Форум » Гражданская война » Как это начиналось... » Ответить
Как это начиналось...
Автроилъ: Принято считать, что Гражданская война началась после разгона большевиками Учредительного собрания и расстрела демонстрации 28 ноября, но до открытия фактических боевых действий произошёл ещё ряд событий. Этот документ об одном из них. Из материалов Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при Главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России. Дело №56. (Сведения о злодеяниях бльшевиков в городе Евпатории.) Вечером 14 января1918 года, на взморье вблизи Евпатории показались два вонных судна - гидрокрейсер "Румынiя" и транспорт "Труворъ". На них подошли к берегам Евпатории матросы Черноморского флота и рабочие Севастопольсого порта. Утром, 15 января, "Румынiя" открыла по Евпатории стрельбу, которая продолжалась минут сорок. Около девяти часов утра высадился десант приблизительно до 1500 человек матросов и рабочих. К прибывшим тотчас присоединились местные банды и власть перешла в руки захватчиков. Первые три дня вооруженные матросы с утра до позднего вечера по указанию местных большевиков, производили аресты и обыски, причём под видом отобрания оружия , отбирали всё то, что попадало им в руки. Арестовывали офицеров, лиц зажиточного класса и тех, на кого указывали, как на контрреволюционеров. Арестованных отводили на пристань в помещение РОПИТ, где в те дни неприрывно заседал временный военно-революционный комитет, образовавшийся частью из прибывших матросов, а частью пополненный большевиками и представителями крайних левых течений города Евпатории. Обычно без опроса арестованных перевозили с пристани под усиленным конвоем на транспорт "Труворъ", где и размещали по трюмам. За три-четыре дня было арестовано 800 человек. Обхождение с арестованными было наглое, грубое, над ними издевались и первый день им ничего не давали есть. Бывали случаи, когда при задержании наносили раны и избивали до потери сознания. Так при задержании капитана Литовского полка Адама Людвиговича Новицкого ему были нанесены тяжкие побои и причинены острорежущим орудием две глубокие раны в полость живота, после чего он был в числе других утоплен в море. ...Всех предназначенных к убийству перевозили на катерах с "Трувора" на "Румынiю", которая стояла на рейде неподалеку от пристани. Казни производились сначала только там, а затем уже и на "Труворе" тоже. И происходили по вечерам и ночью , часто на глазах некоторых арестованных. Казни происходили так: лиц, приговорённых к расстрелу, выводили на верхнюю палубу и там, после издевательств, пристреливали, а затем бросали за борт в воду. Бросали массами и живых, но в этом случае жертве отводили назад руки и связывали их веревками у локтей и у кистей, помимо этого связывали иноги в нескольких местах, а иногда оттягивали голову за шею веревками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам (подобный случай был с утопленным на "Румынiи" капитаном Гвардии Николаем Владимировичем Татищевым). К ногам привязывали «колосники». Казни происходили и на транспорте "Труворъ"... Казни продолжались целую ночь и на каждую казнь уходило 15-20 минут. Во время казней с палубы в трюм доносились неистовые крики, и для того, чтобы их заглушить транспорт "Труворъ" пускал в ход машины и как бы уходил от берегов Евпатории в море. За три дня, 15, 16 и 17 января, на транспорте "Труворъ" и на гидрокрейсере "Румынiя" было убито и утоплено более 300 человек. 24 июля 1919 года. Г. Екатеринодар.
