Форум » Русско-японская война » Суд над Небогатовым. » Ответить

Суд над Небогатовым.

aden13: Кто сможет помочь? Вот текст приговора: № 744. Царское Село, 22-го января 1907 года. Приговором особого присутствия по тому же делу определено: Капитанов 2-го ранга: Кросса, Ведерникова и Артшвагера и лейтенанта Фридовского подвергнуть заключению в крепости, с последствиями, указанными в ст. 25 Военно-Морского Устава о Наказаниях: Кросса – на четыре месяца; Ведерникова и Артшвагера – на три месяца каждого, и Фридовского – на два месяца. Привлеченных к сему делу: капитанов 2-го ранга: Шведе и Куроша 2-го; лейтенантов: Модзалевского, Павлинова 4-го, Бурнашева, Рюмина 2-го, Северина, Глазова, Хоментовского, Жаринцева, барона Таубе, Мазирова, Сергеева 5-го, Степанова 7-го, Тиме, Пеликана 1-го, Белавенца, Макарова 3-го, Шишко 1-го, Трухачева, Лебедева 3-го, Рощаковского, Николева и Якушева; мичманов: Сакеллари, Карпова 2-го, барона Павла Унгерн-Штернберга, барона Георгия Унгерн-Штернберга, Четверухина, Дыбовского, Суйковского, Волковицкого, Тивяшева, Мессинга, Мессера, Щербачева 3-го, Кульнева, Мороза, Маркова, Рыкачева, Каськова и Князева; корпуса инженер-механиков флота: полковника Парфенова; подполковника Орехова; капитана Хватова; штабс-капитанов: Скляревского, Бекмана и Милевского; поручиков: Румса, Дмитраша, Можжухина, Русанова, Розанова, Федорова, Яворовского, Боброва и Тагунова; подпоручика Беляева; корпуса флотских штурманов, подполковника Феодотьева; прапорщиков: Шамие, Адамцевича, Скрыжакова, Антипина, графа Баранова, Дякина, Одера, Чепаченко-Павловского, Сонкина и Морозова считать по суду оправданными. Внимательно сравнив список офицеров со списком офицеров 2-й эскадры, которым я располагаю, обнаружил следующее: а) под судом не состояли: флагманский интендант штаба Небогатова капитан 2-го ранга С.И. Шемиот-Гидзгайло, а также офицеры эбр "Император Николай I": штабс-капитан КИМФ Г.Г. Константинов, поручик КИМФ И.А. Гаршинский и прапорщик по морской части Н.И. Балкашин (раненых офицеров "Орла" я не считаю, там все понятно); б) в списке офицеров 2 ТОЭ не числятся: мичман Г.П. Тивяшев, подпоручик КИМФ Беляев, и прапорщики по морской части Ефим Сонкин и Вячеслав Морозов. Приговору, естественно, доверяю. Где у меня ошибка?

Ответов - 37, стр: 1 2 All

lns: aden13 пишет: прапорщик по морской части Н.И. Балкашин Балакшин или Балкашин? Это разные люди? "Подсудимый прапорщик Балакшин по болезни не явился, и дело о нем по постановлению Особого Присутствия было выделено". (Отчет по делу о сдаче 15 мая 1905 г. неприятелю судов отряда бывшего адмирала Небогатова. СПб., 1907. С. 2.) …Но хотелось бы узнать откуда взят список офицеров 2 ТОЭ?

Dmitry_N: lns пишет: Но хотелось бы узнать откуда взят список офицеров 2 ТОЭ? Таких источников несколько. Первоисточником же, наверное, следует считать это http://webpages.charter.net/abacus/news/sp-of.djvu Формат ДежаВю

lns: Dmitry_N пишет: Формат ДежаВю Первый раз имею с ним дело. Ладно, попробую разобраться. Может, там и будет ясно: Балакшин и Балкашин одно лицо или два.


Dmitry_N: lns пишет: Первый раз имею с ним дело. Ладно, попробую разобраться. Формат удобный. если Ваш браузер - Интернет Эксплорер, то можно на lizardtech.com установить плаг-ин для просмотра файлов этого формата. Если же браузер другой, то могу Вам переслать файл инсталляции DejaVu Solo 3.1 (на сайте уже нельзя его скачать). Довольно много источников лежит в этом формате, потому иметь его следует

lns: За ссылку на источник (первоисточник), конечно, благодарю. Итак, если это действительно первоисточник, от которого происходят другие доступные источники, то будем рассматривать его. Впрочем, качество данной копии неудовлетворительное, она мелкая, а при увеличении превращается в нечто вообще нечитаемое. Там вроде бы значится (хотя прочесть трудно) «прапорщик Балкашин». У меня «Отчёта по делу… Небогатова» под рукой сейчас нет. Есть выписки из него, и даже возникло сомнение, не описка ли у меня – «Балакшин». Но в rambler.ru на сочетание «прапорщик Балакшин» было выдано как раз чьё-то сочинение о «деле Небогатова». http://overkilnavy.narod.ru/Lib/rjw/sNebogatov.htm У меня создалось впечатление, что сочинение тенденциозно. Но дело не в этом, а в том, что оно создано, как видно, на основе «Отчёта…». Значит, скорее всего, не описка, иначе получается, что не только я, но и кто-то другой вне зависимости от меня таким же образом переделывает фамилию (причём три раза), что маловероятно. Хотя всё же постараюсь, если будет возможность, завтра взять «Отчёт…» и окончательно уточнить. По всей видимости, Балакшин и Балкашин – одно лицо. Или разные варианты одной фамилии, или (что более вероятно) опечатка. Значит, с «прапорщиком Б.» ясно, почему его нет в тексте приговора. Далее. В «Офицерском составе…» в сносках указаны дальнейшие перемещения некоторых офицеров: кто-то переведён на другое судно, кто-то вообще выбыл из личного состава эскадры и т. п. Но вот на последней странице среди офицеров «Иртыша» без всяких сносок, без примечаний значится (читается плохо, но можно разобрать): «лейт. П. П. Шмидт». Повторяю: без сносок, без примечаний. Но П. П. Шмидт (о чём уже был «пристрастный допрос» на другой ветке) с «Иртыша» уехал где-то в Суэце, а в «Офицерском составе…» это никак не указано даже в сносках. Значит, не все изменения в личном составе офицеров там учтены. Значит, вполне вероятно, что и некоторые перемещения некоторых других офицеров в «Офицерском составе…» не были отмечены там. Возможно, что те офицеры, которых нет в тексте приговора были перемещены или выбыли из л/с 2 ТОЭ, хотя в «Офицерском составе…» это и не было отмечено. А те офицеры, которые есть в тексте приговора, но которых нет в списке, возможно могли быть прикомандированы к 2 ТОЭ позже, после её отправки, потому не вошли в список.

