывом была оторвана передняя корабля, перед мостиком. Тральщик был поднят и втащен на эллинг Усть-Двинской (Больдерасской) верфи и после удлинения носовой части на 6 метров, склепан и приведен в порядок. Впоследствии офицерские помещения были перестроены и, в конечном итоге, получилась внушительная кают-компания, в которой за столом помещалось до 16 человек, командирская каюта, каюта старшего офицера, двойная каюта для ревизора и артиллерийского офицера и одиночная для инженер-механика. В корме артиллерийский погреб был уменьшен и устроена каюта (запасная) для 4-х офицеров. Артиллерия состояла из носовой и кормовой пушек и 2-х бортовых 57 м/м. пушек Гочкиса, кроме того было 2 носовых и 2 кормовых пулемета. Командиром корабля, получившим название «Virsaitis» («Главарь»), был назначен старый морской волк, бывший штабс-капитан по Адмиралтейству русского флота, командовавший тральщиком в Балтийском море — Бредис, получивший чин капитана 2 ранга. Это было уже серьезное начало. По предложению Кейзерлинга был введен особый военно-морской флаг: крест из национальных цветов (красно-бело-красная лента) на белом флаге. 3. Заказ новых судов. В 1924 году Кейзерлингу удалось провести в Совете Ми¬нистров заказ на постройку 4-х новых судов: 2-х подводных лодок в 400 тонн и 2-х заградителей-тральщиков, водоизмещением около 350 тонн. Корабли можно было заказать либо в Англии, либо во Франции. Англичане отклонили при переговорах какой-либо контроль или проверку механизмов и материалов со стороны заказчика во время постройки и согла¬шались только на обычный при сдаче корабля контроль и проверку механизмов. Французы охотно шли на все требования контроля и приемок по правилам и требованиям для приемки судов французского флота. Заказ был дан французским верфям. Одну лодку и заградитель получил судостроительный заводь Augustin Normand в Гавре, другую пару судов —Chantiers et ateliers de la Loire в Нанте. Одновременно француз¬ское Морское Министерство согласилось принять в обучении будущих офицеров: 2-х командиров, 2-х старших офицеров и 2-х инженер-механиков. Всем офицерам представ-[98]лялась возможность кончить 3-х месячный курс офицерской школы подводного плавания в Тулоне, а обоим командирам была дана возможность, кроме того, пройти дополнительное практическое обучение на подв. лодках в Бизерте. По контракту с заводами были предусмотрены шесть сроков приемки для лодок с последующей после каждой приемки (после соотв. рапорта инженера-контролера Латвийского флота о результатах приемки) и уплаты известной суммы в золотых франках. Это были: приемка материалов — стальных листов и профильного железа для корпуса судов; приемка склепанного корпуса на стапеле, приемка дизель-моторов на заводе в St. Denis при 24-х часовой непрерывной работе под наблюдением инженеров-контролеров, спуск на воду судов, приемка аккумуляторов, установка главных и вспомогательных механизмов на лодке, испытания в надводном состоянии, первое погружение в доке с измерением устойчивости лодки в подводном состоянии, испытание максимальной подводной скорости, погружение на 25 метров в море, стрельба торпедами из носовых и палубных поворотных аппаратов, стрельба из 75 м/м. пушки, погружение на максимальную глубину в 50 метров с измерением максимального сжатия корпуса лодки, поход готовых лодок в Либаву и гарантийный срок в течении года. Для заградителей приемка была соответственно проще и короче. Одновременно Либавским портовым мастерским была заказана пристрелочная станция для торпед (плавучая) и мотор¬ный буксир. Принятые на службу командиры лодок, один старший офицер и один инженер-механик отправились во Францию в конце 1924 года. Все три строевых офицера были бывшими прапорщиками по морской части русского флота, а инж. мех. Пинка кончил Морское Инженерное Училище в 1917 году и до поступления во флот служил в армии, участвуя в отражении неприятельских войск, дослужился до чина старшего лейтенанта. Пройдя трехмесячный курс школы подводного плавания в Тулоне, командиры лодок отправились в Бизерту, а инж. мех. Пинке пришлось приступить к приемке материалов для подлодок и заградителей. Французские заводы после заключения контракта быстро наготовили материалы и отчасти мелкие меха¬низмы и правления заводов предложили Пинке срочно приступить к приемке, чтобы дать возможность заводам соблюсти сроки [99] окончания работ согласно статьям контракта. Пинка с трудом разбирался в тетрадях с описанием требований приемки, напечатанных на нудном, официально-конторском языке и особенно не торопился с приемками. В Ригу полетели телеграммы от заводов с просьбой прислать второго инженер-контролера, по возможности знающего французский язык. (Приемщики-инженеры называются инженер-контролерами). Всего по мере продвижения работ на судах, оказалось во Франции 4 инженер-контролера: председатель приемной комиссии кораб. инженер подполковник Розенгрен (М.И.У. Морская академии 1917 г.); лодка и заградитель в Гавре — инж. мех. Зарин, лодка и заградитель в Нанте — упомянутый выше Розенгрен, дизель-моторы в Ст. Денис — инж. Мейя (ю. фл. 1916 г.) и на приемке торпед для подлодок в St. Tropez — инж. мех. Пинка. 4. Мое поступление на военно-морскую службу В январе 1925 г. я работал в Либаве на заводе «Тосмаре» (быв. мастерские порта Императора Александра III). Кейзерлинг в поисках инженер-механика познакомился со мною предложил мне перейти к нему на службу и, получив мое согласие, произвел как бы случайно маленькую проверку моих знаний французского языка. Я заканчивал в это время свою последнюю работу на заводе — 14 чертежей мины заграждения русского образца с 5-ю стаканами — рогами. Мины, в количестве 500 штук были заказаны военным ведомством нашему заводу для вновь строящихся заградителей и «Virsaitis». Из Эстонии была прислана мина, как образец. По моей просьбе мина была разрезана пополам и я изготовил чертежи для всех составных частей мины. Латышским языкам я еще не вполне владел, о чем и предупредил Кейзерлинга. «Начхать», сказал он, «была бы только фамилия латышская». После разных формальностей с приемом на действительную военную службу я заказал себе форму и уже через две недели после поступления, в марте 1925 года я был уже в Париже. Французы обрадовались, а Пинка сразу стал сдавать дела по приемке материалов для Гаврских судов, познакомил меня с коллегами по М. И. У., служившими в Париже ночными шоферами, и вскоре укатил в Нант, где его ждал местный завод, строивший вторую пару судов. Пинку вскоре сменил кор. инж. Розенгрен. Приемка материалов и механизмов в разных городах Северной Франции шла своим чередом и уже в августе 1925 г. [100] завод в Гавре представил к приемке паровые цилиндры заградителя «Imanta». Когда я явился в мастерскую, мне представили цилиндр низкого давления, приготовленный для гидравлической пробы. Проба сошла гладко и я попросил снять все затычки и крышки, чтобы осмотреть обточенные поверхности цилиндра и зеркала золотника (поверхность по которой скользит золотник). На одной из кромок отверстий зеркала оказался дефект — раковина; в этом месте кромка была как бы выедена на протяжении двух сантиметров. Французы тут же предложили заварить это место автогенной сваркой, но я забраковал весь цилиндр, т. к. считал, что место сварки, будучи тверже остальной поверхности зеркала вредно отразится на работе золотника. Французы не соглашались и созвали комиссию с участием двух инж. французского флота (Ingenieurs de Genie Maritime). Инженеры флота под конец согласились со мною и заводу пришлось заказать новую отливку. В своих доводах я ссылался еще на то, что латвийское правительство платит за свои суда заводу в полтора раза больше, чем франц. Морское министерство, и поэтому имеет право требовать первоклассную работу и материал. На стапелях завода строились рядом с нашей лодкой и заградителем еще две французских подлодки в 700 тонн водоизмещения. Одна из этих лодок погибла через год, в Бискайском заливе в ночное время (на нее наскочил греческий пароход, не заметивший лодки в предрассветном тумане.) Дальнейшие приемки проходили сравнитель¬но гладко, как в Гавре, так и в других городах. В начале сентября прибыл из Риги будущий старший офицер «Spidola» (Гаврская лодка) — лейт. Грипинг и я вместе с ним отправился в Тулон, в Школу Подводного Плавания, сдав дела инж. мех. Мейя (Мейя принимал дизель-моторы для обеих лодок в St. Denis). Прибыв в Тулон мы явились Морскому Префекту вице-адмиралу Р. и отправились на паро¬ходике в базу подводного плавания представляться начальнику школы Commendant Valzer’y. На пароходике мы познакомились со стар. лейт. польского флота Плавским (М. К. 1914 г.). Плавский заговорил со мною по-французски к недоумению моего коллеги. Прибыв на место, мы встретились с другим поляком кап. лейт. П. П. застенчиво спросил нас, не говорим ли мы по-рус¬ски. Мой коллега Г. сразу просиял и воскликнул: «Почему же не сразу по хистиански!». В школе мы узнали что половина слушателей будет состоять из офицеров иностранцев: 4-х греков, 2-х югославов и 2-х латвийцев. [101] Лекции начались на следующий день и перемежались с практическими работами и выходами в море на французских подлодках. Нам, латвийцам, приходилось выходить на маленькой лодке в 200 тонн «O’Byrne» и большой лодке «Afrodite». «O’Byrne» была старой лодкой с ручным приводом рулей погружения (два штурвала). Стоять на штурвалах и вертеть их было довольно трудно; мне приходилось туговато, принимая еще во внимание жару в маленьком центральном посту. Во время обеденного перерыва мы поднимались на поверхность, чтобы дать возможность команде пообедать на палубе и отдохнуть на солнце. Мы не скрывали своего удивления что команде выдают к обеду по пол литра красного вина. Мы убедились, что приблизительно 1½ - 2 часа после этого французы ходят навеселе и считали, что это может иметь серьезные последствия. Так оно и оказалось. На следующий день при погружении после обеда с «возлияниями» мы в центральном посту услышали, что в кормовом помещении через люк льется вода; командир кинулся в кормовое помещение, я за ним, и мы увидели, что кормовой кондуктор с красной круглой физиономией, весь мокрый, пытается закрутить кормовой люк. Это ему удалось и он, обдав нас винными парами, заявил что «ту ва биен!». (Продолжение следует.)