Ответов - 56, стр:
1 2 All
Автроилъ: Распятый мир. Севастопольская Голгофа. Февраль 1918 года ЧИКИН Аркадий Михайлович. Во второй половине февраля Севастополь оставался центром политического противостояния на полуострове. 17 февраля начал работу 2-й Общечерноморский съезд, поддержавший Советскую власть, но активизировались эсеры. Продолжались споры об отношении к Германии. С одной стороны звучали решительные предложения прекратить мирные переговоры с Берлином, а с другой следовали требования немедленного подписания с немцами мирного соглашения. Эсеры, меньшевики и большевики все меньше понимали друг друга. На улицах города торжествовала митинговая демократия, распространялась печатная продукция с противоположными взглядами на события. Обыватель окончательно был сбит с толку. Чувствовалось, что Севастополь стоял перед суровым испытанием. Морские и сухопутные офицеры покидали служебные места, на кораблях шло брожение. В городе активно формировалась антибольшевистская оппозиция, саботировались решения властей о выплате контрибуции на нужды Красного флота. Тем временем, в революционном Севастополе восемнадцатого года продолжали спорадически возникать самовольные расправы над офицерами многие из которых не провоцировали конфликт. Например, старший офицер крейсера «Память Меркурия» ст. лейтенант Д. Павловский 1-й, проходя мимо мастерской в порту, был задержан патрулем. Матросы бросили его на землю, накрыли стальными листами и прыгали на них, пока не затих «последний вопль несчастной жертвы…». «Победители – обычно великодушны, - может быть, по причине усталости, - пролетариат не великодушен, как это видно… …в тюрьмы попадают тысячи, да тысячи рабочих и солдат, - писал «буревестник революции» писатель Максим Горький (А.М. Пешков, 1868-1936). — Нет, пролетариат не великодушен и не справедлив, а ведь революция должна была утвердить в стране возможную справедливость…Уничтожив именем пролетариата старые суды, народные комиссары этим самым укрепили в сознании «улицы» ее право на «самосуды», звериное право с 1905 года. Уличные самосуды стали вседневным, «бытовым явлением» (см. Максим Горький. Несвоевременные мысли. 1918 год). Слова Максима Горького и подобные настроения убедительно прокомментировал В.И. Ленин в приветствии венгерским рабочим 27 мая 1919 года: «Эта диктатура предполагает применение беспощадно сурового и решительного насилия для подавления сопротивления эксплуататоров, капиталистов, помещиков, их прихвостней. Кто не понял этого, тот не революционер, того надо убрать с поста вождей и советчиков пролетариата». А на полях многострадальной России продолжалась схватка не на жизнь, а на смерть. И вот уже в письме ЦК РКП (б) к партийным организациям озаглавленном «Все на борьбу с Деникиным» В.И. Ленин писал: «Наше дело – ставить вопрос прямо. Что лучше? Выловить и посадить в тюрьму, иногда даже расстрелять сотни изменников из кадетов, беспартийных, меньшевиков, эсеров, «выступающих» (кто с оружием, кто с заговором, кто с агитацией против мобилизации, как печатники или железнодорожники из меньшевиков и т.п.) против Советской власти, то есть за Деникина? Или довести дело до того, чтобы позволить Колчаку и Деникину перебить, перестрелять, перепороть до смерти десятки тысяч рабочих и крестьян? Выбор не труден». Индульгенция на правовой беспредел и террор получила очередное подтверждение и визу на самом высоком уровне. Противная сторона не отставала и мгновенно реагировала массовыми казнями и пытками. Голоса разума тонули в дикой оргии взаимного уничтожения. А в Севастополе наступали еще более тревожные времена. Город ждала «Варфоломеевская ночь» (некоторые матросы называли ее – «Еремеевская ночь»). Все началось после нескольких буйных митингов на линейном корабле «Воля» (быв. «Император Александр III»). Решающий митинг собрался 23 февраля 1918 года и к полуночи был составлен план действий. После 12.00 часов ночи – 15-20 групп матросов с перевернутыми ленточками на бескозырках, что не позволяло жертве определить с какого эти люди корабля или судна, съехали на берег имея на руках списки офицеров и состоятельных граждан, которых надо было уничтожить. В эту ночь было убито примерно 300 морских и офицеров Севастопольской крепостной артиллерии, несколько домовладельцев и городской голова купец Д.