Форум » Книги, журналы, статьи » Морские записки (1958-1962 гг.) (продолжение) » Ответить
Морские записки (1958-1962 гг.) (продолжение)
Smith: День добрый. Последнее время занимаюсь вычиткой и правкой эмигр. журнала "Морские записки" (№№ 48-54, 56). Если кого-нибудь из уважаемого сообщества что-то из нижеприведенного списка заинтересует, буду выкладывать помаленьку Ну и, собственно, содержание номеров: № 48 1. Транспорт «Анадырь» - первый поход за углем. 2. Девиатором на советских судах в 1945-46 гг. в Финляндии. Д. И. Дараган...3 Вице-адмирал А. И. Непенин (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...14 Первый выстрел по Босфору. Памяти контр-адмирал князя Н. С. Путятина. Кап. 1 ранга В. А. Потапьев...41 «Английский социалист» Руссель. А. Г. Тарсаидзе...44 Краткий очерк действий флота при эвакуации Крыма в 1920 г. Окончание...47 1. Новое о Советском флоте 2. Краткий обзор современного состояния флотов всех морских держав Стар. лейт. К. И. фон Нотбек...63 15 лет в Латвийском флоте. Продолжение. Инж. Мех. Кап. 2 р. И. Зарин, Л. Ф....72 Библиография...77 № 49 Советско-германская война на Балтийском море 1941-45. Стар. лейт. К. фон Нотбек...3 Вице-адмирал А. И. Непенин (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...21 Африканские воспоминания. С. А. Степанов...50 15 лет в Латвийском флоте. Продолжение. Инж. Мех. Кап. 2 р. И. Зарин...63 В дни русской смуты. Инж. Мех. лейт. Н. З. Кадесников...72 Морская выставка в Нью-Йорке. Г. В. Месняев...84 Библиография...88 № 50 Краткий исторический очерк Морской пехоты в русском флоте. Г. Н. Таубе...3 Вице-адмирал А. И. Непенин (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Дудоров...24 Советско-германская война на Балтийском море 1941-45. Стар. лейт. К. фон Нотбек...52 Участие русской военно-морской эмиграции в учебной подготовке офицерского состава Югославянского флота...68 15 лет в Латвийском флоте. Продолжение. Инж. Мех. Кап. 2 р. И. Зарин...71 № 51 Краткий исторический очерк Морской пехоты в русском флоте. Г. Н. Таубе...3 Вице-адмирал А. И. Непенин (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров. 31 Советско-германская война на Балтийском море 1941-45. Стар. лейт. К. фон Нотбек...67 15 лет в Латвийском флоте. Продолжение. Инж. Мех. кап. 2 р. И. Зарин...88 Владивостокские номерные миноносцы 1904-1905. Инж. Мех. кап. 1 р. В. П. Орлов-Диаборский...96 Библиография...99 № 52 Упущенная возможность. Проф. А. Д. Бубнов...3 Вице-адмирал А. И. Непенин (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...16 Военно-морские действия в Черном море во вторую Мировую войну. П. А. Варнек...39 Памяти кап. 2 р. князя В. Н. Урусова. П. Е. Стогов...60 Эск. миноносец «Новик». Н. В. Кемарский...77 Библиография...96 № 53 На подводной лодке «Тюлень». Кап. 1 р. М. А. Китицын...3 1. К 50-ти летию Военно-Морского Отдела Николаевской Морской Академии. 2. Влияние опыта войны с Японией на реформы в русском флоте. Проф. А. Д. Бубнов...29 Вице-адмирал А. И. Непенин. (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...41 Военно-морские действия в Черном море во вторую Мировую войну. Продолжение. П. А. Варнек...62 Эск. миноносец «Новик». Продолжение. Н. В. Кемарский...86 Новое о советском флоте. Очередная сводка. Стар. лейт. К. фон Нотбек...100 № 54 Капитан 1-го ранга М. А. Китицын. Г. Н. Таубе...3 Мои воспоминания о капитане 1-го ранга М. А. Китицыне. М. А. Юнаков...24 Жуткие дни… Агония Черноморского флота. Я. В. Шрамченко...41 Влияние прогресса техники на военно-морскую идеологию. Проф. А. Д. Бубнов...81 Вице-адмирал А. И. Непенин. (Опыт биографии). Продолжение. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...88 Из прошлого. М. М. Тьедер...120 Военно-морские действия в Черном море во вторую Мировую войну. Продолжение. П. А. Варнек...126 Воспоминания. Д. И. Дараган...146 Эск. миноносец «Новик». Продолжение. Н. В. Кемарский...148 Контр-адмирал Б. А. Вилькицкий. П. А. Варнек...165 1. Новое о Советском флоте. 2. Обзор состояния современных флотов. К. фон Нотбек...167 Библиография. 1. Нормандская теория. 2. Морской справочник Weyers Flottentaschenbuch на 1961 г. 3. L’enigme des sous-marins Sovietiques Lieut. de Vaisseau Clode Huah...177 № 56 Еще о защите Ирбенского пролива в кампанию 1915 года. Н. Ю. Фомин...3 Верховный Правитель Адмирал А. В. Колчак. Кап. 2 р. Н. С. Чириков...20 Открытие памятника адмиралу Макарову в 1913 году. А. В. Зернин...39 Вице-адмирал А. И. Непенин. (Опыт биографии). Окончание. Контр-адмирал Б. П. Дудоров...44 К 50-летнему юбилею выпуска 1912 года...67 Военно-морские действия в Черном море во вторую Мировую войну. Продолжение. П. А. Варнек...70 Эск. миноносец «Новик». Окончание. Н. В. Кемарский...89 Библиография библиографии морского дела. Н. Гуляев...107 С уважением, Константин.
Ответов - 39, стр:
1 2 All
kerbyol: Морские Записки № 59 - 1965 г Продолжение 5 Продолжение 6 и конец следуют С уважением
kerbyol: Морские Записки № 59 - 1965 г Продолжение 6 Морские Записки № 59 - 1965 г Конец С уважением
Автроилъ: Спасибо!
kerbyol: Уважаемый Автроилъ Шикарный букет ! Обязательно поделюсь с Софией Миткевич. С уважением
Smith: № 50, стр. 68-71 УЧАСТИЕ РУССКОЙ ВОЕННО-МОРСКОЙ ЭМИГРАЦИИ В УЧЕБНОЙ ПОДГОТОВКЕ ОФИЦЕРСКОГО СОСТАВА ЮГОСЛАВЯНСКОГО ФЛОТА Вскоре по своем образовании после 1-ой мировой вой¬ны, Югославия приступила к учебной подготовки офицерского кадра для своего молодого флота. Весной 1923 года было открыто в Дубровнике Военно-Морское Училище, с научным рангом высшего учебного заведения, для преподавания в коем были, — согласно желания Регента, в впоследствии короля Александра, — при¬глашены русские морские офицеры из эмиграции. В первую очередь быль приглашен бывший профессор Императорской Николаевской Морской Академии контр-адмирал А. Д. Бубнов, который принял на себя преподавание в Училище Истории военно-морского искусства, Стратегии, Тактики, Фортификации и Международного права. Одновременно был приглашен корабельный инженер генерал-майор Н. И. Егоров для преподавания Теории ко¬рабля и Корабельной архитектуры; впоследствии, по его уходу в отставку, на его место был назначен корабель¬ный инженер полковник М. А. Зозулин. Несколько позднее был приглашен для заведывания Навигационным ка¬бинетом старш. лейт. П. И. Бунин, который впоследствии принял на себя преподавание Мореходной астрономии. Из изложенного видно, что преподавание всех главных предметов в Югославянском Военно-Морском училище было в руках русских морских офицеров, причем такое положение вещей продолжалось за все время [69] существования, в течении свыше 20 лет Югославянского Королевства. В 1930 году при непосредственном участии А. Д. Бубнова, была организована Высшая военно-морская школа, по образцу Военно-Морского отдела русской Николаевской Морской академии; обучение в этой школе продолжалось два года и в ней подготовлялся командный состав Югославянского флота. В Высшей школе А. Д. Бубнов занял кафедру Истории военно-морского искусства и стратегии. Вместе с тем А. Д. Бубнов, в течении всего существования Школы, руководил, — введенной им, — военно-морской игрой, а так же практическими занятиями слушателей по решению стратегических и тактических задач в связи с обороной побережья Адриатического моря. Здесь нельзя не отметить, что Верховное командование Английского флота, в лице 1-го лорда Адмиралтейства сэра Вильяма Фишера, обратило внимание, на некоторые новые достижения югославянской военно-морской науки — в частности в области теории господства на море и стратегии так называемых «оперативных отрядов», — нашедших себе подтверждение во время 1-ой мировой войны; эти достижения, формулированные в труде А. Д. Бубнова «Стратегия; ведение войны на море», послужит предметом изуче¬ния соответствующих органов английского флота. Кроме непосредственного участия в обучении офицерского состава Югославянского флота, несколько русских морских офицеров, а именно: кап. 2 р. Макаров и Карпов, лейт. Гриценко и Гончаревский, кор. инж. Лебеданский, Корпуса морск. арт. ген.-майор Рачинский и мичман Черняев — работая в составе соответствующих учреждений Морского Ведомства, — значительно содействовали развитию и усовершенствованию артиллерийского и минного дела на флоте, ремонта судов и стрельбе крепостной артиллерии. В период времени между 1-ой и 2-ой мировой войной в Югославии был издан на сербско-хорватском языке ряд капитальных трудов русских военно-морских авторов а именно: 1. А. Д. Бубнов: «История военно-морского искусства», 3 тома. 2. Г. Рачинский: «Оборона берегов». 3. А. Карпов: «Десантные операции». [70] Этим было исключительно русскими военно-морскими писателями положено прочное основание военно-морской литературы на сербско-хорватском языке. Ибо за этот период времени не появился ни один хоть сколько-нибудь значительный труд из под пера представителей югославянского флота. Сколь значительна и плодотворна была роль русской морской эмиграции в деле подготовки и обучения офицерск. состава югославянского флота можно судить по тому, что деятельность и научные труды контр-адмирала А. Д. Буб¬нова отмечены в издаваемой ныне Югославянской мор¬ской энциклопедии, каковой чести никто из представителей югославянской военно-морской силы не удостоился.