Dmitry_N: Почему плохо читается? Надо поставить Fit Width и будет хорошо. А со Шмидтом там, действительно, ляп.

aden13: lns пишет: Балакшин или Балкашин? Это разные люди? Извините, опечатка. Конечно, Балакшин. Балкашин - это строевой офицер, прапорщик был Балакшин

lns: Ну а моя версия наличия или отсутсвия остальных офицеров кажется на Ваш взгляд обоснованной?

aden13: lns пишет: …Но хотелось бы узнать откуда взят список офицеров 2 ТОЭ? Составлен на базе списка офицеров 2-й эскадры, опубликованного в книге: С эскадрой адмирала Рожественского: Сборник статей. — СПб.: ОБЛИК, 1994 (переиздание пражского издания 1930 года). lns пишет: А те офицеры, которые есть в тексте приговора, но которых нет в списке, возможно могли быть прикомандированы к 2 ТОЭ позже, после её отправки, потому не вошли в список. В том-то и дело, что я старался учесть все перемещения офицеров на кораблях эскадры, но эти офицеры вообще не упоминаются

lns: Тут возникала ещё версия. Например. (С другой ветки.) lns пишет: etcom пишет: цитата: Можете помоч с информацией о М.А. Кедрове и К.И. Боброве? Бобров, бывший ранее на "Диане", если только на "Диане" было не два и более Боборовых, то это он. "...мех. Боброва следует называть Сидоровым."(Отчет по делу о сдаче 15 мая 1905 г. неприятелю судов отряда бывшего адмирала Небогатова. СПб., 1907. С. 319.) Но он очень недолго был Сидоровым, :-) видимо, решил не менять фамилии как перчатки. После Порт-Артура он вернулся в Россию, снова отправился на Дальний Восток и снова попал в плен в составе отряда Небогатова. Неисключено, что были ещё офицеры, которые меняли фамилии.

lns: aden13 пишет: прапорщики по морской части Ефим Сонкин и Вячеслав Морозов Например, упомянутый прапорщик Морозов вообще каким-то образом оказался записан среди тех, кто высадился в Порт-Артуре, хотя его там на деле не было. Если он был по ошибке записан там, где его никогда не было, то так же вероятна ошибка, что он не был записан там, где реально был. Видимо, это канцелярская ошибка. Как она получилась, могу только гадать. Но подобный пример, возможно, не был единичным. «Обв. прап. Морозов. Ваше превосходительство, разрешите дать объяснение. В эту кампанию я получил орден Станислава 3 степ. с мечами и бантом за высадку десанта в Порт-Артуре, но я в Порт-Артуре никогда не был. Председатель. Вы носите этот орден? Обв. прап. Морозов. Нет, не ношу. Я написал в Главный Штаб, что эта награда ко мне относиться не может, так как я никогда в своей жизни в Порт-Артуре не был». (Отчет по делу о сдаче 15 мая 1905 г. неприятелю судов отряда бывшего адмирала Небогатова. СПб., 1907. С. 126.) О прапорщиках Сонкине и Морозове ещё есть упоминание, что они поступили на броненосец относительно незадолго до боя, но откуда поступили остаётся вроде бы неясным… «Относительно прап-ков Сонкина и Морозова достаточно сказать, что они поступили на броненосец всего за две недели до боя. Сонкин не имел даже места в боевом расписании». (Там же. С. 529.)

aden13: lns пишет: «Относительно прап-ков Сонкина и Морозова достаточно сказать, что они поступили на броненосец всего за две недели до боя. Сонкин не имел даже места в боевом расписании». (Там же. С. 529.) А можно уточнить, на какой броненосец?

lns: Броненосец «Император Николай I». Прапорщик Сонкин, отрицая свою виновность, показал, что на броненосце «Император Николай I» он находился случайно и определенного назначения не имел. Он должен был вступить в командование транспортом «Граф Строганов» и лишь временно со своей командой был приписан к броненосцу «Император Николай I». В бою он был простым зрителем и участия никакого не принимал. В момент сдачи он спал и был разбужен уже тогда, когда сдача состоялась. Он, Сонкин, присутствовал, однако, при том, как адмирал, доказывая команде необходимость сдачи, говорил ей речь. Прапорщик Морозов, отрицая свою виновность, показал, что когда офицеров потребовали к адмиралу, он подошел к боевой рубке и застал близ адмирала капитанов 2 ранга Кросса и Ведерникова и лейтенантов Глазова, Пеликана и Северина. Адмирал сообщил тогда, что, по его мнению и по мнению командира, остается сдаться, так как средств для обороны у них нет. Услышав это, он, Морозов, сказал, что лучше было бы взорвать броненосец, на что ответа не последовало. Японцы открыли огонь, и он, Морозов, в предположении, что начнется бой, занял свое обычное место при подаче снарядов. Вскоре его потребовали в адмиральское помещение, где ревизор Четверухин, передав ему мешок с золотом, просил выдать в плену деньги за свои и сохранить. Адмирал собрал затем команду и объявил ей о сдаче. Ему, Морозову, казалось, что сдачей команда была довольна. Когда и кем поднят на броненосце японский флаг, он, Морозов, не знает.

aden13: lns Спасибо

архивист: Исходя из пожелания aden13, задаю наш общий с ним вопрос в этой ветке: В послужных списках (обнаружено и проработано два) М.Д. Жаринцева значиться: 7.3.-15.5.1905 младший артиллерийский офицер ЭБР "Император Николай I" В плену не был Под судом не был Участвовал в бою у о. Цусима Друзья, мы так и не смогли предложить серьезной версии событий. Как он мог не попасть в плен??? ЗЫ. Коллеги, пожалуйста, воздержитесь от версии - "ошибка в послужном списке". Один список составлен еще на флоте, другой при выпуске из Николаевской Инженерной академии, между ними 3 года, всякое бывает, конечно, но вероятность ошибок исчезающе мала.

wind: архивист пишет: 7.3.-15.5.1905 младший артиллерийский офицер ЭБР "Император Николай I" А у меня в базе указано: 02.03.1905 г. - Переведен с эск. броненосца "Император Николай I" на бр. берег. обороны "Адмирал Синявин". Интересно, кто "врет" ;-)) ... С уважением, В.