Н. Неофит (Неофито). Когда к нему пришли матросы, он лежал больной. Комнаты были обысканы с целью поиска оружия, которого не оказалось. После этого разочарованные матросы ушли. Но один из них вернулся и взял с ночного столика золотые часы. «Это не оружие», — попытался возразить Дионисий Николаевич. «А это оружие!», — резко ответил матрос и на глазах у жены выстрелил из нагана ему в лицо. «Трагический оборот приняли события и на Балтийском флоте, — писал С. Волков в работе «Трагедия русского офицерства». — В Кронштадте толпа матросов и солдат схватила главного командира Кронштадтского порта адмирала Вирена, сорвала с него погоны и, избивая, повела на площадь, где и убила, а труп бросила в овраг (необходимо подчеркнуть, что жестокое отношение адмирала к нижним чинам было слишком хорошо известно не только на Балтийском, но и на Черноморском флоте, где он с марта 1907г. по август 1908г. исполнял обязанности главного командира ЧФ – А.Ч.). Начальник штаба Кронштадского порта адмирал Бутаков, потомок известного русского флотоводца, будучи окружен толпой, отказался отречься от старого строя и тут же был немедленно убит. 3 марта был убит командир 2-й бригады линкоров адмирал Небольсин, на следующий день та же участь постигла и командующего Балтийским флотом адмирала Непенина. От рук взбунтовавшихся матросов пали комендант Свеаборгской крепости Протопопов, командиры 1 и 2-го флотских экипажей Стронский и Гирс, командир линейного корабля «Император Александр II» Повалишин, командир крейсера «Аврора» Никольский, командиры кораблей «Африка», «Верный», «Океан», «Рында», «Меткий», «Уссуриец» и другие морские и сухопутные офицеры. До 15 марта 1918 года Балтийский флот потерял 120 офицеров, из которых было 76 убито (в Гельсингфорсе 45, в Кронштадте 24, в Ревеле 5 и в Петрограде 2). В Кронштадте, кроме того, было убито не менее 12 офицеров сухопутного гарнизона. Четверо офицеров покончили жизнь самоубийством и 11 пропали без вести. Всего, таким образом, погибло более 100 человек… После февраля положение офицеров превратилось в сплошную муку, так как антиофицерскую пропаганду большевиков, стоявших на позициях поражения России в войне, ничто отныне не сдерживало, и она велась совершенно открыто и в идеальных условиях…» . (По другим сведениям во время февральских событий 1917г. на Балтийском флоте погибло 70 офицеров. Из их числа 67 убитых (8 адмиралов и генералов), а 3 человека покончили жизнь самоубийством). На Черноморском флоте факты откровенного произвола в отношении офицерского корпуса носили вопиющий характер. «Крыму история отвела роль первому открыть позорную страницу гражданской войны – красную страницу террора. О событиях начала 1918 года на полуострове с содроганием писала небольшевистская пресса России, голос возмущения подняли такие авторитеты, как А.М. Горький и И.А. Бунин (1870-1953), однако неумолимый водоворот истребления, разбуженный в Крыму, затягивал всю страну». Решением Всероссийского съезда военного флота проходившего в Петрограде 1-8 декабря 1918 года была упразднена должность командующего Черноморским флотом. Вскоре власть на флоте и в Главной базе перешла в распоряжение Центрального Комитета Черноморского флота (ЦКЧФ). Начальником его Военного отдела являлся контр-адмирал М.П. Саблин (1869-1920).(39) Фактически он выполнял обязанности командующего флотом на Черном море (в марте 1918 года Саблин официально занял пост Начальника Морских сил Черного моря). Все расправы над морскими и сухопутными офицерами в Севастополе проходили в его присутствии. В середине февраля 1918 года в Севастополе получили указание из Петрограда о перестройке комплектования Черноморского флота «по принципу добровольности». Это было связано с тем, что было невозможно сохранить боеспособность его сил на должном уровне. Многое матросы безнаказанно покидали корабли и разъезжались по домам. В данной ситуации в городке начал работу II Общечерноморский съезд. Было объявлено, что начавшаяся оккупация Украины австро-германскими войсками угрожает флоту, Севастополю и Крыму. Собравшиеся на Каменной пристани около 3000 матросов, разгоряченные митинговыми страстями, обратились в Совет за инструкциями относительно предложения «вырезать буржуазию», но ответ был отрицательным. Но было поздно. Маховик ненависти, злобы, зависти, жажды не только крови, но и наживы был запущен. Матросы и ряженные вышли на улицы ничего не подозревающего Севастополя и по спискам стали разыскивать офицерские квартиры. Награбленное делили тут же. Импровизированные «суды» над офицерами проходили в Морском собрании на Нахимовской площади. Как правило, приговоры были суровы. Например, капитан 2 ранга Вахтин получил 16 лет тюрьмы, адмирал Львов и капитан 1 ранга Карказ – по 10 лет заключения. «Революция» оказалась щедра на месть и утробную ненависть. Жизнь человеческая все более становилась разменной монетой. И чем