Smith: Далее. Ч. 2. № 48, стр. 72-77. И. Зарин 15 ЛЕТ В ЛАТВИЙСКОМ ФЛОТЕ. (Продолжение) Дней через 10 после описанного происшествия, подлодка «O’Byrne» попала в переделку, которая могла кон¬читься катастрофой и гибелью всего экипажа, и нам — слушателям подв. школы — пришлось выходить в море уже на других лодках. «O’Byrne», после эволюций под водой в Тулонской бухте, поднималась на поверхность. В определенные дни надводным судам было строжай¬ше воспрещено пересекать бухту по направлению к вы¬ходу в море. Какой-то военный транспорт, торопившийся в море, пошел кратчайшим путем, пересекая бухту, и тут-то произошло столкновение. «O’Byrne», поднимаясь на поверхность, стукнулся о днище транспорта, причем был сломан единственный перископ, стойка перископа, сильно вогнут командирский мостик и расхлябаны заклепки. Вода полилась вовнутрь лодки, электричество погасло, но командир не растерялся, лодка нырнула обратно на глубину, продвинулась около десяти метров в сторону и опять вынырнула. Когда лодка подошла к пристани, вид у нее был довольно печальный. Если бы лодка вы¬нырнула на поверхность на 10-15 секунд раньше, она была бы разрезана форштевнем транспорта и погибла бы со всем экипажем. Вторая авария произошла при зарядке аккумуляторов на большой лодке. От искры произошел взрыв газов, причем погибли 2 кондуктора-электрика. После окончания курса школы подв. плавания нам бы¬ли выданы соответствующие свидетельства, а я, с разрешения начальника школы, захватил с собой и все учеб¬ники, помеченные надписью «Очень конфиденциально». В Тамарисе, около Тулона, проживал в это время б. морской министр, адм. Григорович. По словам директо-[73]ра завода «Augustin Normand» — тоже A. Normand'a, адми¬ралу ежемесячно высылалось от завода денежное пособие, сам же директор с гордостью носил на своем фраке во время торжеств орден св. Анны 3 степени. По возвращении в Гавр я продолжал приемки на лодке и заградителе на заводе «А. Normand», вплоть до июня 1926 г. В конце июня 1926 г. во Францию прибыл в сопровождении гр. Кейзерлинга командующий Латвийской армией генерал Радзинь (б. полковник генер. штаба Рос¬сийской армии). Его визит совпал со спуском на воду подлодки «Ronis» в Нанте. Рядом с нашей лодкой «Ronis» строилась греческая подлодка «Рара Nicolis», ко¬торая была начата постройкой задолго до закладки киля «Ronis’a». Греки не торопили французских инженеров с окончанием работ, хотя все сроки готовности лодки уже прошли. Командир лодки и, инженер-механик Михаил (фамилия) предпочитали веселую жизнь в Нанте и Парнасе прозябанию на скромных базах греч. флота на островах Архипелага и в Пирее. Французы — мастера по устройству всяких празд¬неств и спуск первой латв. лодки был обставлен не¬обычайно торжественно: тут был и почетный караул от гарнизона с оркестром музыки и специальный вагон в поезде Париж — Нант с приглашенными гостями, а после спуска лодки торжеств. награждение генерала Радзина орд. Почетного Легиона на шею, со всем, что при этом полагается — удар саблей по плечу и поцелуй в щеку генералу от старого вице-адмирала. Через 2 дня после Нантских торжеств, я отправился с инженером Мей из Гавра в Париж на приемку дизель-моторов. Наш скорый поезд «Rapide» (95 клм. в час) попал в сильную грозу и в 60 килом. от Парижа на одной из стрелок сошел с рельс и скатился под откос на полном ходу. Было убито 30 человек, 140 человек ранено. У меня была сломана правая нога, сильно контужена левая нога, содрана кожа с обеих рук и кроме того я получил сотрясение мозга. Я выбыл из строя на 1,5 месяца, причем нога, которая в первое утро после катастрофы была неправильно сложена усталыми хирургами, заживала медленно, а гипс пришлось менять 4 раза. [74] Вскоре по моем возвращении из военного госпиталя Val de Grace была спущена вторая лодка «Spidola» в Гавре. Заградители были спущены уже ранее и готовились к отплытию в Либаву. К спуску лодки, из Либавы прибыл адм. корабль «Virsaitis» с Команд. флотом гр. Кейзерлингом. Через неделю отряд, состоявший из «Virsaitis’а» и 2 заградителей отправился в Либаву, нигде не задерживаясь. В Балтийском море они попали в шторм, причем, их изрядно трепануло; при этом выявились хорошие качества новых судов, легко державшихся на боль¬шой волне. К приезду Кейзерлинга завод «A. Normand’а» приурочил спуск «Spidola» и торжественный обед по это¬му случаю в Яхт-клубе с речами и тостами. Сам Кейзерлинг, довольно гладко говоривший по-французски, поль¬зовался большой популярностью у французов. Вскоре после отбытия Кейзерлинга в Либаву с заградителями, на¬чались монтажные работы на лодке уже у пристани в порту, установка всех вспомогательных механизмов, аккумуляторов и т. п. Ранней весной в 1927 году начались погружения в доке, затем в гавани, а к концу года в Брестской бухте на глубину в 60 метров. За время последних приемок были 2 аварии под во¬дой, окончившиеся благополучно. Приемки в Бресте про¬должались 1½ месяца. После официальной сдачи лодок в Бресте обе лодки уже под управлением латв. командиров и с собственной командой отправились обратно в Гавр, где они начали готовиться к уходу в Либаву. Через 2 месяца прибыл Кейзерлинг на своем «Virsaitis’е» и через несколько дней все 3 корабля отправились домой. Прощание с заводом было очень сердечное. Кильский канал миновали ночью. В Киле остановились на 3 дня. Наши лодки сильно заинтересовали немецких моряков. Это было в мае 1927 года, когда у немцев еще не было подлодок, а наши лодки, как они узнали, были, так сказать, последней новинкой: лодки уходили под воду на 14 метров глубины в 50 секунд с момента подачи сиг¬нала (клаксоном). Разрешение на осмотр не было дано. Уже в Бресте я перешел на «Spidola» инженер-мех. лодки, а старш. лейт. Пинка инж.-мех. на «Ronis». Старш. [75] лейт. Фастена ушел дивизионным инж.-мех. на заградителях в 1926 году. Председатель приемной комиссии ко¬рабельный инж. подполк. Розенгрен вернулся в штаб эскадры флагм. кораб. инж. В Киле мы встретили весьма предупредительное отношение со стороны нем. морского командования. На второй день нашего пребывания команду¬ющей 1 морской станцией Балт. моря контр-адмирал Редер даль обед в честь латв. моряков. На обеде кроме Кейзерлинга присутствовали все 3 латв. командира — кап. Граича: бар. Фитингоф (Virsaitis), Берг (Ronis) и Родин (Spidola), 3 инж.-мех. и еще 2 офицера, говоривших по-немецки. Адм. Редер, тогда еще 45-летний живой и энергичный человек, сказал блестящую речь. Не думал тогда еще Редер, что ему придется посидеть в тюрьме политическим и военным преступником десять долгих лет. Кейзерлинг, говоривший и по-немецки довольно хо¬рошо, не сумел ответить немцу в том же духе и предпочел отделаться шутливым рассказом из похождений латв. матросов в Киле. Из Киля отряд вышел ранним утром в море. За островом Борнгольм нас изрядно трепануло и это продолжалось почти до самой Либавы. Машинная коман¬да за время перехода сильно устала, т. к. это был первый длинный поход, как для команды, так и для офицеров на подводной лодке. На каждую лодку завод дал по 1 мастеровому для могущих быть аварий механизмов. За 3 мили от Либавы нас встретили в море оба загра¬дителя, вступившие в кильватер подлодкам. Гордый красивым зрелищем созданной им эскадры, Кейзерлинг не сходил с мостика, любуясь кильватерной колонной судов и подавая сигналь за сигналом. Только войдя на внешний рейд военного порта, а затем по портовому ка¬налу и налево к гранитной набережной перед бывшими казармами флотских экипажей, команда смогла немного отдышаться и прибраться внутри и на палубе. Когда суда ошвартовались, на палубу адм. корабля поднялся начальник гарнизона и поздравил гр. Кейзерлинга со счастливым возвращением и приходом новых судов в родные воды. За ним появились таможенники и была передана почта из Либавы и Риги. Через неделю, [76] приведя себя в порядок, эскадра отправилась в Ригу, где она была радостно встречена населением, стоявшим толпами на набережной у замка. К вечеру эскадра перешла на середину Двины и с наступлением ночи осветились электрической иллюминацией. Закончился период создания эскадры, а мы инженеры-приемщики — я, Мей и Пинка после 2-х летнего отсутствия, очутились, наконец, дома у родного очага. За 2 года нашего отсутствия гр. Кейзерлинг проявил кипучую деятельность. Он основал уже в 1924 году школу инструкторов флота, которая выпустила в 1926 году необходимый состав унтер-офицеров и кондукторов