архивист: wind Послужной: 14.12.1904 старший артиллерийский офицер ББО "Адмирал Сенявин" Следующая запись см. выше.

Автроилъ: Позволю несколько дополнить приведённое коллегами. «Особое присутствие Военно-Морского суда Кронштадтского порта в составе: председателя — генерал-лейтенанта Бабицына, членов — вице-адмиралов Зеленого и Сиденснера, контр-адмиралов Моласа и Невинского, подполковника Эйкара и обвинителя - товарища главного военно-морского прокурора генерал-майора А.И. Вогака, 11 декабря 1906 года признало виновными: 1) бывшего контр-адмирала, а ныне дворянина Н.И.Небогатова в том, что 15 мая 1905 года в Японском море, будучи после боя настигнут и окружен неприятельской эскадрой, выслушав от флаг-капитана Кросса мнение командира броненосца "Императоръ Николай I" о необходимости сдаться, приказал поднять сигнал о сдаче, спустить Андреевский и поднять японский флаг, имея возможность продолжать бой; 2) бывшего капитана 1 ранга, а ныне дворянина В.В.Смирнова в том, что он просил флаг-капитана Кросса передать свое мнение о сдаче адмиралу и сдал броненосец, неприятелю, имея возможность продолжать бой; 3) капитанов 1 ранга, а ныне дворян Григорьева и Лишина в том, что первый сдал неприятелю броненосец, "Адмиралъ Сенявинъ", а второй — броненосец "Генералъ-Адмиралъ Апраксинъ", имея возможность продолжать бой. Поэтому указанные лица (господа Небогатов, Смирнов, Григорьев и Лишин) приговорены судом к смертной казни, но, во внимание к долговременной безупречной их службе и крайнему утомлению, в котором они находились после блестяще исполненного исключительного перехода, суд постановил ходатайствовать перед Государем Императором о замене для них смертной казни заключением в крепость на 10 лет, причем дальнейшую участь подсудимых представить на Монаршее милосердие». Броненосец "Орелъ" судом признан находившимся в состоянии невозможности продолжать бой вследствие множества полученных повреждений и понесенных потерь (статья №354 Военно-Морского устава о наказаниях), почему командовавший броненосцем капитан 2 ранга Шведе и все офицеры признаны в сдаче невиновными. «Из признанных виновными по рассматриваемому делу приговорены: капитан 2 ранга Кросс (участник сдачи) — к заключению в крепости на четыре месяца, капитаны 2 ранга Ведерников (ст. офицер "Николая I") и Артшвагер (ст. офицер "Сенявина") и лейтенант Фридовский (ст. офицер "Апраксина"), как попустители сдачи, к заключению в крепости первые два на три месяца, Фридовский — на два месяца. Остальные 69 офицеров эскадры, как не нарушившие долга службы и присяги, признаны по суду оправданными. Судебные издержки взыскать с осужденных: Небогатова, Смирнова, Лишина и Григорьева, а в случае несостоятельности принять за счет казны». Приговор в окончательной форме объявлен в Военно-Морском суде 28 декабря: «Всемилостивейше повелено: согласно ходатайству особого присутствия Кронштадтского Военно-Морского суда, осужденных по делу о сда¬че 15 мая 1905 года неприятелю броненосцев "Императоръ Николай I", "Орелъ", "Адмиралъ Сенявинъ" и "Генералъ-Адмиралъ Апраксинъ" бывшего контр-адмирала, дворянина Небогатова и бывших капитанов 1 ранга дворян: Смирнова, Григорьева и Лишина взамен определенной им судом смертной казни без лишения прав состояния подвергнуть заточению в крепости на Десять лет каждого с последствиями, указанными в 16 статье Военно-Морского устава о наказаниях. Приговором особого присутствия по тому же делу определено: капитанов 2 ранга: Кросса, Ведерникова и Артшвагера и лейтенанта Фридовского подвергнуть заключению в крепости с последствиями, указанными в 25-ой статье Военно-Морского устава о наказаниях: Кросса - на четыре месяца; Ведерникова и Артшвагера — на три месяца каждого и Фридовского — на два месяца. Привлеченных к сему делу капитанов 2 ранга Шведе и Куроша 2-ого; лейтенантов: Модзалевского, Павлинова-4, Бурнашева, Рюмина 2-ого, Северина, Глазова, Хоментовского, Жаринцева, барона Таубе, Мазирова, Сергеева 5-ого, Степанова 7-ого, Тиме, Пеликана 1ого, Белавенца, Макарова 3-его, Шишко 1-ого, Трухачева, Лебедева 3-его, Рощаковского, Николаева, Якушева; мичманов: Сакеллари, Карпова 2-ого, барона Павла Унгерн-Штернберга, барона Георгия Унгерн-Штернберга, Четверухина, Дыбовского.Суйковского, Волковицкого, Тевяшева, Мессинга, Мессера, Щербачева 3-его, Кульнева, Мороза, Маркова, Рыкачева, Каськова, Князева; корпуса механиков флота: полковника Парфенова, подполковника Орехова, капитана Хватова, штабс-капитанов Скляревского, Бекмана, Милевского; поручиков: Румса, Дмитраша, Можжухина, Русанова, Розанова, Федорова, Яворовского, Боброва, Тагунова; подпоручика Беляева; корпуса флотских штурманов подполковника Федотьева; прапорщиков: Шамие, Адамцевича, Скрыжакова, Антипина, графа Баранова, Дякина, Одера, Чепаченко-Павловского, Сонкина и Морозова — считать по суду оправданными». Командующий 1-ым отдельным отрядом судов эскадры Тихого океана контр-адмирал Николай Иванович Небогатов.

архивист: архивист пишет: Под судом не был С судом я погорячился, в послужном снандартная формулировка : "Подвергался ли наказаниям и взысканиям соединенным с ограничением преимуществ и прав по службе..." А Жаринцев, как оправданный, им и не подвергался. И, все равно, меня не оставляет мысль: Почему в п.с. указано, что он в плену не был?