дальше страна опускалась в омут Гражданской войны, тем она была более мелкой и грошовой. Цвет нации главная задача которого не получая благ от жизни жертвовать ей во имя Отечества истреблялся беспощадно. С 21 по 23 февраля город был отдан на откуп беспредела. Солдаты, следуя примеру моряков, стали организовывать набеги на близлежащие к Севастополю села и хутора, обкладывая их жителей данью. Еще более ситуация обострилась после поступления в Севастополь на адрес Центрофлота телеграммы члена коллегии Наркомата по морским делам Федора Раскольникова. В ней говорилось: «…искать заговорщиков среди морских офицеров и немедленно задавить эту гидру…». Вдохновленные призывом и проведя общее собрание на линкоре «Борец за свободу», матросы вышли в город с одной целью – «истребить буржуазию» и «заставить буржуазию опустить голову». Во главе комиссии, которую выбрали судовые комитеты, собравшиеся на линкоре, находились председатель ЦК Черноморского флота С.И. Романовский, Шмаков и Басов. В ночь с 22 на 23 февраля 1918 года более 2500 моряков вышли на улицы безмятежно спавшего города, в Севастополе прошли массовые расстрелы офицеров, представителей промышленного класса и интеллигенции. Вот как это происходило в севастопольском тюремном замке. «Мы, заключенные разного сорта «контрреволюционеры», жили дружной семьей; читали, пополняли свои знания, особенно в иностранных языках, играли в шахматы и морской бой, спорили о текущем моменте, пилили дрова, топили печи, составили приличный хор, пели по праздникам в тюремной церкви и с нетерпением ждали свиданий с близкими. Эти дни для нас были особенно дороги: каждый из нас мог по 15 минут побеседовать с близкими, и после свиданий мы до 6 часов вечера делились друг с другом новостями, и когда в 6 часов вечера раздавался унылый звон колокола, возвещавший нам, что пора расходиться по своим камерам, мы возвращались к суровой действительности. Началась проверка, и к 7 часам вечера мы уже были заперты по своим камерам-склепам». Более опасные для новой власти «контрреволюционеры» сидели в холодных и сырых подвальных камерах. В ту ночь это были муфтий, глава Таврического мусульманского духовного управления и председатель Мусульманского комитета Челебиев Челебиджан (1885-1918), Карказ, Шостак и городовой Синица. Все было спокойно и ничего не предвещало надвигавшейся трагедии 23 февраля 1918г. В 2 часа ночи в тюрьму ворвались первая группа революционных матросов. Они предъявили комиссару список, согласно которому потребовали выдать арестованных для расстрела. На грязном листке бумаге были написаны фамилии пяти человек. Комиссар запросил санкцию Совета, так как сам не имел право казнить арестованных. Из Совета, который всю ночь заседал во Дворце Главного командира Черноморского флота, ответили, чтобы он выдал требуемых лиц по списку. Это были офицеры: адмирал Львов, капитан 1 ранга Карказ, лейтенант Цвингман, бывший городовой Синица, крымский татарин муфтий Челебиев. Их связали и повели в Карантинную балку. Кроме матросов в акции участвовал рабочий плотничной мастерской порта Рагулин. Потом он расскажет, как происходили дальнейшие события. По дороге арестованных били прикладами и кулаками. Особенно страдал больной старик Карказ, его вместе с Синицей кололи штыками. Всех расстреляли в упор. С убитых сняли верхнее платье, ботинки, кольца. Но и после казни несчастных били по головам прикладами и камнями. Об этом писала городская газета «Крымский вестник» в 1918 году (выпуск 5.06., и 23.05.1918) и вспоминал на страницах бизертского Морского сборника В.А. Лидзар (1922 год). В те страшные дни в тюрьме было расстреляно около 60 политзаключенных. Обратимся к свидетельству участника трагических событий. Матрос Беляев выступая на заседании 2-го Общечерноморского съезда, говорил: «Когда заседание Совета кончилось и я возвращался на корабль, то увидел матросов с винтовками. На мой вопрос, зачем они здесь, отвечали, что идут на помощь Совету. На корабле тоже не узнал ничего определенного. Потом оказалось, что есть комиссия, которая должна скоро прийти и указать, что делать. Когда комиссия эта пришла, то из нее осталось пять человек, остальные разошлись. Когда съехали на Каменную пристань, то объяснили, что надо арестовать всех буржуев, потому что есть у них что-то против Совета, надо их приводить в Совет и судить. Матросов было много, 3000 человек. Все они заняли узицы города, сам город был оцеплен, чтобы никто не убежал. Я не знаю, как они, а я арестовывал и приводил в Совет, но Совет от арестованных отказался, говорил, что этого не нужно, т. Пожаров уговаривал, чтобы