Smith: № 52, стр. 3-16. Проф. А. Д. Бубнов. УПУЩЕННАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ Не подлежит, конечно, сомнению, что в войне с Японией нашу морскую силу преследовал ряд несчастий и что обста¬новка на море почти постоянно складывалась не в нашу пользу. Однако — сколь и не была эта война для нас дей¬ствительно «несчастной», — все же в ее течении был один момент, когда эта обстановка сложилась для нас особенно благоприятно, и, будь этот момент надлежащим образом использован, военные действия на море приняли бы такой оборот, что исход всей войны мог бы быть совсем иной, чем оказался в действительности. После гибели «Петропавловска» 12 апреля 1904 года стратегическая обстановка на Желтом море настолько для японцев улучшилась, что настала для них, наконец, возможность разрешить, поставленную японскому флоту планом войны, задачу полного обеспечения морских коммуникаций по этому морю. Гибелью «Петропавловска» главные силы нашей эскадры в Порт-Артуре были сведены на 3 броненосца и 1 броне¬носный крейсер, в то время как Того располагал в Желтом море 6-ю броненосцами и 4-ми броненосными крей¬серами. При таком соотношении можно было считать, что господство на море было вполне обеспечено для японцев и они могли бы без труда воспрепятствовать всякой попыт-[4]ке наступательных действий значительно ослабленной нашей порт-артурской эскадры, тем более что на великое наше несчастье на «Петропавловске» погиб Начальник Эскадры неустрашимый, решительный и высокоодаренный вождь — адмирал С. О. Макаров, отсутствие коего в критические дни мая месяца во главе эскадры имело, — как увидим ниже, — тяжелые для России последствия. Считая после гибели «Петропавловска» господство на море вполне обеспеченным тесной блокадой Порт-Артура, адмирал Того дал наконец в середине апреля разрешение на массовые перевозки японских войск по Желтому морю в Манджурию. Этого распоряжения с нетерпением ожидало японское Верховное Командование, ибо исход войны непосредственно зависел от быстроты сосредоточения японской армии на полях Манджурии и весь план войны был поэтому основан на срочности морских перевозок, сколь возможно скорее после начала военных действий. Однако до гибели «Петропавловска» адмирал Того не давал разрешения на высадку войск на берегах Манджурии, считая что господство на море у этих берегов еще не в достаточной мере обеспечено и этим поставил под сомнение успех всего японского плана войны. Но обстановка в середине апреля решительно изменилась в пользу японцев, — конечно не столько от того, что наша эскадра после гибели «Петропавловска», лишилась одного броненосца, сколько от того, что на нем погиб адмирал Макаров, энергии коего, военного дарования и предприимчивости адми¬рал Того весьма опасался. С тех пор как адмирал Макаров прибыл в Порт-Артур, оперативная деятельность эскадры, коя до тех пор была сведена на минимум, немедленно ожила и Того опасался, зная свойства адмирала Макарова, что даже с теми незначительными силами, коими он располагал в Порт-Артуре, он сможет серьезно угрожать японским морским сообщениям по Желтому морю. Особенно же ад¬мирала Того озабочивала мысль о том, что произойдет, когда будут поправлены, поврежденные в начале войны, русские боевые суда и адмирал Макаров окажется тогда во главе довольно мощной эскадры. Поэтому-то гибель адми-[5]рала Макарова освободила адмирала Того от этих сомнений и уже через несколько дней после гибели адмирала Макарова, японские войска начали высаживаться на берегах Манджурии, в тылу Порт-Артура. Гибель адмирала Макарова поражающе повлияла на боеспособности нашей эскадры, ибо сильно ослабила дух ее личного состава. Начальник Эскадры, последовавший адмиралу Макарову в порядке старшинства, считал, что его главная задача состояла в том, чтобы сохранить суда эскадры до прихода на Дальний Восток эскадры адмирала Рожественского, которая спешно вооружалась в Балтийском море; с этого момента оперативная деятельность, — даже легких судов Порт-Артурской эскадры совсем прекратились, ибо новый начальник эскадры тому противил¬ся, опасаясь потерь. Но все же среди младших офицеров в Порт-Артуре дух инициативы и предприимчивости не быль совсем подавлен и некоторые из них начали упорно искать возмож¬ности активных действий. В Порт-Артуре находился минный заградитель «Амур», который быль построен специально для постановки больших минных заграждений и который являлся прототипом этого разряда судов, созданных русским кораблестроением. Командир «Амура» был капитан 2-го ранга Иванов, который прибыл из Порт-Артура в составе группы офицеров, сопровождавших адмирала Макарова, лично им избранных. Так как, после гибели адмирала Макарова, нельзя было использовать не только большие боевые суда, но даже и ми¬ноносцы дли наступательных операций, вследствие отрицательного к сему отношения нового командования эскадрой, группе молодых офицеров, во главе с кап. 2 р. Ивановым, при¬шла мысль использовать для этой цели «Амур», — тем более, что вследствие неосторожности самих японцев этому представлялся подходящий случай. Дело в том, что с тех пор как началась высадка японских войск на берегах Манджурии вбли-[6]зи Порт-Артура, «дежурный отряд», составленный 3-х броненосцев японского флота крейсировал днем перед Порт-Артуром, чтобы немедленно пресечь всякую попытку выхода русских судов из Порт-Артура в море; этот дежурный отряд крейсировал на виду Порт-Артура каждый день неизменно теми же курсами, так что наши офицеры наблюдением с высоты Ляотешана смогли точно определить эти курсы и нанести их на карту, причем им пришла мысль поставить поперек этих курсов минное заграждение с «Амура». Кап. 2 р. Иванов запросил тогда у командования эскадры позволение исполнить эту операцию. После продолжительных колебаний Начальник Эскадры согласился, но при непременном условии, что «Амур» не удалится от Порт-Артура больше чем на 7 миль, чтобы оставаться под защитой береговых батарей. Хотя зона, в которой обычно крейсировал японский «дежурный отряд» находилась в расстоянии 10-11 миль от Порт-Артура, кап. 2 р. Иванов удовлетворился этим разрешением, ибо ему нужно было лишь получить разрешение на выход в море, а там он про себя твердо решил, что как только выйдет в море, то неукоснительно доведет задуманную операцию постановки заграждения до конца, не считаясь с ограничениями, которые ему начальник эскадры поставил. Операция эта была очень трудно выполнима и опасна. Выполнить ее ночью было невозможно, ибо всякую ночь до порт-артурскому рейду крейсировали многочисленные япон¬ские миноносцы, которые бы немедленно атаковали и потопили «Амур», при попытке его выйти в море под покровом темноты. Вместе с тем необходимо было поставить заграждение так, чтобы японцы это не заметили, и потому в распоряжении командира «Амура» оставалось короткое время на заре, когда японские миноносцы покидали воды Порт-Артура, а «дежурный отряд» еще не появлялся, что¬бы их сменить в блокадной службе. Так как этот промежуток времени был довольно неопределенным, необходимо было при выполнении операции, считаться с риском внезапного появления на горизонте «дежурного отряда» во время ее выполнения, и тогда, конечно, вся операция была [7] бы обречена на неуспех, а сам «Амур» вероятно был бы японцами потоплен. Благоприятная обстановка для выполнения этой операции сложилась 14 мая: на заре перед Порт-Артуром появился густой туман, и «Амур» немедленно вышел в море. Гарнизон Порт-Артура со страхом и трепетом наблю¬дал с высот выход «Амура» в море, ибо клотики его мачт торчали из низкой полосы тумана. Когда «Амур» находился уже близко к своей цели — т. е места, где дол¬жно было быть поставлено заграждение — появились вдали мачты «дежурного отряда», который быстро приближался, но «Амур» из-за тумана не видел. Когда «Амур», поставив заграждение, повернул назад, «дежурный отряд» находился от него всего лишь на расстоянии 5 миль, но сча¬стье ему благоприятствовало, ибо туман разошелся как раз после того, как он вошел в Порт-Артур; разойдись он на каких-либо полчаса раньше «Амур» был бы унич¬тожен, а операция не имела бы успеха, ибо ее тайна была бы японцам открыта и заграждение вытралено. На следующий день 15 мая около 11 часов японский «дежурный отряд», в составе 3-х броненосцев и 2-х легких крейсеров попал на заграждение, причем бро¬неносец «Хатсузе» и «Яшима» получили тяжелые повреждения; чтобы эти суда могли справиться со своими повреждениями, «дежурный отряд» застопорил машины, а в 12 часов «Хатсузе» наскочил на вторую мину и немедленно потонул. После этого броненосец «Шикишима» попытался взять на буксир поврежденного «Яшиму», что ему удалось лишь после продолжительных попыток, и лишь в 15 часов отряд начал медленно удаляться от Порт-Артура, но в 17 часов буксир лопнуть, и «Яшима» в свою очередь потонул. Из этого видно, что японский «дежурный отряд», на¬ходясь в бедственном положении, оставался на виду Порт-Артура больше 4-хъ часов. Но так как начальник нашей эскадры твердо держался своего решения о сохранении во что бы то ни стало своих боевых судов, он не предпринял почти никаких оперативных мер, чтобы эксплуатировать блестящий результат операции «Амура». [8] Когда с наблюдательных постов было доложено, что два японских броненосца подорвались на минах, несколько офицеров энергично требовали от Начальника Эскадры, чтобы он приказал срочно развести пары на всех бое¬способных судах эскадры, с тем чтобы эскадра немедленно шла в море, как только пары будут подняты. Но Начальник Эскадры на это не согласился, а дал лишь позволение на то, чтобы вышли в море миноносцы. Около 12 часов минная флотилия вышла в море и попыталась атаковать броненосец «Шикишиму», но была отбита легким крейсером и вынуждена была вернуться под защиту береговых батарей. Насколько всем, кроме начальника эскадры, была очевидна необходимость использовать создавшуюся исключительно благоприятную обстановку и выйти в море, видно на пример потому, что броненосец «Полтава», который в момент бедствия японского «дежурного отряда» был под парами, немедленно отдал свои швартовы, и двинулся, по инициативе командира, к выходу на рейд, ибо он был уверен, что