Андрей С: Извините, что вмешиваюсь. Но я являюсь обладателем переписки Федора Федоровича и его жены Марии Михайловны Артшвагер(Романова). Кто может подсказать по родословной Марии Михайловны. В качестве ответной услуги, могу посмотреть переписку(если есть) по войне.

kerbyol:

Автроилъ: Об одном из осуждённых: ВЕДЕРНИКОВ Петр Петрович (20.4.1865 - …?), капитан 2-ого ранга (в чине с 01.01.1904). Уроженец Санкт-Петербурга. Окончил Морское училище с занесением на мраморную доску и присуждением Нахимовской премии в 250 рублей. Произведён в мичманы (с 01.10.1884) и назначен ревизором на клипер "Крейсеръ", на котором совершил плавание по западному маршруту (вокруг мыса Горн) на Тихий океан (01.09.1884-31.05.1885), где в дальнейшем принял участие в промерах дальневосточных морей и описи их берегов. Переведённый приказом (от 04.07.1888) генерал-адмирала Великого князя Алексея Александровича (1850-1908) на ЧФ, первое время состоял помощником начальника метеорологической станции, одновременно заведуя корректировкой устаревших карт и лоций Черноморского побережья. Штурманский офицер шхуны "Казбекъ" (с 28.07.1889). Ревизор минного КР "Казарскiй" (с 26.08.1891). Будучи уже лейтенантом (с 30.08.1891) исполнял обязанности флагманского офицера при начальнике Сводного отряда судов Николаевского порта (с 28.11.1891). С переводом на Балтику назначен командиром 1-ой роты КР "Память Азова" (с 16.07.1896), в последующем - ревизор (07.01.1897), затем старший штурманский офицер этого корабля (с 07.12.1897). Старший штурман КР 1-ого ранга "Дiана" (с 01.01.1899). Старший офицер достраивавшегося в Санкт-Петербурге на верфи "Нового Адмиралтейства" ЭБР "Бородино" (с 17.09.1901). По декабрь 1903 года заведовал отрядной ружейной мастерской. В период Русско-японской войны (1904-1905) старшим офицером ЭБР "Императоръ Николай I" (с 18.10.1904) участвовал в переходе на Дальний Восток и в сражении с японским флотом в Цусимском проливе (14-15.05.1905), после которого оказался плену. По возвращении в Россию привлекался к судебному расследованию по делу о сдаче кораблей 2-ой Тихоокеанской эскадры. Решением Особого присутствия Военно-морского суда Кронштадтского порта (от 11.12.1906, Высочайше конфирмовано 25.01.1907) признан виновным в попустительстве к сдаче броненосца "Императоръ Николай I" и приговорен к заключению в крепость на 3 месяца. Дальнейшая судьба неизвестна. В приговоре было указано: "...подвергнуть заключению в крепости с последствиями, указанными в 25-ой статье Военно-Морского устава о наказаниях..." Интересно, что за последствия? С лишением чинов, орденов и прочего?

wind: Автроилъ пишет: капитан 2-ого ранга (в чине с 01.01.1904). За отличие по службе. "ВЫСОЧАЙШИЕ ПРИКАЗЫ ПО МОРСКОМУ ВЕДОМСТВУ О ЧИНАХ ВОЕННЫХ ... № 785. Яхта «Александрия», 1-го сентября 1907 года. Производятся: в капитаны 1-го ранга: капитан 2-го ранга Ведерников; в полковники: корпуса инженер-механиков флота, подполковник Покровский – оба с увольнением, на основании отдела I Высочайше утвержденного 26-го декабря 1905 года мнения Государственного Совета, от службы, с мундиром и пенсиею; " С уважением, В.

архивист: Автроилъ пишет: С лишением чинов, орденов и прочего? Последствия имеются в виду для выслуги чинов, орденов, пенсии и т.п. Лишение чинов, орденов, дворянства всегда специально оговаривалось в приговоре открытым текстом.

Гюйс: Автроилъ пишет: ВЕДЕРНИКОВ Петр Петрович (20.4.1865 - …?), Дальнейшая судьба неизвестна. Просто факт. Ведерников Петр Петрович 1913 год. от. капитан 1-го ранга. Служащий Китайско-Восточной ж.д. Жена. Мария Александровна. Проживали. С-Петербург, ул. Сергиевская, 81.

Автроилъ: Благодарю всех за существенные дополнения. С уважением...

Сергей: Ведерников Петр Петрович В последнем Кортике № 8, 2009 стр.55, указывается год смерти 1914

Dirk: Не отрекаюсь! Умер в 12 ч ночи на 1 января 1914 г. от паралича сердца. Проживал: СПб., Сергиевская 81. Ордена до Св. Станислава 2 ст. включительно. Вынос тела из квартиры для отпевания и погребения в Новодевичьем монастыре назначен на 04.01.1914 (РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 1961. Л. 1). 31.12.1914 накануне годового дня кончины капитана 1 ранга Петра Петровича Ведерникова будет отслужена заупокойная литургия в соборе Новодевичьего монастыря в 11 ч утра // Новое время. 30.12.1914. № 13937. С. 1.

Сергей: Спасибо! С уважением Сергей.

Spanthout: Прокурор А.И. Вогак "Новое Время" №11029, 25 ноября 1906 г.

olvia: К процессу адм. Небогатова = из журн. "Дело и Отдых", №48 1906

Dirk: olvia пишет: из журн. "Дело и Отдых", №48 1906 А в 1912 г. эту же фотографию поместили в изданной "нашими" в Германии скандальной книжечке "Последний самодержец":

olvia: Dirk пишет: фотографию поместили в изданной "нашими" в Германии скандальной книжечке Панибратский тон комментария из книжки впечатляет. И еще: Рождественскаго... Объяснимо, когда сейчас коверкают фамилию, но в 1912-то она была еще свежа у всех на слуху.

Dirk: Ну, это цветочки, там ещё много такого было. Революционное, бесцензурное, рассчитанное на впечатление.