этого не было. Их увели обратно и привели человек 60 или 40, а может 50 в Морское собрание. Когда все люди были собраны в одной комнате, я посмотрел на них; там были и офицеры и священник, и так, просто разные, кто попало. Там были совсем старые, больные старики. Половина матросов требовала уничтожить их. Была избрана комиссия, куда попал и я. Я старался, чтобы люди шли через эту комнату. Людей было много, были и доктора, была уже полная зала. Было много людей. Матросы не знали ничего. Никто не знал ни арестованных, ни того, за что их арестовали. Больше стоять было негде. Пришла шайка матросов и требовали отдачи. Я уговаривал, что это офицеры на выборных началах, доктора и старики. Ничего не слушали. Согласились вывезти из зала. А около 12 ч. Ночи звонит телефон из городской больницы, меня спрашивают, что делать с 40 трупами, что возле больницы. И тогда я узнал, что всех поубивали. Я слыхал, что в Стрелецкой бухте на пристани много много убитых. Я обратился снова в Совет. Там т. Пожарова не было, но все меры были бессильны, матросы разбились на отдельные кучки и убивали всех. Минут через 10 в этой зале, где были все люди, вдруг неизвестно откуда раздался выстрел. Матросы сказали, что это они предлагали расстрелять сейчас же, а другие хотели вести на Малахов. В арестантский дом вести не хотели. После этого арестованных больше не было». Лидеры большевиков П.З. Марченко, Н.А. Пожаров, пытались остановить массовые убийства и грабеж, но безуспешно. Об этом через много лет вспоминал большевик либерального толка А.В. Елагин. Наибольшую активность в «истреблении офицерства и буржуазии» проявили Ж.А. Миллер и председатель Евпаторийского комитета РСДРП (б), а затем – Симферопольского ревкома Н.М. Демышев (его имя носит одна из улиц Евпатории), а также председатель Ревкома, левый эсер Кебабьянц. За две февральские ночи было расстреляно более 400 человек. На экстренном заседании общечерноморского съезда некоторые его участники попытались повлиять на «черноморскую братву», у которой, впрочем, нашлись защитники. Например, член Севастопольского Совета Рябоконь высказал убеждение, что всю буржуазию надо расстрелять и это воля трудового народа. Однако многие делегаты съезда не согласились с подобной постановкой вопроса. Была создана следственная комиссия Севастопольского Совета, которая 24 февраля предложила участкам милиции представить списки убитых и безвести пропавших людей. 2-й Общечерноморский съезд постановил также создать специальную комиссию для расследования событий. 22 марта 1918 года в газете «Путь борьбы» был опубликован первый список жертв. В нем оказалось всего 45 человек. Было ясно, что список не соответствует фактическим данным. В городе начался ропот, увеличилось количество недовольных и среди членов Совета. Председатель Центрофлота, боясь возмездия, скрылся из города. Потом советские историки многие штрихи, казалось, малозначимые из истории революции на юге «не заметят», назовут «не значимыми» и «не характерными», а то и просто – «антисоветскими». Все было гораздо сложнее… Нашу историю низведут до примитивной идеологической схемы которой всегда пользуется власть стремясь закрепить собственную на нее «правду». Десятилетия ее будут изучать сотни тысяч соотечественников, полагая, что за ними - правда. И как трудно говорить — все было далеко не просто. Обратимся к словам одного из современников событий. В феврале 1918 года в Севастополь с инспекцией прибыл представитель ВЦИКа Г.Ф.Коломин. Он был потрясен сложившейся в городе обстановкой. «Мы знаем, что отчасти армия разлагалась, отчасти к этому примазывались бандиты, но истинно советские работники борются с этим злом и что как и в другие Советы края, в Севастопольский попали люди скомпрометировавшие его». Во время пребывания в Совете Г.Ф.Коломин обнаружил в его дворе «массу пустых бутылок и услышал от поваров, что члены Совета напивались до безумия». Как ведут себя люди в подобной ситуации и находясь у власти в экстремальных условиях догадаться нетрудно. Однако согласно официальной версии офицеры флота, якобы, подготовили списки людей сочувствовавших большевикам, которые должны были быть уничтожены сразу после прихода немцев. Каким то образом они «попали» к матросам. Это и привело к трагедии. «Принято (и авторы не остались в стороне) считать, что первоначально террор в Крыму был делом рук неуправляемой толпы, стихии. Но, внимательно вглядываясь в происходящее, мы видим в нем свою дьявольскую логику, за которой угадывается направляющая рука», — писали А.Г. Зарубин и В.