новых судов по всем специальностям: тут бы¬ли сигнальщики, рулевые, артиллеристы, минеры, торпеди¬сты, электрики, радиотелеграфисты, дизель-мотористы и ма¬шинисты. Затем была построена база для подводного плавания с приличной торпедно-минной мастерской, со склада¬ми, ротными помещениями для базной роты и канцеляриями, были приведены в порядок бывшие русские морские флигеля с квартирами для офицеров, кондукторов и же¬натых унтер-офицеров. По распоряжению министра обо¬роны от торгового порта был получен большой море¬ходный буксир «Varonis» (Герой), который был пере¬строил, в «матку» подводного плавания; на нем была устроена кают-компания, 3 каюты для офицеров и помещения для команды. Кроме того была построена плавучая торпедо-пристрелочная станция и моторный баркас для нужд подв. лодок. Еще до нашего прихода в Латвию было положено начало военно-морской авиации с 5*) гидропланами для начала. Для этой цели были использова¬ны и приведены в порядок ангары и помещения бывшей русской морской авиации. Первый состав летчиков и на¬блюдателей был всецело заполнен б. летчиками русской военной авиации. Там же в военном порту было впоследствии открыто морское собрание в особняке-квартире б. по¬мощника командира порта Имп. Александра III. (Продолжение следует) *) К концу ликвидации флота было около 12 аппаратов.
Smith: Далее. Ч.3 № 49, стр. 63-72. И. Зарин 15 ЛЕТ В ЛАТВИЙСКОМ ФЛОТЕ. (Продолжение) Морским офицерам, знавшим Либавский военный порт еще в русское время не безынтересно будет узнать о судьбе некоторых сооружений и зданий в порту. Красивый железный раздвижной мост из города в порт был, как известно, взорван отступавшими морскими частями в 1915 г. перед занятием Либавы немцами. Мост был взорван прапорщиком по морской части Блоднеком, служившим в латвийское время офицером в мор¬ской авиации, а потом на подводных лодках. Величествен¬ный морской собор сохранился в общих чертах. Глав¬ный иконостас был снят и перевезен в Ригу, где его установили в православном кафедральном соборе. Боко¬вые иконостасы остались для нужд православных латышей. Сам собор был переименован в гарнизонный лю¬теранский храм. Гарнизонное морское собрание на берегу моря было переделано в санаторию для легочных больных; из бывшего особняка Командира Порта получилось очень приличное собрание (офицерское) для Курземской дивизии. Все казармы на берегу ковша (против портовых мастерских) были после ухода немецкого гарнизона в 1918 году приведены в порядок и в них поместились полки Курземской пехотной дивизии, незначительная часть казарм была взята под мастерские и склады подводного дивизиона. В 1925 году, в Усть-Двинске, при самом входе в Двину была устроена для дивизиона заградителей база состоявшая из удобной пристани, складов, мастерской, помещений для офицеров, канцелярии и кухни. Мины, в количестве 500 штук были изготовлены в Либавских портовых мастерских и хранились в погребах Устъ-Двинской крепости, которая в латвийское время продол¬жала существовать как крепость с соответствующей ар-[64]тиллерией. Склады каменного угля были устроены как в Либаве, так и в Усть-Двинске. Теперь я хотел бы привести некоторые данные о вновь построенных судах Латвийского флота. 1. ПОДВОДНЫЕ ЛОДКИ: «RONIS» (Тюлень), «SPIDOLA» (Светлана). Длина: 55 метров, ширина: 4,8 метра, осадка: 3,9 метра, водоизмещение: надводное — 400 тонн, (официально 395 тонн), подводное — 524 тонн. Ход: надводный: 14 узлов, подводный 9 узлов. Двигатели на каждой лодке: 2 дизель-мотора системы Зульцер по 650 лош. сил, 2 электромотора по 350 л. с. Вооружение: 2 носовых торпедных аппарата, 2 двойных палубных торп. ап¬парата. Всего 6 торпед в аппаратах, 1 торпеда запасная в носовом помещении. 1 — 75 мм. орудие и 3 пулемета. Максимальная глубина погружения: 60 метров. На¬хождение под водой: 3 суток без подъема на по¬верхность. Очистка воздуха с подошью кислородной системы. Личный состав: 3 офицера (командир, помощник инж. мех), 3 кондуктора и 27 унтер-офице¬ров. 2. МИННЫЕ ЗАГРАДИТЕЛИ: «IMANTA» и «VIESTURS» (Вестурс) (имена из народных былин). Водоизмещение: 256 тонн, ход: 14 узлов, длина: 49 ме¬тров, ширина: 6,4 метра, осадка: 1,5 метра. Паровых машин 2, котлов системы Нормана 2. Вооружение: 1 — 75 мм. орудие, 4 пулемета, 30 мин заграждения. Личный состав: Офицеров 4, команды 39 чел. Посла двухнедельного перерыва, который быль использован для отдыха и для мелкого ремонта механизмов, началась повседневная работа как на подлодках, так и на заградителях. Время было летнее; заградители стали выходить в море на постановку мин днем и ночью, а лодки выходили для обучения команды на погружение и стрельбу торпедами. Что касается меня лично, то моя сло¬манная и неправильно сросшаяся нога давала себя чувствовать, мне трудно было спускаться в лодку по трапу-скобам [65] и особенно подниматься на палубу. Граф Кейзерлинг предложил мне перейти на заградители дивизионным инженер-механиком, так как прежний инж. механик Фастена перешел опять на должность Начальника школы флотских инструкторов. Пробыв около года на заградителях, я перешел на флагманский корабль «VIRSAITIS». К этому времени Кейзерлинг был произведен в контр-адмиралы и надел на рукава широченные галуны: два ши¬роких: вроде коммодорских английских и один галун с петлей. Форма морских офицеров была улучшена. Кроме кортика (русского образца) была введена морская сабля, шарф и золотые плетеные погоны с серебр. якорем для парадной формы (на манер герм. штаб-офицерских по¬гон). Летом на белые кители были даны черные погоны с галунами. Эти нововведения были вызваны необходи¬мостью приблизить форму латвийского офицера к фор¬ме морских офицеров иностранных флотов, особен¬но скандинавских. В то же лето 1927 года начались визи¬ты иностр. судов. Первой ласточкой быль старый голланд¬ский крейсер: «Hertog Frederik». В течение лета и осени были еще посещения других иностранных судов. Зимой 1927 года, будучи еще на заградителях, я занялся ремонтом котлов и отчасти главных машин на заградителях, так как по некоторым причинам, как мне заявил адмирал, эти суда не могли выжать контрактной скорости. За зиму котлы были основательно выщелочены, очищены, отре-монтированы, как и главные машины, и на пробном пере¬ходе — Рига - Либава заградители легко достигли необходимой скорости и даже превысили ее. На «VIRSAITIS» (ад¬миральский корабль) я перешел летом 1928 года. Кейзер¬линг готовился осенью навестить со всеми кораблями нашего союзника — Эстонию, которая почти одновременно с Латвией стали обзаводиться военным флотом. Первым командиром эстонского флота был адмирал барон Заль¬ца, под командой которого в 1918 году линкор «Петропавловск» вместе с другими судами Балтийского флота совершил трудный ледовый поход Гельсингфорс-Кронштадт (бар. Зальца был тогда старлейтом). Как известно, эстонцы получили от англичан в 1919 году эскадр. миноносцы «Миклуха-Маклай» и «Автроилъ». Это было очень [66] ценное приобретение, но не по карману сравнительно бедной Эстонской республике; третьим кораблем был маленький германский турбинный миноносец с большим ходом. Кроме того у эстонцев были еще 2 или 3 больших буксира, несколько транспортов и учебный корабль, а на Чудском озере несколько небольших канонерок. Ввиду того, что все 3 боевых миноносца имели нефтяное отопление, приходилось очень экономить на походах и учебных плаваниях из-за дороговизны нефти, закупавшейся заграницей. Впоследствии эстонцы стали выделывать нефть из своего масляного плитняка. В Ревеле наша эскадра пробыла 3 дня. Поздней осенью 1928 г. после окончания плавания граф Кейзерлинг устроил в Риге первый морской вечер, на который были приглашены кроме латвийских моряков, также и бывшие русские морские офицеры, проживавшие в Латвии. Тут были старлейт бар. Вреде, кавторанг Нордштейн, мичман Лишин и другие, в том числе 2 морских врача и 2 офицера по адмиралтейству. Время провели весело, вспоминая молодые годы и службу в Российском флоте. Остряк бар. Вреде сказал, сидя, маленький спич-дифирамб Кейзерлингу, закончив свою речь забавным вопросом счастливой звезде Кейзерлинга: «я хотел бы знать, какой это будет камень на вашей гладкой и прямой дороге к дальнейшим удачам и успехам, о который вы когда-нибудь споткнетесь!». Кейзерлинг кисло улыбнулся и перевел разговор на другую тему. Об этот ро¬ковой камень Кейзерлинг споткнулся приблизительно через три года, споткнулся и упал, но об этом позднее. Учебные