olvia: aden13 пишет: Приговором особого присутствия по тому же делу определено: Капитанов 2-го ранга: ... Ведерникова ... подвергнуть заключению в крепости, с последствиями, указанными в ст. 25 Военно-Морского Устава о Наказаниях ... – на три месяца Речь присяжного поверенного Николая Платоновича Карабчевского в защиту капитана 2 ранга Ведерникова: Дело о сдаче неприятелю "Небогатовской эскадры". Введение в дело: Двадцать второго ноября 1906 года в Особом присутствии Военно-Морского суда Кронштадтского порта началось разбором дело о сдаче неприятелю эскадренных броненосцев "Императора Николая I", "Орла" и броненосцев береговой обороны "Генерал-адмирала Апраксина" и "Адмирала Синявина". В качестве обвиняемых, кроме начальника эскадры "бывшего контр-адмирала" Небогатова, были преданы суду и все чины командного состава четырех броненосцев, всего в числе 77 человек. В числе преданных суду находился и подзащитный Н. П. Карабчевского капитан 2-го ранга Петр Петрович Ведерников, в формуляре которого значилось, что он окончил курс наук в Николаевской морской академии, а по окончании им курса в морском училище имя его записано золотыми буквами на мраморной доске. Во время сдачи он состоял старшим офицером на эскадренном броненосце "Император Николай I". Обвинение констатировало, что названные броненосцы, будучи 15 мая 1905 года около 10 часов утра настигнуты в Японском море, близ Корейского пролива, японской эскадрой, без боя спустили перед неприятелем флаг и были отведены в плен. В отношении капитана 2-го ранга Ведерникова (равно как и в отношении некоторых других чинов командного состава эскадры) обвинение, согласно обвинительному акту, формулировалось в таком виде: "Будучи осведомлен о принятом начальником эскадры и командирами судов решении сдать без боя и вопреки требованиям воинской чести и правилам Морского устава броненосцы наши неприятелю, он в нарушение присяги и верности службы, имея возможность предупредить это преступление, заведомо допустил содеяние оного". Преступление это предусмотрено 279 ст. Военно-морского устава о наказаниях. По делу было допрошено свыше 200 свидетелей из состава нижних чинов команды, врачебного персонала и младших офицерских чинов. В числе свидетелей защиты был допрошен адмирал З. А. Рождественский. Заседание по этому делу закончилось лишь 11 декабря 1906 года. Господа судьи! Как бы ни бодрилась защита, желая отмахнуть от себя острое раздражающее впечатление от этого несчастного процесса; как бы логичны ни были ее доводы, сколь бы ясной ни представлялась разуму вся необходимость сдачи злополучной Небогатовской эскадры, что-то неотвратимое, хотя и неуловимое остается на своем месте, как острая заноза бередит нашу национальную гордость и с Галилеевским упрямством твердит нам одно: "А все-таки сдались!" Сдались... Сдача, т. е. позор и унижение - результат собственного бессилия или собственного малодушия. В жестокие отдаленные времена варварских войн и набегов ведь что бы означала "сдача"? Наложение цепей на пленников, совершенное аннулирование их личностей, вечное рабство у победителей. Полное осуществление грозной формулы тогдашней войны: "горе побежденным", во всех своих унижающих, оскорбительных подробностях, вплоть до позорного шествия за триумфальной колесницей победителя! Немудрено поэтому, что слово "сдача" навсегда сохранило в умах людей свое теперь уже атавистическое, но грозное значение, способное ослепить самые зрячие глаза, отуманить самые светлые головы. Именно по поводу сдачи эскадры Небогатовым слышатся и теперь искренне негодующие голоса: Разве сдача когда-нибудь, при каких бы то ни было условиях для русской чести допустима? Разве закон не угрожает всегда за нее смертной казнью? Разве сдача не синоним измены? Возможно ли защищать подобных людей? Вся команда нижних чинов, злополучно настигнутых врагом судов, искренно верила, что по статуту ей полагается только одно: безропотно умереть. Помните характерный диалог матроса и офицера: "Значит, конец, ваше благородие?" - "Значит, конец! Песня наша спета!" Многие из недовольных сдачей, или протестовавших против сдачи офицеров прямо так и формулировали свои чувствования: "позор, измена долгу" и, протестуя хотя бы только на словах, считали себя героями. Вспомним наконец трогательный эпизод с умирающим капитаном 1-го ранга Юнгом, делающий честь одинаково и победителям и побежденным, когда японский часовой ревниво охранял доступ к умирающему, боясь, чтобы кто-нибудь не доконал его тяжкой вестью о сдаче. Ему, умирающему, лгали честные враги, и он, облегченно закурив папиросу, спокойно умер, думая, что погиб только он, а корабль его приближается к Владивостоку. Не позавидовали ли ему тогда многие и многие из боевых его товарищей? Убежден, что все. Самое существование 354 ст. Морского устава, допускающей сдачу судна и только нормирующей ее условия, для весьма многих кажется каким-то неприятным диссонансом, неожиданным откровением, отождествляемым ими чуть ли не с потаканием явной измене. Всегда - вперед! Сколько бы это ни стоило родине крови, горя и слез? Вперед!.. Но увы! Судьба иногда как бы намеренно собирает над головами отдельных личностей и целых народов свои самые грозные тучи, чтобы заставить их вовремя еще очнуться, переоценить все ценности, на которых покоилось их кажущееся благополучие. Она заставляет "сжечь, быть может, все, чему они раньше поклонялись, поклониться всему, что сжигали". Судьба и любимцев своих иногда беспощадно спеленывает трагическими, режущими нитями своих жестоких, но неотвратимых уроков. Опутанные ими, они бессильно бьются, пока урок не будет доведен до конца. Реки слез и крови залили Россию, но судьба осталась неумолима до конца. Истязая, она точно глумилась. "А, вы легкомысленно и неосторожно затеяли кровавую бойню ради далеких и чуждых вам интересов; вы гордо почивали в сознании своего показного величин и силы; вы с легким сердцем пошли на жестокий экзамен, совершенно неподготовленные, - вы пожинаете только то, что посеяли!" "Вы залили далекие чуждые нивы русской кровью, но это не дало вам ни одной победы; вы хотели по трупам идти победоносно вперед, но вы пятились только назад, и вот позор ваших этапов: Лаоянь, Мукден и Порт-Артур!" "Наконец последняя, совершенно уже безумная ставка вконец проигравшегося игрока - Цусима, и она - бита. В довершение декоративно зловещий эпилог - японский флаг на Небогатовской эскадре". Заслуженный дар судьбы - слава даром не дается. С великими уроками судьбы надо обращаться бережно, иначе они повторятся. Спорить с ними не приходится, это бесплодно. Мудрый должен ими пользоваться. Для него такой урок