Г. Зарубин в книге «Из истории Гражданской войны в Крыму. Без победителей». К трагедии оказался причастен и знаменитый летчик, гордость русской авиации начала XX века - М.Н. Ефимов (1881-1919). По мнению большевика Е.И. Погосского, «… он оказался отличным агитатором, вел большую агитационную работу среди летчиков (М.Н. Ефимов был флагманским пилотом гидроавиации – А.Ч.) и матросов. Все его любили и уважали. Совершая полеты, мы помогали проведению операций против разных белых банд… Ефимов принимал активное участие в этих боевых действиях…». Подпольщик И.Ф. Хамин вспоминал: «Мне часто приходилось встречаться с Михаилом Ефимовичем в штабе военно-революционного комитета… Узнав о мести матросов, секретарь горкома Николай Арсеньевич Пожаров принял все меры к прекращению расстрелов. Но было уже поздно». После «Варфоломеевской ночи» уборку трупов расстрелянных на улицах Севастополя людей ревком поручил именно Ефимову, который «На машине марки «Фиат»… объезжал город рано утром, собирая трупы, и свозил их к Графской пристани. При этом я лично присутствовал (И.Ф. Хамин – А.Ч.). Конечно, все видели Ефимова за рулем, и были тут и довольные и недовольные» . «Сколько в эту кошмарную ночь было перебито народу в Севастополе, никто не узнает, — вспоминал на страницах «бизертского Морского сборника» (№ 4, 1922г.) свидетель событий лейтенант В.А. Лидзар. – Утром грузовые автомобили собирали трупы по улицам, на бульварах, за городом и свозили их на пристань. Доверху наполненные трупами баржи отводились в море и там, с привязанными балластами, сбрасывались в море… Люди XX века не могли представить себе такого кошмара, какой был 23 февраля 1918 года в Севастополе…». Название этой ночи за жестокость происходивших событий дали сами палачи, среди которых было много ряженых. Особенно страшные эпизоды происходили на улицах Городского холма, где снимали квартиры многие морские и сухопутные офицеры среднего и старшего состава (Соборная, Адмиральская, Петропавловская, Таврическая, Синопская, Чесменская, Ушакова улицы…). В основном расстрелы проходили в балках города. Трагическую судьбу офицеров разделили и некоторые представители купечества и предпринимательского цеха. Были казнены члены торгово-промышленного комитета Севастополя И.Ф. Харченко, А.Я. Гидалевич, М.Е. Островерхов, Л.М. Шульман и другие. По неполным данным, только в ночь с 22 на 23 февраля погибло 250-400 человек. По данным Севастопольского государственного архива документами удалось пока подтвердить казнь только 71 человека. И это неудивительно. Еще ни одна Гражданская война в мире не представила ее исследователям полного списка своих жертв. Мы никогда не узнаем их полного числа и в Севастопольские «Варфоломеевские» ночи. Благодаря подвижническому труду сотрудников городского архива и его директора В.В. Крестьянникова архивными материалами подтверждена гибель следующих людей. 1 . Антонов А.А. (11.06.1868-23.02,1918) капитан I ранга. 2. Баль Е.Л (13.12.1892-23.02.1918) мичман. 3. Богданов С.Н. (29.09.1890-23.02.1918) лейтенант. 4. Быкадоров Я.И (? -23.02.1918) полковник пограничной стражи. 5. Васильев П. (? - 23.02.1918) инженер-технолог. 6. Васильковский С.Ф. (27.07.1860-23.02.1918) вице-адмирал 7. Бахтин Б.В (31.01.1882 -23.02.1918) капитан 2 ранга 8. Гестеско Е.Е. (31.12.1868 - 23.02,1918) капитан I ранга 9. Гидалевич А.Я (? -23.02.1918) купец I гильдии 10. Дефабр И.И (4.07.1868 - 23.02.1918), генерал-майор корпуса гидрографов 11. Долин Г.П. (? - 23.02.1918) городской архитектор. 12. Доценко И.Н (23.06.1870 -23.02.1918) подпоручик по адмиралтейству. 13. Жирар С.И. (? - 23.02.1918) отставной подполковник. 14. Зиновьев А. (? - 23.02.1913) подполковник. 15. Иванович Н.А. (? 1878-23.02.1918) поручик, морской летчик. 16. Ильяшенко В. (? - 23.02.1918) штабс-капитан. 17. Иофе (Иоффе) (? - 23.02.1918) купец. 18. Коган М.А. (? - 23.02.1918) купец. 19. Казас А.С. (? - 24.02.1918) купец. 20. Казас М.М. (? - 23.02.1918) прапорщик, художник. 21. Кальбус (? - 23.02.1918) прапорщик по адмиралтейству. 22. Карказ Ф.Ф. (5.03.1868 -23.02.1918) отставной капитан I ранга. 23. Кессельман А.И. (? - 23.02.1918) купец. 24. Кефели (? - 23.02.1918) купец 25. Книжников (? -25.02.1918) содержатель дома терпимости. 26. Ланге К.Х (? - 24.02.1918) отставной флота генерал-майор. 27. Литвинов Д.Ф. (14.08.1886-23.02.1918) лейтенант. 28. Львов Н.Г. (22.05.1869-23.02.1918) контр-адмирал. 29. Марков Г.Е. (? - 23.02.1918) мичман. 30. Милашевич Н.И. (1857 -23.02.1918) отставной генерал-майор. 31. Мохонько (? -23.02.1918) булочник. 32. Неофит А.Х. (? -23.02.1918) купец. 33. Неофит И.Х. (? -23.02.1918), купец . 