эскадра выйдет обязательно в море; но сигналом адмирала ему было приказано вернуться назад на свои швартовы в гавани. В тот момент, когда 14 мая в японском «дежурном отряде» произошла катастрофа и японцы потеряли два броненосца из 6-ти, которые составляли их главные силы, стратегическая обстановка на театре военных действий в Желтом море была нижеследующая: В открытой и неукрепленной бухте Ентоу на берегах Манджурии в Корейском заливе, высаживались передовые части 2-ой японской армии силой в 2 ½ дивизии; войска были уже высажены и устраивались на берегу, а на самом морском берегу у воды были разбросаны орудия, обозные телеги, лошади, боевые запасы, артиллерийские парки и разный материал. На рейде перед этим берегом стояло на якоре, — под защитой нескольких малых устаревших бо¬евых судов, около 20-ти еще не разгруженных транспортов. Большое число пустых транспортов находилось на возвратном пути в Японию и должно было пройти в те-[9]чение 16, 17 и 18 мая сквозь Шантунгский пролив, отделявший Корейский залив от Желтого моря. 17 мая должна была вый¬ти из Корейских портов Чинампо и Нанендзы в Ентау — под защитой трех совсем устарелых боевых судов, — 10-ая дивизия 2-ой армии, посаженная на двадцати тран¬спортах, 14-го и 15-го мая двинулась из Японии в Ентау вторая часть 2-ой армии силой в 1 ½ пехотных и 1-ой кавалерийской дивизии; эти войска были посажены на 70-ти транспортах и шли без всякой зашиты. Эта транспортная флотилия должна была, — по группам — пройти на пути в Ентоу через Шантунгский пролив в течение 16, 17 и 18-го и следующих дней. Таким образом в течение первых критических дней после гибели «Хатсузе» и «Яшима» почти весь японский транспортный флот находился частью в неукрепленных портах и бухтах побережья Корейского залива, а частью был без всякой защиты в пути на коммуникационной линии Япония — Ентоу. На этом транспортном флоте были 4 японских дивизии, в 2 ½ дивизии находились на незащищенном берегу в Ентоу. Для обеспечения этой огромной десантной операции, ко¬торая протекала в непосредственной близости Порт-Артура, адмирал Того, после гибели броненосцев «Хатцузе» и «Яшима», — располагал в водах Порт-Артура лишь 4-мя броненосцами и 2-мя броненосными крейсерами. Между тем броненосный крейсер «Касуга» столкнувшись ночью с 15-го на 16-ое мая с крейсером «Иошино» ушел в ремонт в Японию, броненосный крейсер же «Асама» выполнял специальную задачу, а адмирал Камимура с 4-мя броненосными крейсерами находился в Японском море и мог бы при¬соединиться к адмиралу Того не раньше 19 мая. Положение, в коем оказался адмирал Того было дей¬ствительно критическое. Так как вследствие ухода «дежурного отряда» блокада Порт-Артура была прервана, надо было ожидать, что русские используют этот благоприятный случай для какой-либо наступательной операции. Важных объектов для такой операции было два: 1) — Корейский залив в тылу Порт-Артура, на берегах коего [10] происходила высадка 2-ой армии, и где на небольшом пространстве было сосредоточено значительное число транспортов с войсками и громадным военным материалом; и 2) — Коммуникационная линия Корейский залив Япония, по которой шли транспорта с войсками из Японии в Манджурию и возвращались в Японию пустые транспортные суда. Адмирал Того мог бы «прикрыть» оба эти операционные направления только лишь немедленным восстановлением прерванной тесной блокады Порт-Артура, для чего он должен был бы со своей эскадрой занять перед Порт-Артуром позицию, которую покинул «дежурный отряд». Находясь со своей эскадрой в момент бедствия «дежурного отряда» на островах Элиот, Того не мог бы рань¬ше ночи 15 мая восстановить блокаду Порт-Артура и таким образом нашим морским силам оставалось целое после-полдня до ночи свободное время для незаметного выхода в море, ибо, вследствие ухода «дежурного отряда», — никаких японских судов перед Порт-Артуром не оставалось. Поэтому, если бы адмирал Того решил двинуться с эскадрой к Порт-Артуру, он должен был бы считаться с тем, что мог бы, — в случае выхода наших морских сил в море — разойтись с ними в темноте и они могли бы тогда неожиданно появиться на заре 16 мая перед Ентоу, в то время как бы он сам находился перед Порт-Артуром, в расстоянии 60-ти миль от Ентоу. О том какова бы была катастрофа, если бы русские суда открыли огонь по скоплению частей 2-ой армии, находившихся на берегу и по транспортам, стоявшим на рейде, и говорить не приходится; — она, конечно, была бы равносильна потери японцами всей войны. Поэтому адмирал Того принял единственное правиль¬ное решение в этой обстановке, а именно — он остался со своей эскадрой из Элиотских островах, в непосредственной близости от Ентоу и этим закрыл самое опасное для японцев операционное направление русских морских сил Порт-Артур — Ентоу. [11] Таким образом операционное направление Корейский залив — Шантунг — Япония осталось совсем открытым и адмирал Того не мог для его прикрытия выделить из состава своей эскадры даже минимальных сил, ибо он не знал точно какими силами мы в данный момент распо¬лагали в Порт-Артуре, так как не знал в какой степени были поправлены, поврежденные в начале войны боевые су¬да; если бы в этот момент хотя бы один поврежденный броненосец был уже исправлен, соотношение сил было бы: 4 наших броненосцев и 1 броненосный крейсер против 4 японских броненосцев и 2 броненосных крейсеров. Это операционное направление могло бы быть прикрыто лишь 19 мая, ибо раньше этого времени адмирал Камимура со своей эскадрой не мог бы прибыть из Японского моря в Шантунгский пролив. Значит русские морские силы, выйдя до наступления ночи на 15-го мая никем не замеченные из Порт-Артура име¬ли перед собой целых трое суток для развития интенсивных наступательных действий против этой жизненно важ¬ной для японцев коммуникационной артерии. Но начальник эскадры не использовал исключительно благоприятно сложившуюся обстановку и, вопреки настояниям чинов своего штаба и эскадры не предпринял никаких сколько-нибудь целесообразных действий. Между тем он в этот момент располагал в Порт-Артуре четырьмя совершенно исправными, новыми крейсера¬ми, главная стратегическая цель коих, помимо разведки, состояла именно в нападении на неприятельские морские со¬общения. Если бы, пользуясь перерывом блокады 15 мая эти крейсера вышли в море и направились бы в Шантунгский пролив, куда прибыли бы на рассвете 16 мая, сие бы имело для японцев катастрофические последствия, ибо — как мы уже знаем — в этот день и в ближайшие затем дни через этот пролив должны были проходить в обоих направлениях многочисленные, груженные войсками и пустые транспорта, так что наши крейсера нанесли бы японской транспортной флотилии громадные потери. [12] Между тем, даже сравнительно незначительные потери в этой транспортной флотилии, могли бы привести к потере войны Японией. Дело в том, что — как уже было сказано — успех японского плана войны был основан на быстром сосредоточении японской армии в Манджурии, чтобы опередить сосредоточение там наших войск, прибывающих по сибирскому пути из России; для достижения этого подъемная способность японской транспортной флотилии была самим планом войны доведена до крайнего напряжения и буквально каждый, даже самый малый транспорт был на счету. В середине мая критичность в вопро¬се морских перевозок в Манджурию еще более заострилась, ибо эти перевозки начались с значительным запозданием против предположений плана войны по той причине, что адмиралу Того не удалось, сразу после начала войны, обеспечить достаточную степень господства на море. При таких условиях потеря японцами, хотя бы даже только десятка транспортов, имела действительно для них катастрофические последствия, ибо наша армия смогли бы опередить сосредоточение их армии в Манджурии. Такое положение вещей создалось потому, что японский план войны был рассчитан на крайнее напряжение всех сил и средств, без малейшего, так сказать, «коэффициента стратегической безопасности» вследствие чего он и был, в действительности, до крайности рискован. Но без этого риска японцы вообще не могли бы и думать, с силами коими располагали, вступить в войну с нами; и к сожалению нельзя не признать, что ошибки нашего морского командования, допустившего внезапное нападение на нашу эскадру японских миноносцев и не использовавшего благоприятную обстанов¬ку 15 мая, значительно способствовали тому что японцы, не¬смотря на крайнюю рискованность своего плана, все же вы¬играли войну. Принимая во внимание во все вышеизложенное видим, что если бы выполнение операции нападения на японские коммуникации Желтого моря в области Шантунгского пролива угрожало потерей даже всех крейсеров, то эта жертва была бы вполне оправдана, ибо она могла бы привести к благоприятному для нас окончанию войны. Но, в сущности говоря, риск такой потери быль минимальный, ибо он мог бы иметь место лишь в случае встречи наших крейсеров с эскадрой броненосных крейсеров адмирала Камимуры, которую адмирал Того вызывал из Японии в Желтое море. Однако даже в случае этой встречи нашим крейсерам, принимая во внимание соотношение скорости хода с японскими крейсерами, ве-[13]роятно удалось бы уклониться и, во всяком случае, избежать больших потерь. А так как эскадра адмирала Камимуры могла прибыть в Шантунгский пролив лишь к 19 мая, то за эти три дня от 16 мая наши крейсера давно бы уже исполнили свою задачу и нанесли японцам непоправимый стратегический урон. Но к неизмерному нашему несчастью адмирала Мака¬рова не было в этот момент уже в живых. Будь он в это время во главе Порт-Артурской эскадры, он, несомненно, сумел бы оценить создавшуюся благоприятную об¬становку, и не только бы выслал в море все крейсера для нападения на японские коммуникации, но лично бы их повел в операцию, как во время своей жизни неоднократно делал при разных действиях в водах Порт-Артура. И тогда бы ход военных действий и их исход обернулся в нашу пользу. Сия упущенная нашим морским командованием воз¬можность прежде всего ясно показывает какое громадное влияние на ход военных действий имеет личность вождя. Затем в этом случае обнаружилось, помимо неспо¬собности нашего командного состава, — исключая конечно адмирала