плавания и артиллерийские стрельбы для всего латвийского флота происходили в Рижском заливе. Адмиральский корабль «Virsaitis» стрелял своими 2 — 88 мм. орудиями (заказанными и полученными от завода «Skoda-Werke»). Заградители и подлодки стреляли по щитам из 75 мм. Орудий. Подлодки стреляли торпедами как в Рижском заливе, так и на Либавском внешнем рейде. В 1929 году были прикуплены б. русские торпеды с миноносцев в Бизерте (20 штук). Каждой осенью происходили состязания на призы — личные и судовые. В том же 1929 году, в мае месяце, состоялся визит президента Латвийской республики г. Земгала шведскому ко-[68]ролю Густаву V в Стокгольм. Президент отправился в гости на только что построенном в Англии ледоколе «Кри¬шьян Вальдемар» (2,300 тонн водоизм.) в сопровож¬дении одного только «Virsaitis». Граф Кейзерлинг остался дома и вместо него был командирован его помощник и б. заместитель старлейт Ю. Спаде. Ю. Спаде кончил в 1914 году Рижский Политехнический Институт со званием инженера-техника. Поступив во флот гардемарином флота он пошел по строевой части, сдал экзамены при Морском Корпусе и был произведен в 1915 г. в мичманы с назначением в Черноморский флот, где перед рево¬люцией был ревизором на «Евстафии», в 1919 г. командо¬вал миноносцем у генерала Врангеля, а после эвакуации Крыма перебрался в Латвию. Граф Кейзерлинг пригласил его во флот, где он, наладив Службу Связи флота, стал ее начальником. Для пополнения морского образования он был послан на два года во Францию, где и кончил курс Морской Академии в 1928 году. Торжества в Стокгольме продолжались три дня. Самой красивой картиной была поездка короля Густава на старинной, украшенной каютой в виде кареты, барже с 12 гребцами. На корме стоял в полной парадной форме ко¬роль Густав, в каюте его свита. Эта баржа подвигалась черепашьим шагом и пристала, наконец, к правому трапу ледокола; наверху короля ждал в цилиндре и фраке президент Латвийской республики и почетный караул от латвийского флота со старлейт. Спаде на правом фланге. Команда ледокола, состоявшая из вольнонаемных матросов, одетых каждый как хотел, была убрана что¬бы не портить торжественной картины — мера эта была весьма кстати. После визита баржа с королем отправилась обратно к пристани замка. Салют с «Virsaitis» провожал ко¬роля, шведская артиллерия крепости встречала своего ко¬роля... Гул салютов увеличивался эхом на Стокгольмском рейде, зажатым между горами. По представлению Латвийского посла среди прочих лиц получили шведские ордена командир «Virsaitis» Фитингоф, Спаде и я (орден «Вазы» на шею). [69] Интересно было узнать что в Стокгольме имелся Латвийский Генеральный Консул, зватем консул и вице-консул, все должности почетные, но дающие право именоваться консулами на всю жизнь, как это везде принято. После отбытия короля, Латвийский президент отпра¬вился с ответным визитом к пристани замка, богато украшенной флагами: шведскими и латвийскими. На пристани президента встречала латвийская колония с девицами в красочных национальных костюмах. В придворном экипаже, с четверкой лошадей, президент со свитой укатил во дворец к королю. По возвращении президента на пристань, и при отбытии на ледокол поднялась опять канонада. Вечером в Гранд-Отеле, против дворца, со¬стоялся бал, а на следующий день вечером прием латвийских и шведских моряков у латвийского генерального консула Henkel’я (шведского миллионера). В полночь ледо¬кол с президентом и «Virsaitis» отправились в обратный путь. Поздним летом того же года король Густав прибыл с ответным визитом в Ригу на старом броненосце «Sverige» в сопровождении другого старика — «Konung Gustav V». Вскоре после визита шведского короля латвийская эска¬дра отправилась в эстонские воды для совместных маневров с эстонским флотом и после 4-х дневных маневров вернулась домой: заградители пошли в Усть-Двинск, а обе лодки с судном-базой «Varonis» и адмиральским кораблем «Virsaitis» направились в Либаву. Че¬рез несколько месяцев командир «Virsaitis’а» кап. 2 р. Фитингоф сдал командование кораблем Начальнику Службы Связи стар. лейт. Ю. Спаде, а сам, согласно приказу принял должность Начальника Службы Связи. В следующем 1930 году летом латвийская эскадра посетила Копенгаген. Как обычно, месяца за два до визита были запрошены через латвийского посла соответствующие инструкции в Копенгагене. Вскоре пришел положительный ответ: добро, мол, пожаловать! Когда, в прекрасное летнее утро, наши суда подходили к берегам Дании и в легком тумане открылась краси¬вая панорама Копенгагена, к борту адмиральского корабля подошел, как обычно, моторный катер с морским офицером связи и с лоцманом. Офицером связи оказался [69] скромный, симпатичный капитан-лейтенант Понтопидан, человек уже не молодой, с седеющей бородой. Он передал поздравление с приходом эскадры, вручил программу пребывания эскадры и все прочее что полагается при этом. Эскадра дала малый ход и мы стали входить на длинный рейд Копенгагена. В это время на левом траверзе эскадры показались военные суда, шедшие в кильватер¬ной колонне по направлению к выходу в море. Оказалось, что это была датская эскадра. По беглому подсчету она со¬стояла почти что из всех судов крупного и среднего тон¬нажа. Отсалютовав нам приспусканием флага, датча¬не прибавили ходу и вышли в море. Офицер связи почувствовал некоторую неловкость и заявил, что ввиду хорошей погоды эскадра вышла в море на стрельбу. Адмирал пожал плечами и высказал надежду, что «хозяева» по всей вероятности скоро вернутся. В Копенгагене наша эскадра провела три дня. Адми¬рал с флаг-офицером был принят королем в тот же день. Через час после этого офицер связи привез ордена: орден Даннеброга 2-ой степени (шейный орден и звезда), 1 шейный и 1 нагрудный орден. Вторую степень Кейзерлинг «возложил» на себя, шейный орден «повесил» на шею командира дивизиона заградителей Бредису, старого морского волка-парусника, как огня боявше¬гося всяких торжеств и парадов, а нагрудный орден вручил совершенно неожиданно офицеру службы связи Виндавскаго района, который упросил адмирала взять его с собой в Копенгаген пассажиром. Этим адмирал обошел «естественного» кандидата на орден — командира адмиральского корабля кап. 2 р. Спаде. Последний почувствовал себя обиженным, заперся в каюте и не выходил из нее несколько часов. Этим поступком Кейзерлинг приобрел в лице Спаде тайного, но опасного противника. На следующий день состоялся бал в честь наших моряков в помещении Морского Корпуса, на третий день прием на нашей эскадре. К левому борту адмиральского ко¬рабля, стоявшего у стенки Langelinie пришвартовались друг за другом бортами оба заградителя. На приемах чувствовался недостаток датских морских офицеров. Присутствовали — какой-то сухопутный адмирал, офицер связи, директор Морского Корпуса, начальник торгового [70] порта в морской форме и один или два морских чиновника. Уходя из Копенгагена ранним утром четвертого дня, мы повстречались при выходе с возвращающейся датской эскадрой. Адмирал опять пожал плечами — «Н-да», промолвил он, «так моряки не поступают. Во всяком случае мы этого не забудем!». И не забыл. На 10-летний юбилей Латвийского флота датчане приглашены не были, но об этом впереди. Вернувшись в Либаву, эскадра выходила в море на стрельбу, а через неделю ушла в Ригу, куда должен был прийти английский крейсер «Vindictive» и польский учебный корабль «Wisla». Через два дня после нашего прибытия в Ригу к замковой набережной величественно подошел и ошвартовался «Vindictive». Я был назначен офицером связи к английскому адмиралу, небольшого роста, невзрач¬ному, но очень симпатичному джентльмену... «Vindictive» по тем временам считался новейшим крейсером на котором были все новинки, начиная с гидроплана, который в кратчайший срок поднимался из трюма на «лифте» и спускался на воду, и кончая богатым зубоврачебным кабинетом и операционной. Крейсер пробыл тоже, как обычно, три дня. В первый день быль прием в английском посольстве, на второй день латвийские моряки принимали англичан на рижском взморье в морском павильоне, а на третий день английский адмирал давал бал на крейсере для правительства, латвийского флота и английского посольства. Бал отличался обилием гостей и особенно интересных дам в легких бальных одеяниях. Польский корабль, сменивший вскоре англичан, сталь на якорь посреди Двины. К вечеру из Гдыни прилетели 2 аэроплана-амфибии, которые, грациозно спустившись