34. Новицкий Л.Ф. (20.10.1862-23.02.1918) коллежский регистратор, лекарский помощник. 35. Островерхов М.Е (? - 23.02.1918) купец. 36. Плотников Н.И. (9.12.1867-23.02.1918) капитан по адмиралтейству. 37. Побережный А. (? -23.02.1918) купец. 38. Пожаров П.С. (? -25.02.1918) купец. 39. Попов 2-й К.Н. (6.03.1867-24.02.1918) капитан I ранга. 40. Прик И.Е. (? -23.02.1918) купец. 41. Прокофьев Г.К. (8.04.1892-23.02.1918) лейтенант. 42. фон Ризенкампф А.А. (? - 23.02.1918) прапорщик. 43. фон Ризенкампф А.Е. (14.04.1868-23.02.1918) капитан I ранга 44. Робаков (Рыбаков) (? -23.02.1918) купец. 45. Сакс Н.А (1861-23.О2.1918) отставной контр-адмирал. 46. Сакс Л.И (? -18/01-23.02.1918) жена адмирала. 47. Сакс О.Н. (1898-23.02.1918) дочь адмирала. 48. Сакс Н.Н. (1906-23.02.1918) сын адмирала. 49. Савченко И.М (? -23.02.1918) подполковник. 50. Синица Л. (? -23.02.1918) бывший городовой. 51. Сухорепов А.М (? - 23.02.1918) бывший помойник полицмейстера. 52. Тихов И.П. (30.09.1891-23.02.1918) лейтенант. 53. Траутман И. (? -23.02.1918) полковник. 54. Харченко Ф.И (? -22.02.1918) купец.. 55. Харченко (? -23.02.1918) купец. 56. Цвингман И.Г. (19.05.1865-23.02.1918) капитан 2 ранга. 57. Целицо Л. (? -23.02.1918) мичман. 58. Цинин (? -23.02.1918) мичман. 59. Челебиев Г. (1885 - 23.02.1918) муфтий. 60. Шапкин И.А. (? -23.02.1918) капитан. 61. Шварцман И.А. (? -23.02.1918) купец. 62. Шепелев (? -23.02.1918) мичман. 63. Отец М.Шифранов (Чефранов) (? -23.02.1918) священник. 64. Шперяинг Н.А (9.09.1866 -23.02.1918) полковник по адмиралтейству. 65. Шульмам Л.М (? - 25.02.1918) купец. 66. Эртель (Эргель) В.А (? -23.СИ.1918) полковник. 67. Юдковокий (? -23.02.1918) мичман. 68. Юрьев (? -23.02.1918) домовладелец. 69. Юрьевич И.И. (? -23.02.1918), мичман. 70. Яковлев 4-й А.А. (30.11.1879-23.02.1918) капитан 2 ранга. 71. Яновский Ф.Г. (12.08.1857 - 23.02.1918) полковник по адмиралтейству. Существует еще несколько десятков фамилий севастопольцев погибших во время разгула анархии в городе-крепости, но их подтверждение определено по косвенным, а не по документальным свидетельствам. Представленный выше список казненных людей далеко не полон. Массовые расстрелы с 23 на 24 февраля прошли и в Симферополе. Террор проводился Севастопольским отрядом под командованием члена ОВРШа и Исполкома Севастопольского Совета С. Шмакова. От рук его подчиненных погибло 170 офицеров. Столица Крыма стала вторым после Севастополя городом на полуострове по числу убитых «лиц принадлежащих к буржуазному классу». Третье место заняла солнечная Ялта. В Симферополе были казнены известный благотворитель Ф. Шнейдер, Начальник Штаба крымских войск полковник Макухин, издатель газеты «Таврический Голос» Н. Зайцев… По свидетельствам, опубликованным в газете «Ялтинский Голос» (19.07.1919), в Симферополе убито без суда и следствия около 200 человек. Это было только началом. Пройдет два года и в феврале 1920 года во всех храмах Севастополя при большом стечении народа пройдут панихиды по убиенным в февральские «Варфоломеевские ночи» 1918 года. Но прежде молох Гражданской войны перемелет жизни миллионов наших соотечественников. Но «Жертвы февральских ночей — это искупительные жертвы нашего греха — и они должны быть священны для нас», — скажет один из современников событий. Более всего в кровавые дни декабря 1917 – февраля 1918 года отличились представители большевистско-левоэсеровского-анархистского руководства в Симферополе: Ж.А. Миллер, С.С. Акимочкин – комиссар земледелия Республики Тавриды и Чистяков. В Севастополе: В.В. Романец – главный комиссар ЧФ, Н.М. Демышев, А.В. Мокроусов, В.Б. Спиро, Ю.П. Гавен (наст. фамилия Я.Э. Дауман). В Ялте: В.А. Игнатенко – председатель Ялтинского ВРК, В.В. Драчук – главный комиссар связи областного ВРК, Игнатенко и Нератов. В Гурзуфе: Омельченко – брат Н.И. Подвойского, С. Вагул (Вагуль) – член Севастопольского ВРК. Печальной славой пользовался Севастопольский отряд «моряков и красноармейцев» руководимый С. Шмаковым (недавним героем боев за Одессу и удостоенным за это похвалы от начальника штаба Румынского фронта Смирнова) и другие. Руками этих людей «За все ошибки власти расплачивалась корпорация, посвятившая служению Родине лучшие годы своей жизни» . Исполком Севастопольского Совета и ОВРК и члены 2-го Общечерноморского съезда пытались взять ситуацию под контроль. Проводилась разъяснительная работа среди моряков, красноармейцев и жителей Севастополя. На улицах города выставлялись патрули. Была создана комиссия, которая должна была провести расследование событий «Варфоломеевских ночей» В обязанность судовых комитетов вменялось пресечение и расследования «гнусного дела, дабы пролетариату западных государств было понятно, что русские социалисты не палачи, подобно царским». Но мнения разделились, единодушия в оценке массовых карательных акций прошедших в Севастополе не было, процветала анархия, и только рабочие были возмущены бессилием Совета, требуя его перевыборов. Все кончилось тем, что расследования до конца не провели, виновных в казнях без суда и следствие не наказали (только отстранен от должности председатель Центрофлота С. Романовский). Прошли перевыборы председателя Центрофлота (стал эсер С.