должен стать непререкаемым memeto mori на вечные времена. Небогатовская "сдача", так больно разъедающая нашу совесть, это только символическая финальная черная точка в конце кровавых и бесславных страниц всей нашей минувшей войны. Увы. Если это и была "сдача", то, в сущности, лишь неизбежное начало тех дальнейших "сдач", которые зарегистрированы портсмутскими протоколами, и авторов которых никто, однако, не обвиняет ни в измене, ни в опозорении России. Их не сажают на скамью подсудимых. Постараемся обосновать нашу мысль. Точно ли повинны сидящие здесь подсудимые? И не была ли сдача Небогатовских судов неотвратимой? А если она была неотвратима, то может ли падать на этих несчастных тень позора? Быть может, вы удивитесь следующим историческим справкам. Прусский фельдмаршал Блюхер, торжественно входивший в 1813 году в Париж во главе союзных войск победителем, отрезанный в 1806 году с небольшим отрядом на севере Германии, вынужден был положить оружие и сдаться без боя Наполеону. Адмирал Синявин, тот самый, именем которого назывался один из броненосцев, бывших в отряде Небогатова, застигнутый в одном из английских портов неожиданным объявлением войны, должен был сдать свою эскадру англичанам. Это не помешало славе обоих названных воителей. Итак, не в самом слове "сдача" кроется весь ужасающий его смысл и даже не в обстановке сдачи, а исключительно в вызвавших самую сдачу внутренних мотивах и побуждениях сдающих. История знает примеры форменных измен, корыстных сдач из честолюбивых или корыстолюбивых целей, и, конечно, такие "измены" ничего общего с Небогатовской сдачей не имеют. А между тем мы грозно негодуем по поводу этой сдачи, как если бы она была вызвана подобными низменными мотивами. Даже Франция не возмущалась так Базеном, как мы теперь Небогатовым. Другой низменный мотив, делающий для воина сдачу позорной, - трусость. Естественное для всякого смертного чувство самосохранения должно быть побеждено чувством долга и самоотвержения воина. Относительно офицеров - тут выдвинуто и договорное начало. Они добровольно идут в военную службу, получают жалованье, делают карьеру, они, естественно, должны и расплачиваться своей кровью в нужную минуту. В этом их служба! Для нижних чинов столь же безусловный, но еще более трагический императив. О их желании идти в солдаты никто уже не спрашивает, свою обязанность жертвовать в нужную минуту жизнью они извлекают вместе с нумером непосредственно из жеребьевой урны. Но надо же по совести признать, что даже злейшему врагу России и за минувшую войну не упрекнуть русского воина в трусости! Тот самый Небогатовский отряд, который в продолжение 8 месяцев неустанно качало море, жгло тропическое солнце и подпекало непрерывное действие котлов и кочегарок, несмотря на все неблагоприятные условия перехода, разве 14 мая не был у Цусимы, разве он дрогнул там? Тот же Небогатое, тот же Ведерников - разве в пылу этого боя не были до конца на своих местах? Разве не бесстрашно готовились они заступить место "Орла", уцелевшего только благодаря наступившей ночи? Разве в "Николай" не попадали снаряды? Разве не каждую секунду наступала их очередь - с распоротым осколком варварского снаряда животом или опаленными глазами продолжать команду. Нет, в малодушии и в трусости нельзя упрекнуть моряков, добравшихся до Цусимы, в ней побывавших и схоронивших там треть (шутка сказать!) боевых своих товарищей. Кто не дрогнул в аду Цусимского боя, того никто не вправе назвать трусом! Здесь немалое, почти ироническое, смятение произвело появление заслуженного боцмана Макаренко со сдавшегося "Николая" с Георгием 4-й степени в петлице. По-видимому, получилось непримиримое противоречие. С одной стороны, в виде кары за сдачу, он лишен воинского звания, с другой же - после сдачи награжден главнокомандующим военным орденом за храбрость. Ошибка, я думаю, однако, не на стороне закаленного в боях главнокомандующего. Он знал, что Макаренко ранен в Цусимском бою, и понимал, что каждый, кто вынес этот бой, не может быть назван трусом. Когда ему доложили, что Макаренко со сдавшегося судна, он не отменил своего распоряжения и сам пришпилил к его груди почетный орден. Вот яркая иллюстрация истинной оценки заслуг и здравого жизненного понимания хода военных событий. Но вместе с тем это и укор тем, никогда не нюхавшим пороха воинам, благодаря счастливой, случайности стоящим во главе целых ведомств, которые не захотели или не сумели отстоять воинскую честь несчастных мучеников Цусимы. По поводу сдачи Небогатова мне случалось слышать от брюзжащих старцев, справедливо гордящихся Синопом или Севастополем, зловещую фразу, как бы заранее опорочивающую ценность всей современной храбрости наших моряков. В применении именно к флоту не без язвительности отмечают, что прежде суда были деревянные, зато люди на них были железные, теперь суда железные, но люди картонные! Сказ верный лишь в первой своей части, глубоко несправедливый в заключительной. Действительно, теперь мы все уже не железные люди. И слава Богу! Мы знаем, каким строем, какими жестокими приемами достигалась в то время эта хваленая "железная" закаленность. Тех шпицрутенов, которые отпускались тогда на долю одного матроса за его 35-летнюю службу, достаточно было бы теперь, чтобы уморить целые роты и даже экипаж. Но мы и не картонные! Отжившим свой век просто непонятно окружающее. Мы то, чем нам и быть полагается, чем только и может быть современный человек в наш нервный, технически богато оснащенный и быстроходный век: мы комки мыслящих нервов, глубоко и болезненно чувствующие, повышенно и быстро реагирующие, но мы менее всего автоматы! Делайте из нас надлежащее употребление: окрылите нас идеей, требующей беззаветных жертв, дайте надлежащие технические средства для плодотворной деятельности, и тогда для нас не будет невозможного. Специально в применении к морскому боевому делу разве возможно теперь ссылаться на артикулы Петра Великого? Да за эту несвоевременную ссылку он, великий гений, чего доброго прошелся бы только своей дубинкой по нашим спинам. Живи он теперь, разве он не понял бы всех современных условий техники и требований морского боя? За отсылку такого флота под Цусиму он стер бы с лица земли, пожалуй, всю Либаву, чтобы и памяти о ней не осталось. Разве теперь возможны абордажные сражения, где только безумно дерзкая храбрость и личная стойкость борцов решали почти все дело. Теперь дерутся на верстовых расстояниях, и результат боя определяется почти исключительно морскими и боевыми качествами судов. Нынешний бой, особенно морской, соображая состояние технических условий противников, - почти простая математическая