Макарова, — к оперативному руководству морски¬ми силами, незнание основных начал военного искусства. Ис¬кусство это нас учит, что всякая операция — как бы не¬значительна она не была — должна иметь свое определенное место в ходе военных действий: замысел, исполнение и эксплуатация достигнутого успеха; только в таком случае операция может иметь определенное стратегическое влияние на ход военных действий. Между тем так называе¬мые «случайные» операции, задуманные и выполненные без всякой связи с ходом военных действий и без эксплуатации успеха, каковой именно и была операция заградителя «Амур», остаются в стратегическом смысле бесплодными. Командование нашими морскими силами в Порт-Артуре, восприняв замысел группы морских офицеров, во главе с кап. 2 р. Ивановым, о постановке заграждения 14 мая, неукоснительно должна была бы, следуя основным началам военного искусства, предвидеть все необходимые [14] меры для эксплуатации возможного успеха этой операции, и во всяком случае должна была бы в этот день и следующие держать все боеспособные суда под парами, или по крайней мере известную их часть, отвечающую по своей силе составу японского «дежурного отряда». Тот факт, что ничего этого сделано не было показывает, что командование в Порт-Артуре даже и не помышляло на эксплуатацию возможного успеха «Амура». Мало того: если оперативное мышление командования текло по руслу военного искусства, оно бы, восприняв замысел операции заграждения, поставило бы ее на должное место в ходе военных действий и отложило бы ее испол¬нение недели на две-три; дело в том, что в июне должны были войти в строй, после ремонта, поврежденные в на-чале войны два броненосца «Цесаревич» и «Ретвизан», и наше командование располагало бы тогда достаточными си¬лами, чтобы нанести после урока «дежурного отряда»» решительное поражение главным силам японского флота в Желтом море и обеспечить нам господство на этом море, что немедленно принудило бы Японию к капитуляции. Но если наше командование допустило в деле руковод¬ства нашими морскими силами ряд крупных ошибок, то я японское командование не было в этом отношении без греха. Японцы в этой войне первый раз в истории военно-морского искусства применили мины для наступательных целей, забрасывая ими порт-артурский рейд. До тех пор мины в прежних войнах употреблялись исключительно в пассивно-оборонительных целях; вложив же впервые в их употребление наступательную идею, они, однако, не по¬думали о том, что русские могли бы им ответить тем же; они ведь знали, что в Порт-Артуре находится специально для этой цели построенный заградитель «Амур», однако они не приняли никаких мер, крейсируя в водах Порт-Артура, чтобы предотвратить опасность от мин. Эта круп¬ная ошибка в оперативном руководстве стоила им двух броненосцев и едва не привела их к проигрышу войны Замысел японского плана войны был, как известно, [15] основан на внезапном нападении японских миноносцев на нашу эскадру на Порт-Артурском рейде, причем японцы рассчитывали, что потопят такое число наших боевых судов, которое бы им обеспечило бы господство на море немедленно после начала военных действий; между тем скромный результат нападения миноносцев (было лишь повреждено 2 броненосца и 1 легкий крейсер) далеко не оп¬равдали их ожиданий. Однако на следующий день после нападения миноносцев, адмирал Того, хотя и располагал значительным превосходством сил и хотя наша эскадра на рейде находилась в большом смятении, не решился энергично напасть на нее, чтобы добиться господства на море, а ограничился лишь совсем безрезультатной с ней перестрелкой; вследствие этого, как известно, начало перевозок японских войск в Манджурию запоздало больше чем на месяц, и по этой причине развитие военных действий на сухопутном театре войны было поставлено в критическое положение. При составлении японского плана войны не был принят во внимание ни малейший, так сказать, «коэффициент безопасности» для обеспечения успеш¬ного выполнения плана, на случай всегда возможных на вой¬не непредвиденных случайностей и потерь. В основу плана было положено крайнее напряжение всех сил и средств, без всякого «запаса» для возмещения потерь или восстановления неблагоприятно сложившейся обстановки. Вследствие этого при выполнении плана ход военных действий прошел для японцев через ряд кризисов, одним из коих быль случай 14 мая, и успех выполнения плана, то есть выигрыш войны висел для японцев все время, так ска¬зать, «на волоске». Однако, несмотря на это, японцы все же выиграли войну, главным образом потому, что в эти критические моменты наше командование, после смерти ад¬мирала Макарова, держалось пассивно и оказалось неспо¬собным использовать благоприятной обстановки для энергичных наступательных действий. А. Бубнов.
Smith: № 53, стр. 29-32 Проф. А. Д. Бубнов. К ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЮ Военно-Морского Отдела Николаевской Морской Академии. Незадолго до войны с Японией были учреждены в Петербурге при Николаевской Морской Академии краткие военно-морские курсы, кои находились и скромных помещениях Академии, каковая сама в то время ютилась в 3-4 комнатах, прилегающих к Аванзалу Морского Корпуса. На курсах этих преподавались офицерам флота отрывочные сведения из некоторых военно-морских наук, а главная часть учебного времени была посвящена ведению военно-морской игры. Курсы эти далеко не отвечали понятию о планомерном и систематическом обучении высшего военного учебного заведения, каковым, например, была Академия Генерального Штаба, и приобретенные в них знания имели чисто фрагментарный и поверхностный характер. Начальником этих курсов был Начальник Академии бывший одновременно с тем директором Мор¬ского Корпуса, а фактически их негласным руководителем был лейтенант Н. Л. Кладо, который перед открытием этих курсов провел некоторое время во французском флоте и проникся его военно-морской идеологией, о которой нельзя сказать, чтобы она была в те времена на должной высоте. Курсы эти не принесли почти никакой пользы и не имели решительно никакого влияния на подготовку командного состава, под коим наш флот вступил в войну с Японией. [30] Когда после войны с Японией выяснялось, что одной из главных причин нашего поражения было отсутствие у личного состава соответствующих военно-морских познаний, были приняты меры к созданию методического высшего военно-морского образования. Прежде всего краткие военно-морские курсы были обращены в двухгодичные и их научные программы были значительно расширены; на эти курсы поступили офицеры, бывшие участниками войны, и из них впоследствии были почерпнуты первые преподаватели военно-морского отдела Академии. Вместе с тем было приступлено к разработке положения и программ этого отдела, по образцу Академии Генерального Штаба. Одновременно с этим строилось на Васильевском острове отдельное здание для Николаевской Морской Академии, которая должна была иметь три отдела (факультета): военно-морской, гидрогра¬фический и кораблестроительный, из которых первый был по составу преподавателей и числу слушателей обширнее остальных двух. По окончании разработки нового положения и постройки нового здания, Академия отделилась от Морского Корпуса и под самостоятельным начальником, непосредственно подчиненным Морскому Министру, вселилась в свои новые обширные и отличные помещения. Для установления непосредственной связи с оперативным руководством флота непременными членами конферен¬ции Академии были: Начальник Морского Генерального Штаба и представители командующих флотами. Обучение в военно-морском отделе продолжалось три года; в течение первых двух лет проходились все военно-морские науки, и прочие науки, необходимые для раз¬работки планов войны; в течение третьего дополнительного года, на который переходило лишь ограниченное число отличных слушателей, велась главным образом морская игра и слушатели разрабатывали отдельные доклады на военно-морские темы. Летом слушатели присутствовали да маневрах и разных практических занятиях флота, а также решали разные стратегические и тактические задачи. Слушатели, окончившие военно-морской отдел по 1-му разряду получали два года старшинства в чине. Первыми преподавателями военно-морского отдела были: кап. 2 р. Кладо — История военно-морского искусства и стра¬тегии; лейт. Немитц — Прикладная стратегия; лейт. Бубнов [31] (пишущий эти строки) — Общая тактика; лейт. Игнатьев — Артиллерийская тактика; лейт. Гончаров — Минная тактика; кап. 2 р. граф Капнист — Организация; генерал Аренс — История русского флота; генерал Крылов — Кораблестроение; генерал Овчинников — Международное право; лейт. Казимиров — Администрация; полк. Балтийский — Военное дело; проф. Георгиевский — Государственное право: проф. Покровский — Политическая экономия. Военно-морской отдел Академии с самого начала своего существования был в постоянном и тесном единстве мы¬сли и действий с вновь учрежденным Морским Генераль¬ным Штабом. Многие преподаватели отдела служили одно¬временно в Морском Генеральном Штабе, и все решения по мероприятиям в деле подготовки к войне и усовершенствований во флоте рассматривались совместно с руко¬водителями соответствующих кафедр Академии. С Военно-морским отделом был также тесно связан, возникший после войны с Японией, С.-Петербургский Военно-Морской Кружок, в котором объединились многие моло¬дые морские офицеры, жаждавшее приобрести военно-морские познания и стремившиеся найти пути к возрождению родного флота. Преподаватели отдела были постоянными докладчи¬ками в этом кружке. Военно-морской отдел Академии был носитель высшей военно-морской науки и создатель военно-морской идеологии, отвечающей современному состоянию военно-морской техники; он был распространителем высших военно-морских познаний среди личного состава флота и научным подготовителем командных кадров. Вместе с Морским Генеральным Штабом он был источником всех тех реформ, предпринятых после войны с Японией, которые, в невероятно короткий срок, привели к воссозданию мощи нашего флота к 1-й Мировой войне, и за все это история несомненно воздаст ему заслу¬женную дань. А. Бубнов Первый преподаватель «Общей тактики» Ник. Морск. Академии.