на воду, подошли к «выстрелам» «Вислы». К парадному обеду на «Virsaitis’е» были приглаше¬ны командир, летчики и почти все офицеры «Вислы». Польские офицеры сразу перешли на русский язык (по-немецки никто не хотел говорить), а командир минут 20 говорил с нашим адмиралом по-французски, но потом, пожелав принять участие в общем веселом разговоре, перешел на русский язык и мастерски рассказывал еврейские анекдоты. [71] После этих двух судов больше визитов иностранных кораблей в этом году не было. В следующем году Кейзерлинг задумал и блестяще провел празднование 10-летия Латвийского флота. Кое-кто в Военном Министерстве, в котором числился флот, пытался отговорить его от этого: такая маленькая юбилейная дата и празднование по 1 разряду с многочисленными иностранными гостями, но у графа нашлись единомышлен¬ники и правительство ассигновало необходимые средства. Приглашения были посланы флотам Великобритании, Франции, Германии, Швеции, Польши. Финляндии и Эстонии. Все эти страны согласились прислать свои суда к юбилею, ко¬торый было решено праздновать в Либаве, так как по соседству с Либавским торговым портом находился внешний рейд военного порта, обнесенный волноломом с 3 воротами. Этот рейд по своему местоположению и внушительным размерам славился в Балтийском море. Это обстоятельство и дало возможность принять на рейде корабли 7 государств, кроме своих судов. (Продолжение следует)
Smith: Далее. Ч.4 № 50, стр. 72-79 И. Зарин 15 ЛЕТ В ЛАТВИЙСКОМ ФЛОТЕ. (Продолжение) Парад в первый день юбилея должен был прини¬мать Президент Латвийской Республики. В ожидании морских гостей на рейде были размещены буйки с изображением флага соответствующей стра¬ны, что значительно облегчало постановку на якорь каждого корабля. К параду все корабли должны были вытя¬нуться в две линии с помощью верпа с кормы. На берегу, в городе, к устройству обеда на 100 кувертов, готовилась «Петербургская Гостиница» — лучшая в городе. В военном порту, в Морском Собрании шла подготовка к «морскому» завтраку на 60 человек, а Либавский Кургауз, хорошо известный русским морякам еще довоенных времен, приводил в порядок свои обширные помещения для послеобеденного чая и для исключительного бала в честь гостей. Незадолго до праздника выяснилось, что на иностранных судах прибудут 4 адмирала и 1 коммодор (швед). Нужно было выбрать 7 офицеров связи для 7-ми наций. Это удалось. Я был прикомандирован к французскому адмиралу, который должен был прибыть с двумя новей¬шими дестройерами «Bison» и «Lion». Английский адмирал шел на «Norfolk» с однотипным «Suffolk»; Германия по¬сылала только что построенный, так называемый «карманный» броненосец «Kenigsberg» под флагом контр-адмирала Альбрехт; Швеция известила о посылке двух броненосцев, Финляндия посылала новенький броненосец береговой обороны (один из двух недавно построенных), а Эстония обещала прислать один из больших дестрой-[72]еров «Lennuk» (бывш. «Миклуха-Маклай») под флагом контр-адмирала барона Зальца. Польша известила о возможном прибытии нового дестройера «Гром» и трех старых миноносцев (бывш. германских). Фамилия командующего польским флотом не была еще известна. В первый день торжества и в 3 последующих дня, погода была прекрасная. Офицеры связи были сгруппированы на 2-х моторных катерах и лоцманском буксире. Около 7 час. утра офицеры связи вышли в море. Прибытие гостей на рейд было назначено на 7.30 утра. Пройдя милю на W при совершенном штиле, на горизонте показались изящные силуэты «Bison» и «Lion». За ними в утреннем тумане вырисовывались контуры английских судов; ближе слева показался дымок «Кенигсберга», а справа вдали дымились старики-шведы; почти рядом с ними торопились финский броненосец и эстонский дестройер «Lennuk». Красивая, незабываемая картина! Поляки известили по радио, что они, возможно, запоздают на час. Я подошел к «Lion», который застопорил машины, и поднялся в сопровождении старшего офицера на мостик к адмиралу. Поздравив адмирала (графа де.-К.) с прибытием, я объяснил ему, как найти на рейде места для обоих судов и вручил ему отпечатанную на французском языке программу торжеств. На немецком языке были изготовлены программы для немцев, шведов и фин¬нов; поляки получили программы на французском, а англичане и эстонцы — на английском языке. Постановка судов на якорь прошла гладко. К 8 час. утра все корабли, кроме польских, были на своих местах, отмеченных буйками и по сигналу с латвийского адмиральского кора¬бля началась красивая церемония подъема флага, сопрово¬ждаемая гимном Латвии, а потом национальными гимнами других держав. Все это покрыла внушительная канонада салюта нации. На южном либавском городском молу стояли толпы горожан, любовавшихся церемонией. Вскоре после подъема флага, на «Lion» был спущен адмиральский моторный катер и французский адмирал по¬желал сразу же отправиться с визитом к латвийскому адмиралу на «Virsaitis». Пробыв у графа Кейзерлинга минут [73] 15, француз» сел опять на катер со мной, буркнув старшине катера: — «к англичанам». — Старшина не разобрал приказания адмирала и направил катер обратно к «Lion». Адмирал выругался, крикнув ему «м…», а стар¬шина, спохватившись, красивым полукругом понесся к правому трапу «Norfolk’а». Англичане, не ожидавшие этого маневра, захлопотали, забегали но довольно быстро вызвали почетный караул в красных мундирах морской пехоты и в белых тропических шлемах, с оркестром; у трапа спешно выставились фалрепные с дудками, подошел и командир к вахтенному начальнику; адмирал ждал позади них в глубине. Пробыв недолго у английского адмирала мы отправились на «Lion», чтобы сразу пос¬ле этого начать визиты на берегу: к начальнику гарнизона, к городскому голове и к французскому консулу. Резиден¬ция начальника гарнизона была в том же военном порту. Сам генерал отсутствовал, его заменял командир одного из полков Курземской дивизии — полковник С., человек со странностями и вдобавок контуженный в голову во время Великой войны. На вид ему было лет 35. При виде французского адмирала в парадной форме полковник изобразил на лице радость, развел руками и воскликнул: «А-а, женераль!» Француз и бровью не повел. Мы вошли в кабинет, уселись, полковник придвинул адмиралу папиросы «Рига» и, подтняв, брови, произнес опять: «Женераль!». Я приготовился, по обыкновению, переводить вопросы и ответы, но полковник замолк, устремив глаза в потолок. Делать было нечего. Я предложил адмиралу тронуться дальше. Полковник обрадо¬вался, вскочил и, проводив нас до дверей произнес еще раз «А-а, женераль!» В городской управе, у городского головы, дело пош¬ло гладко. «Мсье ле март» очаровал француза своим внимательным и дельным разговором, я переводил обоим. И мы ушли от городского головы вполне удовлетворен¬ные. У французского консула пробыли недолго. Консул пригласил адмирала и меня на «Soiree intime» в Петербург¬ской гостинице вечером того же дня. После этого я повез утомленного адмирала на пристань. Проводив француза, я вернулся на адмиральский корабль «Virsaitis». Прием иностранных адмиралов и командиров не нем только что [74] кончился. Я еле успел переодеться, как гг. офицеров попросили наверх. Ожидали прибытия командующего запоздавшей польской эскадры. Катер с красно-белым флагом подошел к трапу и на палубу поднялся польский командир в форме капитана 2-го ранга. Лицо его показалось мне знакомым. Наш адмирал, поздоровавшись с ним по-французски, повел его вдоль фронта офицеров корабля и своего штаба, называя чин и фамилию каждого. Дойдя до меня капитан 2-го ранга Сольский (это оказался он),* развел руками и воскликнул по-русски: «Батюшки, Зарин! Вот где Господь привел встретиться!». Адмирал наш просиял и пропустил Сольского себе в каюту, находившуюся тут же на палубе. При прощании Сольский успел шепнуть мне: «Еще поговорим, как следует, старина!». Взаимные визиты между адмиралами и командирами продолжались до 4-х часов дня. На следующий день должен был состояться смотр. Мы, офицеры, поднялись рано и с интересом разглядывали в бинокль утреннюю уборку и подготовку к смо¬тру на иностранных судах. Задолго до 8 час. утра все ко¬рабли были готовы: везде вдоль падубы лежали флаги расцвечивания, везде копошились сигнальщики у фалов и флагштоков. За четверть часа до 8 час. к борту «Virsaitis’а» подошел наш штабной моторный катер и на палубу поднялся Президент государства со своим секретарем и министром иностранных дел Ульманис. На всех судах за 5 минут до подъема флага наступила традиционная тишина. Наши латвийские гости стояла на мостике с адмиралом Кейзерлингом, который давал объяснения. После подъема флага, когда отзвучали гимны на судах (везде были оркестры) «Virsaitis», выбрав якорь, медленно развернулся и под штандартом Президента и контр-адмиральским флагом командующего флотом пошел по фронту судов, на которых вдоль бортов стояла коман¬да в белой летней форме. *) Гв. Эк. лейт. Сольский служил на пос. судне «Рогдай» старшим офицером в бытность корабля в 1917 г. в Канаде — в Монреале и в Сиднее. Н. С. одновременно с автором.