задача, которую безошибочно можно решить и предсказать заранее. Но какой еще личной храбрости вы можете требовать от моряков, доведших суда до Цусимы и принявших этот ужасный бой, в то время, когда все сознавали неравенство сил. Японцы - дома, мы - оторванные на далекой чужбине, они - усвоившие всю технику, всю детальную подготовку, мы - собранные с борка да с сосенки, с нервущимися снарядами и неверными дальномерами; у них сзади победы, у нас только поражения, вплоть до сдачи "неприступного" Порт-Артура. Нет, Петр Великий не послал бы свою эскадру на неминуемую гибель в Цусиму. Он остановил бы ее вовремя, особенно после Порт-Артура, он переродил бы ее до высоты современных требований и держал бы ее до конца войны в запасе, как боевой еще козырь для почетного мира. А нам достаточно было газетной шумихи господ Кладо и Ко для бесповоротного решения вопроса первостепенной государственной важности, как посылка тысяч людей и миллионных броненосцев на бесполезную гибель и смерть. Господин прокурор затронул при оценке Небогатовской сдачи один первостатейной важности вопрос. Он сказал: "Сдачей судов усиливается противник, поэтому надо жертвовать всем, лишь бы уничтожить корабли". Но и это положение неприменимо к данному случаю: война была в сущности кончена, морская тем более, флота у нас после Цусимы более не оставалось. В смысле же обогащения японцев - поверьте, что все было бы и без того учтено Портсмутским договором, и даже наверное та порча частей, которая, по мнению прокурора, похвальна и которой гордился механик Бекман, только увеличила бы денежную контрибуцию, дипломатически проведенную под флагом "на содержание пленных". Что касается до ценности самих кораблей, то стоили они нам действительно дорого, но это не показатель их абсолютной ценности. Уничтоженные или сданные японцам, они имеют для нас уже ту отрицательную ценность, что если бы вздумалось это господину Кладо, их нельзя было бы, заново перекрасив, послать на новую войну выполнять непосильную работу. Итак: ни личных, ни корыстных целей у сдающих не было. Нанести вред неприятелю, сражаться было невозможно. Это ярко иллюстрировали говорившие ранее меня защитники. Всякое кровопролитие, при данном положении сражающихся, несомненно, было бы бесполезно. "Бесполезное кровопролитие" - это термин закона, я назвал бы его сильнее - "бесчеловечным кровопролитием". Мы, очевидно, расходимся с прокурором в определении таких простых понятий, как человечность, гуманность и альтруизм. Признавая, что затопление - и спасение якобы тем чести Андреевского флага - несомненно, потребовало бы гибели части людей, он с спокойствием бухгалтера заранее определяет и процент такой убыли. Признаюсь, я не могу понять подобного арифметического альтруизма. Да и сам закон ясен! Гибель и одного вверенного командиру матроса - преступна, если она заранее очевидно бесполезна. Казалось бы, для этой войны уже довольно бесполезных жертв, радовавших нас лишь мимолетно взятием сопки с деревом или без дерева, настолько достаточно, чтобы при исходе войны, когда бесполезность ее результатов стала очевидной, ценить каждую жизнь, каждую живую душу на вес золота, как то велят и закон, и разум, и совесть. Яркой иллюстрацией того отношения, которое подсказывается альтруизмом вождю по отношению к своему войску, жизнь и смерть каждой единицы которого находится всецело в его руках, может служить одна страничка из рассказа симпатичного Гаршина "Из воспоминаний рядового Иванова". Известно, что сам Гаршин был участником восточной войны, как рядовой. Он рассказывает, какими горькими слезами плакал покойный государь Александр II, провожая свои войска на войну. Державный вождь не скрывал своих слез. Он плакал, хотя войско двигалось на популярную, считавшуюся всей Россией чуть ли не святой войну. Он плакал, ведя войска к победам, к неувядаемой славе. Что же бы он делал после Цусимы, как бы страдало его благородное, полное человеколюбия сердце? Неужели бы он сказал Небогатову: "Мало, топи еще две тысячи человек!" Нет, рыдая кровавыми слезами, он первый крикнул бы: "Довольно! Эти, по счастью, уцелевшие молодые жизни - пусть остаются святыми реликвиями моего человеколюбия!" Так я понимаю разумный альтруизм, в том числе и военный альтруизм, не призванный нести жертвы безумию. Я исчерпал почти все общие соображения, которых хотел коснуться, чтобы установить возможно правильную точку зрения на сдачу Небогатова. Единственную уступку, которую я мог бы сделать господину прокурору, это - допущение предусмотрительности, если была возможность затопить большинство судов и спасти всех на одном каком-либо броненосце. Но думаю, что и я сам, который склонен был бы поддерживать такую точку зрения, и особенно господин прокурор, настаивающий на ней, ошиблись бы, утверждая, что для этого было достаточно времени. Пока не убедились, что это именно японские суда и притом в подавляющем количестве, исключающем возможность сопротивления, топить суда, разумеется, было бессмысленно. Когда они в этом убедились, было уже слишком поздно. С момента установления, что это главные или вернее все японские силы, прошло всего каких-нибудь минут 10. Ведерников лазил на салинг и еще колебался определить, японская ли это эскадра, так как в числе других были трехтрубные суда и строй был в полном порядке. Убедившись, наконец, что приближается весь японский флот в числе 28 кораблей, он доложил адмиралу. Была пробита боевая тревога. Начали под руководством Ведерникова, как старшего офицера, ломать боевую рубку для избежания пожара. Неприятель был в 60 кабельтовых, когда неожиданно для Ведерникова взвился международный сигнал: "сдаюсь", "окружен", "сдача"! Тут только роль Ведерникова получает инкриминируемую окраску, и я должен охарактеризовать ее. До сих пор у него не было мысли о сдаче, и он делает только свое хлопотливое судовое дело. С этого момента мы можем судить и характеризовать его отношение к сдаче. Ломая еще рубку, он видит сигнал о сдаче. "Как сдача?!" "Кем решена?!" По собственному заявлению Небогатова, и тут еще Ведерников "подсказал ему" о необходимости созвать, по крайней мере, совет офицеров. Сигнальщик Загородный удостоверяет, что он слышал, как Небогатов сказал Смирнову: "Вот старший офицер не согласен, он против сдачи!" На это Небогатову что-то ответил Смирнов. Другой свидетель Туров утверждает: "Ведерников говорил: "Давайте затопим броненосец, спустим шлюпки и будем спасать команду!". По собственному, никем не опровергнутому показанию Ведерникова, занесенному в обвинительный акт: "Увидя сигнал о сдаче, он удивился и сказал Небогатову, что необходимо созвать совет всех