Smith: № 53, стр. 32-41. ВЛИЯНИЕ ОПЫТА ВОЙНЫ С ЯПОНИЕЙ НА РЕФОРМЫ В РУССКОМ ФЛОТЕ. Проигранная война всегда освещает ярким светом ошибки и недостатки в структуре и руководстве морской силой, приведшие к ее поражению. Уроки проигранной войны неизменно служат основанием и побуждением для введения необходимых реформ в подготовке вооруженной силы к следующей войне, и потому уроки эти всегда подвергаются тщательному изучению. В этом отношении русско-японская война, — что касается русского флота — представляет собой, по обилию этих уроков и их значительности, едва ли не самых яркий пример в истории военно-морского искусства. Произошло это потому, что перед войной с Японией русский флот в течение длительного периода времени не воевал и, так сказать, «закостенел» в отживших формах и идеологии эпохи парусного флота, а сражаться ему пришлось в 1904-05 годах с незнакомыми его личному составу новыми боевыми средствами и в незнакомой ему новой боевой обстановке. Не подлежать сомнению, что главной причиной нашего поражения в этой войне была полная несостоятельность верховного руководства нашей морской силой и неспособность высшего командного состава; исключение, конечно, в этом отношении составлял адмирал С. О. Макаров, слишком короткое пребывание которого во главе русского флота на Дальнем Востоке не могло повлиять на трагический исход войны. Личный состав флота вплоть до войны с Японией обучался на судах с такелажем, на которых главное внимание было обращено на парусные учения и «марсофлотскую» лихость, военно-морской технике нового боевого вооружения в этом обучении не было отведено почти никакого места; артиллерийские стрельбы были крайне редки и производились но примитивным инструкциям эпохи парусного флота; вместе с тем не было разработано соответствующих инструкций о тактическом применении новейших боевых средств [33] Между тем, в период времени перед войной 1904-05 годов, в структуре и идеологии морской вооруженной силы происходили, под влиянием быстрого развития военно-морской техники во второй половине XIX века, коренные изменения, носящие в истории военно-морского искусства название 2-й переходной эпохи, которая обнимала собой переход от парусного к паровому флоту. Личный состав, обучавшийся до самого последнего времени перед войной по устарелым методам и традициям, был не в состоянии дать себе отчет в этой коренной эволюции, что, конечно, отрицательно отразилось на подго¬товки флота к войне и на руководстве военными действиями. В нашем флоте не редки были случаи, что личный состав вступал на палубу современного боевого корабля, проведя перед тем ряд лет на судах с такелажем, и поэтому нет ничего удивительного, что он не только не знал как эти новые боевые корабли целесообразно использовать в бою, но просто-напросто их «боялся», — так все на них было ему чуждо и необычно. Так как во время перехода морской вооруженной силы от одной эпохи к другой неизбежно появляется ряд разнообразных компромиссных типов боевых судов, наш командный состав, при своей неподготовленности, не сумел в них разобраться, и наши новые боевые суда ока¬зались в большинстве случаев много слабее японских. Наш флот представляли собой перед войной «музей» разнообразных типов боевых судов, на совершенство боевых качеств коих не было обращено должного вн¬имания. Строили суда, — по типам и числу — без определенного плана, а так сказать, «наугад». Не было установлено судостроительных программ, по сроку точно согласован¬ных с развитием нашей политики и ее целями. Вследствие этой несогласованности наша агрессивная политика по отношению к Японии не считалась со сроками нарастания нашей морской силы на Дальнем Востоке, что и привело к нападению на нас Японии в неблагоприятный для нас момент соотношения сил. В техническом отношении на большинстве наших боевых судов было обращено слишком мало внимания на их непотопляемость, вследствие чего их «живучесть» в бою была весьма незначительна. [34] Вместе с тем боевое использование средств нападения, то есть артиллерии и мин, были далеко не на высоте, ибо управление огнем велось по устарелым методам, а для употребления минного вооружения не было соответствующих инструкций и идей. К тому же до войны не существовало никакой тактики, по которой флот должен был руководствоваться в бою современными боевыми средствами, и единственным «тактическим» руководством была кильватерная линия, унаследованная из периода упадка военно-морского искусства эпохи парусного флота в XVIII столетии. Также и о стратегии, в применении ее к паровому флоту, русские руководящие морские круги имели смутное представление. Настоящего плана войны, разработанного по стратегической методологии не было; существовали лишь некоторые соображения стратегического характера, по которым наши морские силы на Дальнем Востоке, — и так уже более слабые, чем японские, — вместо того, чтобы быть сосредоточенными, были дислоцированы в двух базах: Порт-Артуре и Владивостоке. Эта дислокация была основана на ошибочном предположении, что в случае войны японцы будут перевозить свои войска в Манджурию по Японскому морю и крейсерская эскадра во Владивостоке была предназначена для нападения на японские коммуникации в этом море. Между тем, методическое и вдумчивое изучение стратегичес¬кой обстановки на Дальнем Востоке неизбежно должно было бы показать руководящим кругам нашего флота, что для Японии «время» сосредоточения ее армии в Манджурии было категорическим «императивом», ибо потеря времени могла бы быть для нее фатальной; поэтому она должна была бы неминуемо использовать для перевозки своей армии морские коммуникации по Желтому морю, которые были значительно короче коммуникаций по Японскому морю, что, как известно, на самом деле во время войны и случилось. Вследствие этого Владивостокская эскадра оказалась без стратегического объекта действия, а влияние ее на ход войны и стратегическую обстановку было минимальным. Наконец, несмотря на то, что отношения наши с Японией непрестанно обострялись, так что следовало непременно ожидать возможность войны с ней, не было предпринято соответствующих срочных мер для организации базирования нашего форта на Дальнем Востоке; хотя с тех пор [35] как нами был занят Порт-Артур прошло до войны с Японией 7 лет, в нем не было аварийного дока, в который могли бы быть введены броненосцы с аварийной осадкой, а сухопутный фронт Порт-Артурской крепости был на три четверти не закончен; все это конечно имело самое отрицательное влияние на ход военных действий. Иль вышеизложенного нельзя не придти к заключению, что в период времени перед войной с Японией не была произведена определенная к ней подготовка в согласии с нашей внешней политикой, причем были допущены следующие капитальные ошибки и упущения, имевшие фатальное влияние на исход войны: I. Обучение личного состава флота, вплоть до войны с Японией, производилось по устарелым методам и идео¬логии эпохи парусного флота. 2. Не было разработано, соответствующих современ¬ному состоянию военно-морской техники правил и инструкций боевого употребления артиллерийского и минного вооружения. 3. Не существовало программы усиления морских воо¬руженных сил, согласованной с внешней политикой госу¬дарства и ее целями. 4. Выбор типов боевых судов, за редкими исключениями, были неудовлетворительный, и многие из них имели плохие боевые качества. 5. Не было определенного плана подготовки к войне и в частности плана устройства базирования нашего флота на Дальнем Востоке. 6. Не было методически разработанного, в согласии с требованиями стратегии, плана войны, вследствие чего к ее началу наши морские силы на Дальнем Востоке оказались разделенными на две части, между тем как японский флот занимал наивыгоднейшее центральное стратегическое поло¬жение, которое обеспечивало ему возможность действия по внутренним операционным линиям. Влияние на исход войны этих ошибок, сделанных в предвоенный период, усугублялось ошибками, сделанными командованием нашими морскими силами на Дальнем Во¬стоке при руководстве военными действиями. Хотя с начала 1904 года стали накопляться неоспоримые признаки быстро приближающегося военного столкновения с Японией, командование нашей эскадрой не приняло никаких целесообразных мер для обеспечения ее стоянки на рейде [36] Порт-Артура, вследствие чего японцы внезапной минной атакой вывели из строя три боевых корабля и этим резко изменили обстановку в свою пользу. Посла гибели адмирала С. О. Макарова, который в бытность свою во главе эскадры, несмотря на незначительные силы бывшие в его распоряжении, проявлял с ними крайнюю активность, новое командование эскадрой заняло в деле руководства военными действиями совершенно пассивную позицию, которой держалось до самого конца; вследствие этого не был использован критический для японцев момент 15 мая 1904 года, когда на наших минах погибли два их броненосца. После начала войны Высшим Морским командованием было принято решение послать подкрепление на Дальний Восток. Во исполнение этого решения в Балтийском море была собрана так называемая 2-й эскадра Тихого океана под командой адмирала З. П. Рожественского, в состав коей были включены боевые суда разнообразнейших типов и возрастов. Лишь 40% судов этой эскадры было современного типа, но при том еще с неудовлетворительными боевыми качествами; остальные же 60% состояли из судов совершенно устарелых типов, с многих из них еще недавно был снят парусный такелаж, и боевая их мощь в борьбе с современными отличными судами японского флота была фактически равна нулю. Несмотря на это, высшие морские круги предполагали, что эта эскадра, хотя и несколько уступающая японскому флоту по числу судов и орудий, будет все же в состоянии, даже после похода в 16.000 миль на Дальний Восток, успешно вступить в борьбу за обладание морем с целым современным японским флотом в его домашних водах! Такого рода исчисления боевой мощи 2-й эскадры Тихого океана было бы, быть может, уместно в эпоху парусного флота, когда боевая мощь судов слагалась из немногочисленных и простых элементов; в технических же условиях начала этого столетия оно было глубоко ошибочным. При исчислении боевой мощи эскадры по современным научным методам, где должны бы были быть учтены разнообразные сложные боевые факторы, как то: боевая живучесть судов, этическое совершенство вооружения, бронирование, скорость хода, обучение личного состава, тактическая организация и т. д., выходило, что 2-я эскадра Тихого океана, [37] особенно после изнурительного похода на Дальний Восток, едва ли по своей мощи достигала 20% боевой мощи японского флота. При этом особо достопримечателен тот факт, что сие ошибочное исчисление было приведен самым выдающимся представителем нашей военно-морской, науки того времени