[75] Когда «Virsaitis» проходил мимо английских судов, командиры их сразу после «захождения» (сигнала приветствия) подавали с мостика возглас «хип-хип», а команда дружно подхватывала: «уррэ, уррэ, уррэ!», размахивая в такт фуражками. На немецком корабле командир подавал возглас: «хох!», а команда отвечала: «хох, хох, хох!», также размахивая фуражками. На других кораблях команда приветствовала Президента тройным, протяжным «ура!» Президент, стоявший на левом крыле мостика с непокрытой головой, приветствовал моряков своим цилиндром и видимо был тронут красивой картиной морского смотра. Когда «Virsaitis», после обхода, стал опять на свое место, на нем был поднят сигнал: «Президент республи¬ки просит гг. офицеров к себе». Минут через 10 к «Virsaitis» подходили уже 7 моторных катеров с при¬глашенными. После представления гостей Президенту, последний произнес на немецком языке прочувственную речь, поблагодарив моряков за посещение и блестящий смотр. Президент, в прошлом талантливый адвокат, говорил, а его речь переводил на французский язык секретарь президента г-н Зандерс, а на английский — министр иностранных дел Ульманис, окончивший университет в С. Ш. А. Во время речи на столах были расставлены бокалы с шампанским, которые разносили мои унт.-офицеры машинисты, электрики и радиотелеграфисты в белых перчатках. Старший из адмиралов — английский адмирал поднял бокал и в кратком спиче приветствовал Президента, предложив всем присутствующим осушить бокал за процветание Латвии и за здоровье Президента. В 5 час. после обеда, в помещениях Кургауза состо¬ялся «The dansant» для иностранных и местных гостей. Гостей, в количестве около 100 чел. встречал сияющий и довольный граф Кейзерлинг, приветствовавший гостей на 5 языках. На этом приеме встретились два бывших приятеля, не видевших друг друга около 30 лет: шведский коммодор и заведующий базой латвийского подводного дивизиона, кап. 2 р. барон Эрик Фитингоф. Последний узнал шведа по его фамилии, росту и чертам лица. Швед не мог вспомнить Фитингофа и попросил последнего [76] напомнить ему где, когда и при каких обстоятельствах они встречались в прошлом. — «Вы были в гостях у нас на «Храбром», русском стационаре в Пирее. Вы были молоды, я тоже. Вам очень понравилось у нас на «Храбром» и вы остались у нас до рассвета. Когда за вами пришел шведский катер, вы пошли по трапу вниз, но не катер, а прямо в воду. Когда вас вытащили, что произошло очень быстро, вы крикнули нам снизу: — «Теперь я освежился и опять бодр и весел!». Швед обрадовался и сразу вспомнил — «Так это ты, Эрик, мой старый друг!» Воспоминания о прекрасных днях далекой молодости продолжались еще долго. На следующий день состоялся сухопутный парад в военном порту при участии команд со всех судов латвийского флота и нарядов с иностранных судов по 15-20 чел. с корабля. Все командиры и адмиралы были налицо. Все части были построены квадратом на большом плацу перед ангарами морской авиации. На середину вышли адмиралы, командиры и депутаты от латвийских учреждений, пожелавших поздравить юбиляров. Адмирал Кейзерлинг сказал на латышском языке подобающую речь, после которой оркестр сыграл гимн. Затем выступил английский адмирал, который, приняв живописную позу, сказал несколько поздравительных фраз. После этого старый представитель латышского общества (основанного еще при Александре II), адвокат Р. поздравил моряков и преподнес флоту красивую модель адмиральского корабля из серебра. Парад закончился церемониальным маршем всех частей, которые затем, во главе с оркестром, направились в ангары, где для всех быль сервирован завтрак. За завтраком играло несколько оркестров. В тот же день вечером состоялся торжественный обед в Петербургской гостинице. Обед давал Министр Иностранных Дел в честь иностранных гостей. Кроме адмиралов и командиров судов на обед при¬были и прочие офицеры по 5-6 человек с корабля. При входе в залу иностранных офицеров, их подводил к хозяину вечера — министру — соответствующий офицер связи. От обилия форм и разнообразия языков Министр [77] был, так сказать, сбит с толку и в своем приветствии путал языки. Зал гостиницы представлял красивую картину собрания морских офицеров вперемежку с фраками и единичными сухопутными мундирами. В глаза бросался парадный мундир помощника шведского военного атташе — кавалерийского ротмистра. К сожалению этот представительный рыжий швед чувствовал себя не в своей тарелке и после речи и тоста Министра с последующей за этим речью английского адмирала стал выказывать явные признаки переутомления (он уже перед тем «назавтракался» на шведском броненосце) и среди приятного гула взаимных разговоров выделялся его крикливый голос. Глядя осовелыми глазами на своих визави — польских офицеров, он стал отпускать ядовитые замечания на их счет, к счастью, на шведском языке. Спасая положение, хозяин гостиницы предложил шведу пройтись с ним в уютный сад гостиницы. — «Начхать мне на ваш сад!» — ответил ему швед по-немецки. Соседи по столу приумолкли и стали поглядывать на сердитого шведа. К счастью это не ускользнуло от шведского коммодора; тот покинул свое место за адмиральским столом и подошел к ротмистру. Слегка подняв его за локоть, он на¬стойчиво попросил выйти с ним в фойе. Ротмистр, покачиваясь, вышел за ним и оба больше не возвраща¬лись. На следующий день утроим были устроены «международные гребные состязания», а в 2 ч. дня состоялся мор¬ской обед в Морском Собрании. На этот обед съеха¬лось около 60-ти морских офицеров с адмиралами и командирами судов. Гости были рассажены вперемежку с латвийскими офицерами, причем каждая депутация против своего флага в миниатюре на столе. На адмиральском столе высилась серебряная модель «Virsaitis’а». Когда гости уселись, граф Кейзерлинг обратился к ним с остроумным приветствием на 4-х языках, вызвав у гостей друж¬ные аплодисменты и смех. Эти 4 дня торжеств были зенитом латвийской карьеры Кейзерлинга, после чего его звезда стала закатываться. Морской обед прошел необыкновенно оживленно и весело, как это бывает только в друж-ной семье моряков. [78] В этот последний день празднеств предстоял вечером заключительный бал в Каргаузе. На следующий день рано утром иностранные суда стали сниматься с якоря. Все 7 офицеров связи вздохнули свободно. Финны наградили своего офицера связи орденом Белой Розы, немецкий адмирал подарил серебряный портсигар, английский адмирал — свой портрет в серебряной раме, а француз преподнес мне открытку с изображение «Lion» и своей подписью. После юбилея эскадра отправилась на маневры в эстонские воды (эстонцы были нашими союзниками и план морской обороны был общий). По возвращении из Эстонии, среди моряков поползли слухи, что над Кейзерлингом собирается гроза. Надо сказать, что Кейзерлинг с самого основания эскадры чувствовал себя очень уверенно, не предполагая ни на минуту, что эскадра может обойтись без него. Он пренебрегал законом, принятым государственным Сеймом об отмене титулов и в официаль¬ных сношениях и бумагах подписывался графом, вел широкий образ жизни и не обращал внимания на предостережения некоторых друзей и знакомых, хотя знал отлично, что его будущий заместитель, капитан 2 ранга Спаде вполне подготовлен к занятию поста Командующе¬го Эскадрой. Гром грянул. Камнем, о который споткнулся Кейзерлинг, оказались напитки, которые морские офицеры по положению имели право беспошлинно привозить из-за границы. Адмирал обвинили в провозе контрабандных напитков, что, конечно, никакого основания под собой не имело. Как бы то ни было, Кейзерлинг был уволен отставку с пенсией и мундиром, а кап. 2 р. Спаде со скорбным выражением лица стал принимать от него дела и эскадру. После утверждения в должности он был вскоре произведен в капитаны 1 ранга, а года через 2 — в ад¬миралы. Окончание следует.