офицеров". Совет был созван исключительно по его инициативе. На совете одним из первых он высказался категорически против сдачи. На замечание, что боевого вреда врагу мы принести не можем, он возразил, что, вступив в бой, мы можем принести моральную пользу России. Кажется, категорично и ясно! В иные моменты слово уже - дело! Но, разумеется, при этом безумного потопления людей и он не хотел. Спасти большинство можно было, только располагая известным временем и при условии, если бы Небогатой, как начальник отряда, заранее дал общее согласованное распоряжение в этом направлении. Но, возражают; тускло и неэнергично выражена была мысль о несогласии на сдачу, и не было предпринято никакого реального противодействия! Это, собственно, и ставится господину Ведерникову в уголовную вину. Господин прокурор, слава Богу, отказался от обвинения его в активном соучастии по сдаче судов, чего по чистой совести, по всему ходу своих мыслей, Ведерников и не хотел. Чтобы понять, что пережил и перечувствовал он в эту минуту, надо перенестись в его положение. Ведерников не юноша, не мичман, который, нашумев, мог думать, что он уже спас родину. Записанный на мраморной доске, идеально теоретически подготовленный академик, человек знания, опыта, видящий одновременно многое, он не мог проявить себя человеком слепой воли и необузданного темперамента. События шли так быстро, что даже времени для разумного противодействия у него не оказалось; к неразумному же он прибегнуть не мог. Весьма скоро он должен был убедиться: что еще осуществимо и что уже абсолютно невозможно. Минуту перед тем он был еще искренен, когда возражал против сдачи. "Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман!" Он целиком пережил это чувствование поэта, когда высказался против сдачи судов, хотя безнадежность сопротивления была ему ясна. И он вынужден был убедиться, что и у "нас возвышающего обмана" опускаются крылья, когда они подбиты. Идея о возможности иного исхода, кроме сдачи, умерла, как явно нежизнеспособная. Намученная команда, истощенный нервный запас у всех, абсолютная беспомощность перед неприятелем - все вместе взятое диктовало одну только возможность - гибнуть безмолвно, даже не пытаясь спасаться. Предстояло идти как ключ ко дну, и только! В эту-то минуту, при таком общем настроении, взвился властный сигнал Небогатова: "Сдача!" Приходится еще раз вернуться к "нас возвышающему обману". Интересовались: в каком порядке поднимались сигнальные флаги и что они обозначали? Эти вопросы очень беспокоили прокурора, видимо, беспокоили и вас. Боюсь, не в поднятии ли флагов вплоть до японского кроются последние судороги нас возвышающего обмана. Поднятие флагов, как установили свидетели, было обусловлено единственно желанием остановить стрельбу, т. е. неминуемую гибель броненосца "Николай", в который уже попадали японские снаряды, в то время, когда, по заявлению старшего артиллерийского офицера, наши снаряды не достигали вовсе неприятеля. Все участники сдачи как бы сторонятся факта поднятия японского флага. Спускали и поднимали флаги Гаврилов, Носов и Степанов, но они все замалчивают эту подробность. Часовой Невдабенко слышал команду о поднятии флагов с рубки. Ведерников утверждает, что сам адмирал Небогатой отдавал приказания о спуске и поднятии флагов, и это никем не опровергается. Я этим не хочу усугублять или подчеркивать вину Небогатова. Раз решена сдача, потребовавшая мучительной душевной борьбы, при чем же самая форма сдачи, при чем флаги? Знамя - только символ, только знак! Но нас возвышающий обман неумолил: мы готовы мириться с фактом сдачи броненосцев, но не допускаем, чтобы сами русские могли поднять японский флаг? Промелькнула как оправдание точка зрения лейтенанта Модзалевского: лучше самим поднять, нежели дать глумиться врагу! Была и другая точка зрения Ведерникова; только этим путем можно было прекратить губительную для команды стрельбу. Поставите ли вы им в вину в минуту общей растерянности утрату веры в самообман? Тусклое, бесцветное выражение идеи Ведерникова о невозможности сдачи было явным симптомом непригодности самой идеи. Сдача его угнетала, но он был бессилен ей противодействовать. Идея - сила, раз она назрела, она найдет своего воплотителя. Когда для всех стало ясно, что иного выхода нет, все ждали, ничего не предпринимая, все желали только подчиниться, а не приказывать. Вся команда, как один человек, была угрюмо спокойна. И вот в такую минуту раздалась речь Небогатова, обращенная к команде. Она и решила дело. Он сказал, что он стар и время ему умереть, но он не хочет губить других. И вот он один берет на себя позор сдачи и несет за них всех ответственность. От этих слов все облегченно вздохнули. Всех угнетала тоска, поистине должен был страдать тот, кто читал теперь отходную на собственных похоронах. Эту отходную прочел себе сам Небогатов. Его несомненно благородное побуждение дать одному ответ за всех, однако, не сбылось. Ему не дано было последнего утешения, хотя бы здесь, на суде, грудью своей отстоять своих подчиненных. Они вместе с ним преданы военному суду. Но не утешит ли, не простит ли и его когда-нибудь наша общая мать - Родина? Она, многострадальная, понявшая, простившая и безропотно понесшая крест Порт-Артура, Лаояна, Мукдена, Цусимы и Портсмута! Неужели не поймет и не простит она одной только Небогатовской сдачи? Нет, она простит и, может быть, горячее всех прижмет именно его к своей груди и горше всего заплачет именно над ним, как над самым несчастным, обреченным на все муки бесславия и позора за то, что 15 мая, обессиленный, истерзанный, он в подчиненных своих почуял и пожалел человека. Я кончаю, господа судьи! Свинцовым тяжелым кошмаром проносятся последние годы над нашей общей родиной. Все, все, вплоть до братоубийственной смуты, вражды, взаимной ненависти и междоусобной бойни, вызвано этой ужасной войной. Все, что от нее идет, все, что к ней прикасается: муки, терзания и боль для России. Не думайте, однако, что эти раны можно залечить торжеством условного показного правосудия. Не такого правосудия ждет измученная Россия. Дайте ей правды, одной только голой правды, как бы горька она ни была, и тогда и только тогда она, многострадальная, говоря словами поэта, "вынесет все, и широкую, ясную грудью дорогу проложит себе..." Радостно будет тогда. Простит она всех и, может быть, даже благословит теперешние свои муки! Из Интернет-журнала Ассоциации юристов Приморья "ЗАКОН".

Alchel: "Огонек" 16(29) мая 1909 г.

stem: Подскажите, а заседания по делу сдачи м-ца Бедовый происходили в собственных помещениях Кроншт. в-м суда, или в другом здании?



полная версия страницы