лейтенантом Н. Л. Кладо, что свидетельствует о том, на каком низком уровне эта наука у нас в то время стояла. Тем не менее однако, основываясь на ошибочном исчислении мощи эскадры, Правительство послало ее на Дальний Восток на верную гибель. Но и помимо ошибочного исчисления мощи эскадры, посылка ее и со стратегически-оперативной точки зрения вряд ли была целесообразной. Дело в том, что японский флот занимал на Дальнем Востоке по отношению к Порт-Артурской, Владивостокской и 2-й эскадры Тихого океана центральное стратегическое положение и, действуя на внутренних операционных линиях, мог наносить сосредоточенные удары этим эскадрам порознь и, таким образом, разбить наши морские силы по частям; между тем слабые средства в те времена радиосвязи не обеспечивали нашим эскадрам единства действия; ввиду же бдительности японцев, для 2-й эскадры не было никакой возможности «проскользнуть» незамеченной мимо японского флота, на соединение с дру-гими нашими эскадрами, что и подтвердилось при Цусиме. Когда же во время похода 2-й эскадры наши морские силы на Дальнем Востоке были почти полностью уничтожены и 2-й эскадре не с кем было больше соединяться, ее поход на Дальний Восток потерял всякий смысл; несмотря на это, Правительство, вопреки разуму, предписало адмиралу Рожественскому продолжать путь на Дальний Восток, и оно несет таким образом полную ответственность за страшную катастрофу при Цусиме. Ошибки эти полностью объясняют поражение, которое мы претерпели в войне с Японией; не только все они вместе, но и только часть их была бы достаточна, чтобы привести к уничтожению всей нашей морской силы. Остается теперь выяснить причины, породившие эти ошибки. Причины эти были следующие: Во-первых, все представители высшего морского ко¬мандования, — за исключением только адмирала С. О. Ма¬карова, — не имели военно-морских ЗНАНИЙ, соответствующих военной технике того времени; верные идеологии [38] эпохи парусного флота, они и не интересовались такие знания приобретать. Незадолго до войны были учреждены краткие курсы, на коих многочисленным штаб-офицерам препо¬давались отрывочные сведения из области военно-морских наук, без какого-либо соответствия однако к современным состояниям военно-морской техники; главным преподавателем на этих курсах был уже упомянутый лейтенант Н. Л. Кладо, курсы эти не пользовались никакой популярностью у личного состава флота, каковой к ним относился столь презрительно, что дал им название «кулинарные», этим ясно определяется сколь отрицательно было отношение личного состава флота к военно-морским познаниям. Во-вторых, существовавшие до войны правила прохождения службы не обеспечивали возможность особо способным и знающим офицерам продвигаться вне оче¬реди на командные должности, ибо прохождение службы про¬исходило строго по старшинству и по линии, будучи при том обусловлено определенным «цензом» пребывания на разных должностях и в плаваниях. В-третьих — не было учреждения для руководства подготовкой флота к войне и для высшего оперативного руководства морскими силами во время войны; существовал так называемый «ученый» отдел, в котором рассматривались, без определенной системы, некоторые вопросы из области службы Генерального Штаба; в этом отделе служили главным образом офицеры покинувшие службу на судах флота; этот отдел не имел никакой исполнительной власти и не пользовался решительно никаким авторитетом. Наконец, до войны с Японией в России не было объединенного правительства, ответственного за управление страной и ее судьбы, перед народным представительством. При режиме абсолютизма отдельные министры, ответственные только перед Монар¬хом, фактически бесконтрольно управляли своим ведомст¬вом, совершенно не считаясь с тем, что делали их коллеги даже в сродных министерствах. Вследствие этого мероприятия по подготовке страны к войне и по ведению внешней политики были совершенно несогласованны, что, конечно, самым фатальным образом отразилось на военной мощи Государства и на его подготовке к войне. После поражения нашего в войне с Японией были предприняты меры для устранения причин ошибок, вызвавших это поражение: [39] В составе Морской Академии, которая до войны имела лишь два отдела — гидрографический и кораблестроительный — был учрежден Военно-морской отдел, методы обучения, программы и планы коего, в точности отвечали Академии Генерального Штаба. Обучение в этом отделе продолжа¬лось три года, и офицеры, успешно его окончившие, получали два года старшинства в чине; этим ускорялось продвижение по службе знающих офицеров и стимулировалось стрем¬ление личного состава флота получить высшее военно-морское образование. Быль введен новый закон о прохождении службы, ко¬торый отменял «цензовое» начало и обеспечивал быстрое продвижение на командные должности способных офицеров. По этому закону при производстве из чина в чин все больше увеличивался процент производства за отличие по службе, так что в адмиральский чин производились капитаны 1 ранга не по линии, а исключительно за отличие. Быль учрежден Морской Генеральный Штаб, по образу сухопутного Генерального Штаба, в котором была сосредоточена подготовка к войне, составление планов вой¬ны, разработка судостроительных программ, согласованных с внешней политикой, и высшее стратегическое руко¬водство военными действиями. В связи с изменением после войны государственного устройства и установления Совета Государственной Обороны, была обеспечена согласованность работы отдельных ведомств по подготовке страны к войне в связи с на¬правлением и развитием внешней политики Государства. Плоды этих реформ не замедлили сказаться: когда, через 8 лет после войны с Японией, Россия вступила в 1-ю Мировую войну, ее морские силы, воссозданные под влиянием этих реформ, не только блестяще исполнили представленные им планом войны задачи, но, по собствен¬ной инициативе, значительно их расширили на всех теат¬рах военных действий. Такой, поистине чудодейственный успех следует, конечно, приписать деятельности личного состава флота и главным образом младшей его части: молодые лейтенанты, вкусив горечь поражения, не пали духом, а, вернувшись с войны, немедленно принялись, проникнутые глубоким патриотизмом и любовью к родному флоту, за изучение и проведение в жизнь необходимых реформ, и в короткий срок, [40] под предводительством таких выдающихся вождей, как И. К. Григорович, Н О. Эссен и А. В. Колчак, восстановили боевую мощь флота и возвели его на должную высоту. А. Бубнов. быв. профессор Имп. Российской и Кор. Югославской Морских Академий. P.S. Также слегка исправлена выложенная ранее статья "Упущенная возможность"
Smith: № 49, стр. 50-62 Если кто-то может что-либо добавить по судьбе автора был бы благодарен, уж больно это занимательная личность. С. А. Степанов АФРИКАНСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ В 1922 году, по приказу французского адмирала о «демобилизации», команды судов Русской Эскадры списывались на берег «для проживания своим трудом». Предла¬галось устраиваться на работу в официальном бюро труда (office de placement, Бизерта, Туниской области). Почти все предложения труда были для чернорабочих и работников на ферме. Многие из нас однако не спешили… Ведь нужно было уходить с кораблей, распыляться и оборвать как бы последнюю связь с русскими и… Россией. Да и предложение труда совсем не было заманчивым. Ведь это Африка. Жара, чужая обстановка и конкуренция с арабами мало кому улыбались. Я и мои сослуживцы бывали в бюро, смотрели предложения. Оплата труда и условия не подходили. Настроение неважное, на кораблях голодно. Наконец решили запи¬саться. Лучшее что мы нашли: работа на ферме (1 литр молока, 1 литр вина в день, 8 час работы за 6 франков — в трех километрах от Туниса). Подписали контракт на 3 месяца. Расчет был тот, что если будет плохо, то ферма недалеко от Туниса, следовательно можно уйти туда, а если и там будет плохо, то возвращаться в Бизерту. Итак, мы покидаем суда… завтра в Бизерту. К ней и ее буграм мы уже немного привыкли. Город небольшой. Большинство жителей — арабы всех видов и одеяний. Много военных французов. Магазины. Маленький сквер. Вокзал, похожий не то на мечеть, не то на церковь. Все, кроме нескольких центральных улиц, в арабском стиле. Базарь с тавернами, лотками, пестрой и кричащей публикой в бурнусах, острых туфлях до пятки (пятка на весу, вернее на земле). Мелькают арабки целыми семьями. Из под чадры блестят глаза. Малыши держатся за юбки старших. По-[51]всюду спор, жестикуляции, крики ишаков. Острый запах от всякого продаваемого добра и арабских таверней. На следующий день отъезд… Так как бумаг у нас, кроме военных удостоверений, не было на руках, то нас сопровождали какой-то тип. Поездом мы приехали в го¬род и Тунис. Здесь нас довели куда-то. Проходили мимо порта. Видели море... Но не время отвлекаться: мы у магазина общества фермеров и здесь каждому из нас выдают: одеяло, мешок для тюфяка и «un sac a viende» — это своего рода чехол куда надо залезать на ночь; остается только прорез на груди. Пользуются им чтобы во время сна не залезали скорпионы и подобная тварь. Публи¬ка смотрит и острит. Но вот выдача кончена и нас ведут куда-то по городу. Тунис больше Бизерты. Это главный город всей обла¬сти и местожительство Бея. Те же пропорции европейских построек по сравнению с арабскими. Много народа. Арабы более богаты... Мы пришли снова на вокзал, ребята уди¬влены что мы будем ехать поездом остающиеся три кило¬метра. Предполагают что будет наверное не плохо. Во всяком случае будем сыты... вином и молоком. Мы садимся в вагоны и нам выдают по фунту хлеба и по небольшой коробке сардин. Понятно, все уничтожается в несколько минут... Поезд отходит. Нас сопровожда¬ют и здесь. Время идет; нам кажется что мы уже проехали не три, а тридцать километров, но поезд идет все дальше и дальше. Все молоды и мы засыпаем богатыр¬ским сном. Нас 12 человек, почти все с юга России и Крыма. В прошлом — гимназисты, студенты, крестьяне. Есть даже астраханский рыбак, простой и милый человек,— природный комик... Поезд все идет. Пейзаж: выгоревшие степи, кое-где корявые маслинные и инжирные деревья… Островки селений, верблюды, ишаки... Хатенки с куполообразными кры¬шами, мазанной глины и выбеленные известью. Дороги выжженные солнцем добела... Жара... Нам хочется есть и пить (хлеб и сардины были выданы на всю дорогу). Наконец поздно ночью нас ссаживают на каком-то полустанке в открытой степи. Оттуда мы идем пешком за арбой на которой сложены наши пожитки: сундучки и ма-[52]тросские чемоданы. Вскоре подходим к какому-то селению. Тут уже нами распоряжается какой-то старый араб — доверенное лицо с фермы… Он устраивает нас на ночлег в какой-то ишачей конюшне. Мы объясняем это¬му «ишаку», что мы голодны, но он просто уходит, а мы ложимся спать на грязную солому. Просыпаемся мы рано от крика и шума. Оказывается мы в священном городе — Керуне. Здесь есть мечеть, где, по преданию Магомет брил свою бороду (там висит кожаный мешочек с бритвой). Французов здесь толь¬ко пара полицейских. Мы отправляемся в путь... Проходим по единственной улице городка и через базар. Вот уж дичь! Картина живописная: крик, гам, горы фиников прямо на земле, кукурузный хлеб; мастера тут же выковывают медные тазы, кувшины и прочую утварь. Здесь вьют веревки, там торгуют бурнусами из верблюжьей шерсти, нарядными веерами из крашенной соломы, гли-няными кувшинами, «горгулетами», всегда сохраняющими воду холодной, даже на солнце. Из таверен тянет жаре¬ным в вареным… Однако нужно спешить за поводырем, выходить в степь... В стороне, вдали видны горы. Еще утро, но мы уже варимся в своем соку. Встречаем семью кочевников. Пройдя пешком добрый десяток километров (если не больше) подходим к ферме. Перед нами три отдельных строения и все без окон. Странный вид. С одной стороны конюшни, с другой — амбар и двор, об¬несенный стеною; посредине небольшая часовня и двухэтажный дом. Все скрыто высоким каменным забором.