Smith: Окончание. Ч.5 № 51. стр. 88-96. И. Зарин 15 ЛЕТ В ЛАТВИЙСКОМ ФЛОТЕ. (Окончание) Уволенный от службы адмирал граф Кейзерлинг был, безусловно, незаурядной личностью и имел все дан¬ные для того, чтобы быть хорошим моряком и командиром. Прибыв однажды в Либаву на инспекторский смотр, он был приглашен в Морское Собрание на торжественный обед по случаю 30-летнего юбилея его пребывания в офицерских чинах. После поднесения подарка от всех офицеров, Кейзерлинг произнес речь, в которой подчеркнул, что он всегда стремился привить молодому латвийскому флоту лучшие традиции старого российского флота и что он теперь, к великой своей радости, убедился, что его труды увенчались успехом. Чествование затянулось далеко за полночь. Кейзерлинг досидел с 3-4 храбрецами до подъема флага, и с последним аккордом сигнальных горнов на кораблях он вышел из собрания и отправился на суда на инспекторский смотр, который и был произве¬ден по всем требованиям устава на всех 6-ти судах. Свою деловитость Кейзерлинг показал еще во время постройки обеих подлодок и заградителей во Франции, когда он, бывало, ознакомившись с жалобами инженер-контролеров, строго требовал от французов соблюдения параграфов договора, не останавливаясь перед угрозами довести дело до юрисконсульта Морского Министерства Франции. Его уход особенно почувствовали старые офице¬ры (бывш. офицеры Российского флота). Новый командующий кавторанг Спаде решил сразу применить пословицу: «новая метла чисто метет». Это бы-[89]ло бы недурно, если бы не его политика крайнего протекционизма к молодым офицерам, перешедшим на морскую службу из армии. На адмиральский ко¬рабль он назначил старшим офицером бывш. поручика тяжелой артиллерии, кончившего курс рижской мореходной школы и проплававшего 2-3 летних кампании на заградителях. Этот молодой человек, замещая однажды командира на походе из Либавы в Ригу, приказал вахтенному начальнику, несмотря на протесты последнего, отклониться от курса н недалеко от Виндавы пройти между остовом парохода, погибшего во время бури, и буем, его ограждавшим. В итоге — прорванное на расстоянии 20 метров дно корабля. Благодаря хорошо налаженной трюмной системе и обилии водонепроницаемых переборок на бывшем немецком корабле, каковым был наш «Virsaitis», удалось дойти до Устъ-Двинска и встать на «слип». Ремонт обошелся в 10.000 лат, а виновный вместо отстранения от должности получил только 10 суток ареста на корабле. Та же политика велась и по отношению к другим моло¬дым офицерам: усиленное и ускоренное продвнжение, вклю¬чая награждение орденами. Радиографист унтер-офицер подлодке «Ronis» был уже через 9-10 лет ко¬мандиром той же подлодки и капитаном 2 ранга. Это продвижение не по заслугам и талантам было предметом возмущения как во флоте, так и в армии. Первым визитом заграницу с новым Командующим эскадрой был поход в Гдыню, куда эскадра была приглашена еще во время юбилея латвийского флота. В Гдыне эскадра пробыла 4 дня. В первый день офицеров латвийской эскадры принимал командир подводного плавания кап. 2 р. Плавский, устроивший обед на матке подв. плавания. Поляки-подводники показали свое широкое гостеприимство и радушие. На второй день наш друг кап. 2 р. Сольский (бывш. лейт. Гв. Эк.) устроил у себя интимный обед для своих бывших сослуживцев: Спаде, меня и командира «Virsaitis’а» бар. Фитингофа. Из поляков был только военный атташе (кончивший Алексеевское военное училище в Москве). На третий день состоялся бал в честь офицеров латвийской эскадры, устроенный в небольшом здании морского офицерского собрания. Было доволь-[90]но мило, хотя некоторые находили этот бал неудачным. В последний день был прием на нашем адмиральском корабле. Польским гостям наш прием понравился, большинство гостей ушло с корабля в 3 часа утра ( прием начался в 8 час. вечера), а два штаб-офицера пробыли на корабле до 6 час. утра, когда уже машины давали пробные обороты. Сразу после их ухода «Virsaitis» плавно отошел от берега и нагнав, при выходе остальные корабли, дал полный ход с курсом на Либаву. В 1935 году латвийская эскадра посетила портовый город Киль. Поход в Германию был совмещен с посещением литовского порта Мемель (Клайпеда) и визитом к шведам в морскую базу Карлскона, славившуюся музеем галионных фигур со старых парусных судов. Литовцы приняли нашу эскадру очень радушно. Запом¬нился прием у Клайпедского губернатора, женатого на гра¬фине Зубовой. Германия к этому времени была уже в руках национал-социалистов и везде мы натыкались либо на свастику или не портрет вождя — Гитлера. Подойдя к пристани, мы увидели, что у стенки стоят пришвартовавшись 4 германских подводных лодки около 600 тонн водоизмещения. В это время немцы вопреки мирному договору начали стро¬ить усиленным темпом свой новый военный флот. Все офицеры — бывшие подводники 1917-18 г.г. были призваны на действительную службу и «заделаны» командирами лодок. Немцы опять высказали пожелание осмотреть наши лодки. Адмирал Спаде согласился, при условии, чтобы и немцы показали свои. Немцы не согласились. В качестве офи¬цера связи был прикомандирован лейт. фон Эрн, говоривший сносно по-русски. Визит эскадры длился три дня. Утром при подъеме флага нашему оркестру приходилось играть 3 гимна: латвийский и два немецких. Во время испол¬нения двух последних гимнов даже торговец бананами и мороженщик на пристани стояли навытяжку с поднятой правой рукой. Германский народ упивался новым режимом. Перед отбытием из Киля, на «Virsaitis», после официального прощального обеда наша молодежь объедини-[91]лась с немецким офицером связи в кают-компании, где они продолжали выпивку. Интересуясь ближайшими планами нацистских верховодов, молодежь старалась получить какую-нибудь информацию от офицера связи. К концу вечера немец окончательно раскис, его язык развязался и он изрек: «Скоро, скоро все границы на востоке от Германии исчезнут, все сравняется и возникнет одно большое арийское государство». — «А где будет столица этого мощного государства?», — спросил один из латвийских офицеров. Немец поднял усталую голову и пробормотал: «Конечно в Германии — Берлин». На следующее утро мы покинули Киль. Последующие годы промчались быстро. Суда эскадры ходили но программе летние занятия, упражнения, стрельбы и маневры. Из маневров запомнился прорыв адмиральского корабля через Ирбенский пролив. В Рижском заливе его должны были отыскать и обстрелять оба заградителя и матка подв. лодок, а под утро, около Усть-Двинска, обе лодки должны были «потопить» прорвавшейся корабль. Командир корабля, пройдя Ирбенский пролит, пошел полным ходом вдоль правого берега, рассчитав, что корпус корабля в темноте летней ночи сольется с контуром берега; под утро легкий туман помешал подлодкам атаковать «неприятеля», адмиральский корабль бла¬гополучно проскочил мимо Усть-Двинска и пошел по Двине в Ригу. Зимой на кораблях производился ремонт, а весной суда становились в док для ремонта подводных частей и ок¬раски. В 1938 году ранней весной я был переведен в под¬водный дивизион дивизионным инж. механиком и произведен в кап. 2 ранга. Обычно подв. лодки подвергаются капитальному ре¬монту через 10 лет со дня спуска на воду. Наши лодки проплавали 11½ лет и их механизмы требовали капи¬тального ремонта. Французские заводы, строившие лодки приготовились принять их в капитальный ремонт, но затрата необходимых для ремонта лодок и содержания за границей инженеров-контролеров и части команды гро-[92]мадных сумм заставляла призадуматься над ассигновкой денег. Ежегодного зимнего ремонта было недостаточно, поэтому рискнули после долгих переговоров и совещаний произвести капитальный ремонт в мастерских машинного завода «Тосмаре» (бывш. портовых мастерских порта Александра III). Главный надзор и контроль был поручен мне. Ремонт был произведен в 4 месяца, лодки