*) В стороне от всего — небольшой сарайчик... Туда нас и ведут. Распоряжается пожилой француз в тропической каске на лошади и со стеком. Это управляющий. Из сарайчика выводят несколько осликов... и нас водворяют в жилище. Смрад, жара и мухи... На полу грязно. Небольшое окно. Вход не закрывается — нет двери. Нам приходится все чистить и слать солому. Не ве- *) Впоследствии мы узнали, что арабское население очень враждебно относится к французам. В удаленных местах французы всегда вооружены и не ходят пешком. Поэтому окна только в первом этаже и всегда выходят во двор. Железная дверь, собаки и сторож во дворе. [53]село, но ничего не поделаешь, устраиваемся, острим, ругаемся, но не унываем. Вскоре получаем несколько хлебов и сухую фасоль. Оказывается мы должны «готовить» сами… Хорошо что у кого-то были консервным банки... Те¬перь это — наши кастрюли. А варим мы на камнях перед нашим «домом». Понятно, ни вина, ни молока... Тут и воды мало. Коров мы вообще нигде не видели, а виногра¬да в этих степях не найдешь. Да и ферма —одно название. Вечером приходит управляющий и говорит, что зав¬тра нам рано вставать на работу. Смотрит как мы устрои¬лись... Мы говорим о пище, условиях работы. Выходить что действительность не имеет ничего общего с усло¬виями подписанными в контракте. Его это не интересует. Что можем сделать мы? Нет ни денег, ни документов; мы заехали далеко... Нужно работать и при первой возмож¬ности удирать... Ложимся с тяжелым сердцем. Казалось — только заснули, а нас уже будит управлявший. Он на лошади у нашей «двери». Светает, но по часам 3½ утра. Встаем нехотя и не выспавшись... Француз кричит. В 4 часа получаем вилы и идем по ледяной траве (ночью холодно) на участок где будем собирать скошен¬ное сено. С нами целая толпа арабов. Начинается покос. Мы собираем сено в копны под наблюдением управля¬ющего. Обмениваемся впечатлениями; время идет. Утром мы съели по куску хлеба и нам хочется есть. Темпера¬тура все повышается. У всех жажда, но до «фермы» да¬леко, да и там вода в обрез. В полдень перерыв. Нужно было взять что-нибудь с собой. Управляющей бурчит, но отпускает. До фермы почти два километра. Спешим обливаясь потом. Но «дома» только хлеб и вода. Не время сейчас варить фасоль, едим хлеб и запиваем теплой, мутной водой... Снова в степи и продолжаем работу до восьми часов вечера. Хотя солнце еще высоко, жара ужасная. Все здорово устали, не так от работы как от жары. В 9 час. мы у себя и сразу на¬чинаем варить фасоль. Пища слишком скудная (хлеб и фасоль) и мы идем требовать чего-нибудь получше. После долгой торговли нам обещают выписать из го-рода: маргарин, лук и... соль. [54] Хозяину все это не нравится и мы узнаем только сейчас, что все это он покупает на наш счет и ему совершенно не интересно заботиться о нашей пище. Обман полный! 6 франков мы получаем за 14-тичасовой рабочий день, а не за восьмичасовой. Литр молока? Вина? Три километра от Туниса? Где это все? — на бумаге. Бумаги — у хозяина. Протестуем. Хозяин грубо выставляет нас. Тяжело, но — «куда пойдешь, кому скажешь?». Толкуем обо всем с негодованием, ожидая... фасоль. Неудобно варить на камнях, да и топливо нужно где-то найти... Есть только сухая трава... Воду делим, ее немного для питья, мыться не приходятся. К 11 ч. ужин готов, не хватает только салфеток, фасоль дымит в закопченных коробках. С жадностью съедаем и ложимся спать. Завтра и после — то же самое. Мы — белые арабы. Через несколько дней хозяин увольняет около 60-ти арабов. Остаются только при лошадях и в амбаре. Ара¬бы волнуются... Мы не понимаем почему это случилось, но после ужина узнаем, что мы 12 человек делаем столь¬ко же работы что и вся эта публика. Правда, они какие-то полудохлые. Желание ли экономить или привычка, но они ничего почти не едят. Пара фиников, луковица, глоток воды. К тому же они первоклассные лентяи, работают только на глазах начальства и из-под палки. Теперь в степи нас мало. Днем тепло, ночью холодно. У двоих уже началась лихорадка. Работает, по-прежнему. Иногда вечером поем... Русские песни в африканской степи! Получается у нас хорошо; потому ли, что вкладываем всю свою душу. Пение нас волнует. Вдали слуша¬ет начальство и арабы. Бывало даже, когда мы останавли¬вались, приходил управляющий и хотел чтобы мы пели еще. Обычно мы начинали спор о пище и проч. Двое, приболевшие лихорадкой ужинать и работать не могут. Нет никаких медикаментов. Работа изнурительная. Не высы¬паемся. Грязны. Вода мутная. Много времени уходить на приготовление пищи. Пробуем говорить хозяину, но он и слушать ничего не хочет. В степи все жарче и жарче. Мы почти в костюмах Адама. Арабы в толстых халатах с башлыками (бурнус) верблюжьей шерсти. Уверяют, что нам нужно тоже [55] так одеться. Мы пробуем их бурнусы, но в них несравненно жарче чем без них. Дни идут. Первые больные прибодрились, но приболели другие. По ночам, у нас тревожно. Уволенные арабы еще здесь, они злы на нас и нужно быть осторожными. Мы устраиваем вахты и каждый спит с вилами. Вдруг слышатся шаги... Тревога... Все наготове. Иногда это — просто ша¬калята. Им холодно ночью и они ищут где согреться. Как-то вечером, к нам приехал католический священник (cure) и начал нам говорить о Боге, католичестве, и проч. Мы так устали что даже не слушали. Кроме того, обман и жизнь в этих условиях мало располагали к французам. Волновался больше всех астраханец, просил перевести ему что рассказывает кюре. Когда я ему объяснил, то он разгорячился... Кюре просил перевести. Вот что сказал русский рыбак: «Бог у нас есть, мы не нехристи. А если ты (cure) Божий человек, скажи, по¬чему нас обманули, привезли и держать как скот? Все это неправильно, в если это так, то и верить ничему не бу¬дем. А ты лучше иди к католику хозяину и говори ему о добре и Боге. Нас учить — нечему». — Кюре быль сильно смущен и начал прощаться. Дав нам по маленькой икон¬ке и по конфете (dragee) ушел, говоря что еще вернется. С каждым днем жара усиливается. Арабы выпускают себе кровь чтобы было легче. Для этого старик-знахарь делает надрез на голове (бритвой) и выпускает много крови. После «операции» совсем слабы и еле ходят. Нам это дико. Хоть правда, кровь течет и у нас... из носа. Теперь уже сено убрано и его прессуют в тюки (почти полусырым). Нужно быть молодым и сильным чтобы делать эту работу*). Я пробую словчиться — нужен плот¬ник и я предлагаю свои услуги. Ухожу в амбар для по¬чинки повозок и проч. Инструментов почти нет, а что есть то допотопное. Досок и дерева тоже нет. Нужно распиливать огромную сваю чтобы получить доску, рейку. Пила тупая. Помощник араб — стоя спит! Я измучиваюсь и устаю как в степи. Но там это все веселье со своими. Иногда даже развлекались боем... со змеей. Часто *) Каждый тюк весит около 100 килогр. и нужно складывать из них целую гору. Очень трудно складывать верхние ряды. [56] крупные до 3-м метров длины. Идем «в штыки» с вилами. Важно словчиться, пригвоздить ее голову к земле; тогда убивали это отродье. Арабы в ужасе разбегаются. Убить змею — это навлечь на себя проклятие. Мы предпочитаем убить ее и не быть укушенными. Так течет наша жизнь. Как-то в конце недели управляющий предупредил нас, что в воскресенье приедет кюре и будет служба в часовне. В субботу вечером, он, говорит, мы должны будем присутствовать на этой службе. Желания у нас мало, но решили пойти посмотреть. В воскресенье утром начали съезжаться гости. Мы бре¬емся. Впервые одеваемся чисто, достали флотскую форму. Служба уже началась и управляющий пришел торопить нас. Он нас не узнал и крайне изумлен... Наше появление в церкви — целая сенсация. Кюре прерывает служ¬бу и приглашает нас в первый ряды приготовленный для нас. Публика, французы, их жены и дети повернулись вполоборота и рассматривают русских моряков. Это нас стесняет и мы остаемся у входа. Служба продолжается, но прихожане больше заняты нами, чем службой. К разочарованию публики мы вскоре уходим. Острим и шутим. Возвращаемся к обыденному. Всем здесь надоело и все мечтают удрать, но еще не прошло и двух месяцев контракта. Мы пробуем улучшить наше положение. Обращаемся к хозяину. Говорю с ним я. Он злится и угрожает. Последний раз — тюрьмой. Я ему говорю что в тюрьме мне наверное будет лучше. Про¬шу рассчитать и заявляю, что я больше в таких условиях работать не буду. Он кричит и выгоняет меня. На следующий день я не ходил работать. Управляющий пугает... Вечером он сказал, что по подсчету я должен хозяину 12 фр. 50 с. и следовательно я должен работать. Выясняет¬ся что наш заработок за 14 часов не оплачивает наш очень скромный столь. Я решаю продать кое-что из вещей и зову старого араба. Понятно, денег у него мало и он старается купить за гроши. После нескончаемых торгов, продаю весь сундучок с вещами (флотская форма, отрез английского сукна и проч., за 18 франков). Вечером плачу хозяину. Он про¬должает запугивать, но деньги берет. Прощаюсь со свои¬ми. Все просят не забывать и вытащить их... Утром с [57] рассветом ухожу. У меня спутник. Это пистолет-парень — одессит, он просто решил удрать. Идем «на глаз» в южном направлении. Наконец видим Керуан. Направляемся туда. Мы голодны и хотим пить. Подойдя к городу отдыхали в старинных, разрушенных бассейнах и фонтанах из мрамора. Все наполовину занесено песком; кое-где трава... Вот мы уже и в городе. Идем к полустанку узнать, что стоит билет в ближайший порт. У нас 6 фр. 50 сант. Первый порт Сфакс. Наших денег не хватает. Возвращаемся на базар и покупаем булку арабского хлеба (из кукурузы). Тут же ее съедаем. Понятно, это лишь капля... А тут, как нарочно, так хорошо пахнет из арабской харчевни... Направляемся туда. У входа как бы печь с целым рядом вмазанных в нее горшков. В них приготовлены овощи и мясо... На большом медном тазу кус-кус (пшенная каша). В помещении приятная свежесть и на столах горгулеты с водой. Мы заказываем наугад какое-то рагу из баранины и кашу. Пахнет чудно! Но Боже, во рту все горит; столько перца и приправ. Мы заливаем пожарь холодной водой. Поев, идем в тень решать, что делать дальше. Сидим под пальмами в небольшом сквере. Дела неважны — у нас всего 3 франка с мелочью. Вдруг мой спутник вскакивает... Мы видим двух французских матросов. Хоть чужие нам люди, но все-таки приятно. Здороваемся. Оказывается они приехали посмотреть этот священный городок. Во время разговора один из них вынимает платок и из кармана у него выпадает какая-то бумажка. Я вижу — это деньги. Хочется поднять или сказать ему но... я наступаю на эту бумажку. Французы спешат уезжать. Одессит хочет их проводить, но я удерживаю его, мне нельзя дви¬гаться... Из-под подошвы я достаю кредитный билет. Это лишь один франк, но, увы, это деньги военного време¬ни, выпуска города Марселя. Здесь они не действительны. Решаем купить хлеб и получить сдачи настоящих. Араб берет, но не уверенно. Дает сдачу как с одного франка, но мы жестами показываем что должно быть го¬раздо больше. Получаем сдачу как с пяти франков. У нас хлеб и капитал в 7 фр. 40 сант. [58] Теперь нам нужно купить билеты. Уговариваемся взять до какого-нибудь места (подальше) франков на 6-7, чтобы сесть поезд, а там — будем приспосабливаться. Садимся в вечерний поезд. Первое время мы настоящие пассажиры. Вот контролер. Все благополучно. Уже ночь, темно, колеса стучат, публика спит. Мы не спим, нужно менять вагоны и прятаться от очередного контроля. Под утро им чуть не попались, уходя от контроля дошли до последнего вагона — а дальше? На крышу. Поднимаемся, сидим и немного спустя слезаем. Это была последняя проверка. Утром поезд пришел в Сфакс. Мы видим два выхода я решаем разделиться. Каждый должен втиснуться в гущу пассажиров, при выходе сунуть билет и... удирать. У меня сошло гладко. У партнера слышен был крик, но он улепетнул. Сходимся после нескольких кварталов быстрого хода в толпе. Садимся отдохнуть, а после — идем в порт. Мечта устроиться плавать. Пароходов много: англичане, итальянцы и другие... Увы, как только узнают что мы русские — разговор обрывается. Вдруг два грузчика заговорили по-русски. Мы к ним. Они тоже моряки. Устроиться плавать невозможно. Живут они в казарме сенегальского полка (черные). Говорят, что и мы попадем туда, только нужно пойти в городскую управу (mairie) по¬лучить разрешение (у симпатичной русской дамы). «Земляки» дают нам пару франков на завтрак. Прощаемся и идем закусить. После полудня ищем работу и бродим по порту, но нас никто не берет... Один француз советует обратиться в бюро большой компании Gaffsa. Заходим. Нужна группа в 10 человек для погрузки удобрения (фосфор копей этой компании). Я предлагаю служащему выписать приятелей с фермы, уверяя его, что все мы молоды, здоровы и не боим¬ся работы. Но ему нужны люди сейчас же. Я уговариваю, даю адрес фермы. Компания богатейшая и может быть дело выгорит: вытащу свою братию из пекла. Служащий что-то говорит по телефону, записывает и объявляет, что компания выписывает компаньонов. Как только они приедут — надо явиться в это бюро. В городской упра¬ве нам разрешают жить в казарме у черных. Идем туда и устраиваемся в каком-то помещении (три стены [59] и крыша). Здесь очень чисто. Повсюду черные богатыри-се¬негальцы. (Стрелковый полк). Славные ребята, вернее дети. Смеются заразительно по-детски. Вечером пришли с работы наши земляки, расспрашиваем их. Жить можно, но заработки малы и работа не легкая: грузчики, каменщики и чернорабочие... Через 2-3 дня должны приехать наши сотрудники. А пока мы не задумываемся. Эти дни будем отдыхать и питаться... на чужой счет. На следующий день с любопытством рассматриваем сенегальцев и жизнь полка. Все по-семейному. Утром не¬много строевых учений. Черные дети богатыри исполняют все с любовью и старанием. Заворачивают всем пара французов унтер-офицеров. Они важные птицы. У них свой повар и вестовые. Начальство повыше никогда и не видно... Я даже не предполагал что эти черные так чисто¬плотны, целый день они полощутся у кранов. Моют все, даже шинели. Обычно это делают два человека — один в шинели и изображает, манекен, другой обливает его водой, мылит и трет щеткой. Когда одна сторона вымыта, шинель выворачивается и черный дядя с ужимками и детским смехом снова надевает мокрую шинель на голое тело, чтобы вымыть другую сторону. В полдень у них обед. Каждый считает своим долгом подойти и предложить всю свою порцию нам. Если возьмете, для него это честь и он очень рад. Вообще эта публика очень мила и их нельзя даже сравнить с неграми или арабами (последних они ненавидят). Военная фор¬ма им нравится. Есть и черные унтер-офицеры. Все ими гордятся и беспрерывно отдают им честь... Даже в костюме Адама и без головного убора. Все очень веселы и любят играть в «шахматы». Так по крайней мере похо¬же. Два игрока чертят на земле квадраты и вставляют в них лодочки и веточки. Ходы почти как в шахматы. Игра очень серьезная и всегда много зрителей. Так они и коротают свой день. К вечеру жара спадает (близость моря). Французы унтер-офицеры важно отправляются в город. Мы тоже идем поглазеть. Нам все ново. Интересно посмотреть арабский базар и лавки со всевозможными изделиями из кожи, шерсти и меди. Тут же и мастерские. Занятно следить за работой кустарей, выделывающих из меди тазы, [60] кувшины всех видов с самыми затейливыми узорами. Инструменты у них: молоток и маленькая наковальня. Темп работы работы лихорадочный. Молоток стучит как пулемет и кусок листовой меди быстро получает нужную форму. От ковки металл твердеет, поэтому время от времени вещь отжигается и выковка продолжается. Все очень умело и артистически. Интересен ряд… лекарей. Это старые арабы (почему-то в самых допотопных очках, возможно самодельных); сидят они по-турецки на циновках. Перед каждым небольшой ящик с какими-то порошками, корешками и помадами. Нам го¬ворили, что во многих случаях они прямо делают чуде¬са. Публика относится к ним с уважением и... боязнью. Везде много зевак, юрких арабчонков ишаков. Повсюду крик и спор. Со стороны кажется, что все сейчас подерутся, но это лишь разговор «по душам». Вот мы у арабского кафе. Кофе почти в наперстках, очень густое. Сидят поджав ноги; кофе на столике или просто на земле. Стоит оно гроши, но — сколько гонора у посетителя! Он принимает всякие позы, кричит, здороваясь с проходящими, важно обмахивается веером. Иногда «клиент» сидит целый день за маленькой чашкой; вздрем¬нет, но мухи не дают ему заснуть. Вот где нужен был фотоаппарат. Два дня проходят быстро и мы снова встречаемся с приятелями приехавшими с фермы. Все очень рады и бла¬годарят. Говорят хозяин фермы очень злился, особенно на меня, а я, — я был очень доволен. На следующее утро являемся в контору компании. Нас везут в порть на ра¬боту. Я старший группы. Нам нужно разгрузить фосфат из вагонов в урны элеватора. Я должен еще (старшин¬ство!) и регулировать погрузку бесконечной ленты, перено¬сящей фосфаты в трюмы парохода. Для этого я открываю заслоны урн*). Пыль ужасная, жара тоже. Лица и руки облипают коркой грязи. В ноздрях образуются пробки. В легких? — нелегко. Вечером отмываемся от грязи сигая тут же с мола, а потом под кранами водопровода. Мы молоды и здоровы. С шутками идем через базар. *) В узкой галерее под землей, где бежит лента, а сверху из урн сыпется фосфат. [61] Покупаем провизию и направляемся домой в казармы полка… И так изо дня в день. У всех мечта, устроится плавать. В порт приходят большие английские пароходы. Увы, мы русские, без паспортов. Удостоверения с Эска¬дры ничего никому не говорят. Понятно в порту работать лучше чем на ферме, но все же тяжело, вредно и не видно улучшения. Проработав насколько месяцев я и одессит решаем отправиться в столицу (Тунис), надеясь, что там больше возможностей устроиться получше. Узнаем, что можно де¬шево устроиться (с проездом) на пароход. Очень за¬манчиво... Приход французского парохода решает все. Берем размен, на следующий день уходим. Наши земляки кончили уже работу и провожают нас, сгруппировавшись на пристани. Снимаемся. С опозданием прибегает наш приятель-сигнальщик (тоже с «Терца») и быстро сема¬форит нам. Мой компаньон ему отвечает. Это привле¬кает внимание публики на берегу, особенно арабов. Оче¬видно для них это было что-то ошеломляющее: жестику¬лировать… без крика! На пароходе нас тоже заметили... Подошел старший помощник, много расспрашивал о нас и прочее. Устроились мы на полубаке. Вскоре является какой-то дяди из команды с ведром. Оказывается ему сказали о нас. Он русский коммерческий моряк, с нача¬ла революции перешел во французскую пароходную ком¬панию. Здесь он помощник повара. Он рад видеть зем¬ляков и поэтому... в ведре (под салфеткой) три бутыл¬ки хорошего вина, хлеб, жаркое, закуски, сыр, сладкое и проч. и проч. Вот, что сделал семафор! Понятно было отдано должное таким деликатесам, угощавшему, моря¬кам и проч. Ночь была без снов. На следующий день мы в Тунисе. Увы, найти что-ли¬бо трудно. Решили направиться в Бизерту, к своим, если там еще кто есть. Путешествуем большей частью пешком, питаемся в дороге, еще не доспевшим инжи¬ром и водой. Желудки урчать. Случайно находим рабо-ту. На этот раз она чистая... ныряем доставать губки, глубина от 2-х сажень и больше. Неприятно только что иногда видишь небольших осьминогов, хотя и есть нож. Хозяин, неопределенной национальности, совершенный мо¬шенник. Публика вообще подозрительная (как и пища), [62] так что опасно с ними и оставаться. Смываем окончательно пыль фосфатов и топаем дальше. С оказиями добираемся в Бизерту. На судах всего по насколько человек. Голодно, и это последние дни Русской Эскадры. Решаем больше ничего не пробовать, а устраиваемся в Европу. С. А. Степанов родился в 1900 г. Из 8-го класса гимназии попал в подвалы Чека; бежал. Был мобилизован красными; удрал и пря¬тался. При взятии г. Николаева поступил на кан. лодку «Терец». На ней был до конца. (Стар. ун.-оф.) в Бизерте на миноносце «Дерзкий». Работы в Африке, Франция. При занятии ее немцами попал на работы в Германию. Так в концентрационном лагере (смертником) как американский шпион. Выжил, но искалечен. При хаосе и занятии Берлина советскими смешался с французскими рабочими. Снова во Франции. Отъезд в Америку в 1946 г., работы по ремонту судовых машин в Сан-Франциско. 1955 г. после ликвидации фирмы остался не у дел. В 1958 г. заболел и в настоящее время поправляется.
полная версия страницы