совер¬шили пробные пробеги, погружения, стрельбы из минных аппаратов и были приняты комиссии. Благодаря этому удалось сэкономить на ремонте около полумиллиона лат. После испытаний лодок я был награжден орденом «Вестурса — 4-ой степени». В феврале 1939 г. я был командирован в Гдыню, ба¬зу польского военного флота, для ознакомления со специальным прибором для испытания торпед на ходу. Такой аппарат предполагалось приобрести для нужд наших подлодок. Я остановлюсь немного подробнее на моей поездке, так как она состоялась за несколько месяцев до событий, приведших ко 2-ой всемирной войне. Я, со своим помощником, минным офицером М., сели в скорый поезд Рига - Берлин. В наш вагон поезда, шедшего через Лит¬ву и пресловутый польский коридор, на одной из станций Восточной Пруссии с шумом вошли три молодых лейтенанта германской армии. Нас в купе было двое латвийцев. Немцы заняли 3 места против нас. На границе из Прус¬сии в польский коридор в вагон вошел польский железнодорожный жандарм для проверки паспортов. Про¬сунув голову в наше купе и приложив руку к козырьку, бравый сержант попросил у нас паспорта на полчаса для проверки. Мы и два из немцев отдали свои паспорта, третий, насупившись, молчал и смотрел в окно. — «Про¬стите, херр лейтенант! Прошу ваш паспорт на полча¬са» — попросил еще раз поляк. — «Что? паспорт! На кой черт вам мой паспорт?» — заорал юный лейте¬нант — «я и не думаю отдавать кому-то свой паспорт!». Поляк откозырял и ушел, промолвив, что вернется на обратном пути. Мы вышли в коридор. Молодой лейтенант продолжал петушиться: — «Это безобразие какое-то! Когда же это кончится, наконец! Какие мерзавцы!» — Кол-[93]леги кое-как успокоили юнца, вытащили у него из кармана паспорт и отдали его потом вернувшемуся поляку. Эти офицерики направлялись в Берлин, куда были вызваны Гитлером на всегерманское собрание молодых офицеров (по 2 от каждой части), как пояснил нам польский жандарм. В Гдыне польские моряки с удовольствием показали все что нас интересовало, включая мастерские Гдынской базы. Через несколько месяцев наступили тревожные дни конца августа и начала сентября. Война Германии с Поль¬шей началась. Латвия объявила свой нейтралитет. 2-го или 3-го сентября рано утром перед воротами Либавского военного порта появилась рыбачья шхуна, шедшая под мото¬ром, но с поднятым парусом. Шхуна не поднимала флага национальности, но подняла сигнал — просьбу разрешить войти в военный порт. Когда шхуна подошла к стенке базы подв. лодок, из нее вылезли 4 офицера польского флота. На шхуне находилось еще 3-4 сержанта. Это уже не были те блестящие офицеры с гордой выправкой, какими я их знал раньше. Изнуренные, немытые и бледные, они рассказали, что им чудом удалось проскочить через германские дозоры перед Гдыней. Мы тогда и не подозревали, что и наш конец не за горами. Через полтора месяца в Латвии произошло событие, ко¬торое можно было бы назвать началом конца. Советский Союз потребовал от Латвии (как и от Эстонии и Литвы) уступки трех пунктов на территории Латвии для устройства баз, которые должны были быть укреплены против возможного нападения неприятеля с Запада. Впоследствии, когда мы спрашивали советских моряков, кто эти враги, они отвечали, смеясь: «да это ведь наши теперешние друзья — немцы!». Для устройства баз были уступлены: Либавский воен¬ный порт. Виндавский торговый порт и участок около станции Прекульн (для устройства аэродрома). СССР потребовал немедленно приступить к очистке уступленных районов. Пришлось срочно начать эвакуацию военного пор¬та, переброску базы подводных лодок со складами, ма-[94]стерскими и канцеляриями; в Ригу подлежали перевозке также и склады адмиральского корабля «Virsaitis» вместе с запасами каменного угля. Все было приготовлено к перевозке в кратчайший срок — в 5 дней. Поздней ночью «Virsaitis», обе подлодки, матка подлодок и оба заградителя, нагруженные «по горло», отошли от стенки подв. плавания и вышли через разведенный мост на внешний рейд и в море. Прощай Либава, прощай военный порт!» — На внешнем рейде высилась темная громада советского крейсера «Киров», который вошел в портовый канал сразу после нашего ухода. В Риге корабли выгрузили все добро подв. плавания в Андреевской гавани, рядом с таможней. Последующие события разворачивались постепенно. 18-го ноября — национальный праздник Латвии был отпраздновать в последний раз, о чем никто еще и не думал. Состоялся парад войск, на котором, наряду с иностранными военными агентами присутствовала внушительная группа советских армейских и морских офицеров. Зима прошла спокойно. Весной корабли ремонтировались и красились около мастерских Усть-Двинской верфи. В одно прекрасное утро я возвратился на автобусе из Усть-Двинска. Подъезжая к Двине мы, пассажиры автобуса, были поражены необычайной картиной: на обоих берегах Двины, на каждом конце моста стояли советские танки в боевом положении. Через 5-6 недель Латвия была «добро¬вольно» принята в семью советских республик под инициалами: Л.С.С.Р. Флот и армия перешли под командование советского начальства. «Virsaitis» и оба заградителя были зачис¬лены в Балтийский Советский флот тральщиками, а лодкам было приказано перейти обратно в Либаву. Команда лодок, сплошь состоявшая из сверхсрочнослужащих была отпущена. Остался один сержант-моторист, кото¬рый помогал советским мотористам запускать дизель-моторы. Когда, через год, началась война Германии с Советами, подлодки были, по приказанию нач. штаба военного порта, затоплены. Их следовало взять на буксир и довести, по крайней мере, до Ревеля, но в суматохе об этом никто [95] не подумал. Нам потом передавали, что виновный в этом упущении нач. штаба советский кап. 2 р. был расстрелян. Старшие офицеры флота: адмирал, командиры судов, три инженер-механика и все офицеры и морские чиновники, служившие в Российском флоте, были уволены от службы. На судах остались все остальные офицеры; некоторые из них погибли во время войны. Еще до увольнения от службы офицеров состоялась приемка советскими моряками торпедных мастерских, складов торпед и инвентаря судов. Я сдавал имущество симпатичному и очень интеллигентному советскому капитан-лейтенанту, который прибыль с двумя помощниками-специалистами по торпедному делу. За две недели до объявления войны Германией, в Риге и остальных городах Латвии были совершены депортации-высылки нежелательных элементов из населения — около 33.000 человек. Из морских чинов были увезены адм. Спаде, кап. 2 p. Месия, Кушке, Брудер и еще 4 офицера. Так кончилась моя морская карьера в Латвийском флоте. И. В. Зарин
kerbyol: Морские Записки № 55 - 1961 г Продолжение 1 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 55 - 1961 г Продолжение 1 Продолжение 2 следует С уважением
Рамзес: kerbyol - большое Спасибо Вам за сохранение Памяти о том что давно уже стало Историей.
kerbyol: Рамзес - Рада стараться
kerbyol: Морские Записки № 55 - 1961 г Продолжение 2 Продолжение 3 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 55 - 1961 г Продолжение 3 Продолжение 4 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 55 - 1961 г Продолжение 4 Продолжение 5 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 55 - 1961 г Продолжение 5 Продолжение 6 и конец следуют С уважением
kerbyol: Морские Записки № 55 - 1961 г Продолжение 6 Морские Записки № 55 - 1961 г Конец С уважением
kerbyol: Морские Записки № 59 - 1965 г Продолжение 1 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 59 - 1965 г Продолжение 1 Продолжение 2 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 59 - 1965 г Продолжение 2 Продолжение 3 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 59 - 1965 г Продолжение 3 Продолжение 4 следует С уважением
kerbyol: Морские Записки № 59 - 1965 г Продолжение 4 Продолжение 5 следует С уважением
полная версия страницы