С. Кнорус) и главного комиссара (стал эсер В.Б. Спиро). Прошло несколько десятков лет. В 1992 году в Севастополь из Москвы приехал профессор Виктор Дмитриевич Меньшиков Он сделал это, чтобы побывать на месте казни своего предка — прапорщика по адмиралтейству В. Ф. Меньшикова убитого в Севастополе 10 февраля 1918 года. «Никогда не думал, что сумею побывать на том месте, где погиб мой дядя, — с горечью говорил он, осматривая белые камни берега Карантинной бухты и балки. — Я родился спустя год после того, как его здесь расстреляли. Я никогда не видел его… Но в детстве, мальчишкой, когда мне позволяли брать в руки его погоны, ордена, его морской кортик, я видел в нем героя, человека с красивой и горькой судьбой… Да он был героем моего детства, хотя имя его произносилось в семье полушепотом…» . Севастопоь, 2006 год.
lns: О Феодосии начала 1918 года поэт Максимилиан Волошин вспоминал: «<...> В те дни понятья так смешались, Что Господа буржуй молил, Чтобы Совет их охранил Чтобы у власти продержались Остатки большевицких сил... Положение было у нас настолько парадоксальное, что советская власть в городе была крайне правой партией порядка. Во главе Совета стоял портовый рабочий — зверь зверем, — но когда пьяные матросы с «Фидониси» потребовали устройства немедленной резни буржуев, он нашел для них слово, исполненное неожиданной государственной мудрости: «Здесь буржуи мои и никому чужим их резать не позволю», установив на этот вопрос совершенно правильную хозяйственно-экономическую точку зрения. И едва ли не благодаря этой удачной формуле Феодосия избегла своей Варфоломеевской ночи» Об этих же событиях (и не только о них) рассказывается в стихотворении Волошина. Большевик (1919) Памяти Барсова Зверем зверь. С крученкой во рту. За поясом два пистолета. Был председателем Совета, А раньше — грузчиком в порту. Когда матросы предлагали Устроить к завтрашнему дню Буржуев общую резню И в город пушки направляли,— Всем обращавшимся к нему Он объявлял спокойно волю: «Буржуй здесь мой, и никому Чужим их резать не позволю». Гроза прошла на этот раз: В нем было чувство человечье — Как стадо он буржуев пас: Хранил, но стриг руно овечье. Когда же вражеская рать Сдавила юг в германских кольцах, Он убежал. Потом опять Вернулся в Крым при добровольцах. Был арестован. Целый год Сидел в тюрьме без обвиненья И наскоро «внесён в расход» За два часа до отступленья.
Лапоть: А по расстрелу матросами офицеров Варнавинского полка что есть?
Автроилъ: А вообще-то гражланская война началась ещё раньше, в феврале 1917-ого. Маховик постепенно набирал обороты... Гельсингфорс. Отдание почестей "жертвам революции" перед их похоронами в братской могиле в Брунс-парке. 30 марта 1917 года.
Автроилъ: Ещё одна фотография из той поры. Председатель Государственной Думы Родзянко среди чинов армии и флота, перешедших на сторону Временного Правительства. Зал Таврического дворца, февраль-март 1917 года.
Серж: Органы контрразведки белой армии в Крыму В. В. Крестьянников, директор Государственного архива г. Севастополя В данной статье описывается деятельность органов контрразведки белой армии в одном из центров белого движения — в Крыму. Используются материалы отечественных архивов, которые позволяют осветить не только общее направление работы органов контрразведки, но и становление их, совершенствование структуры от разрозненных пунктов до централизованной системы, показать формы и методы контрразведки на примере одного региона. 10 октября 1918 года, в конце оккупации Крыма германскими войсками, в городе Ялте был создан Крымский центр по делам Добровольческой армии1 с целью «объединения работ Крымского полуострова в интересах Добровольческой армии» [1]. Вся территория полуострова была разбита на районы, или «частные центры»: Севастополь и район до Балаклавы, Симферополь и Евпатория, Феодосия и Керчь, Ялта и окрестности, Алупка и окрестности — для формирования на этих территориях воинских подразделений. В конце ноября в Севастопольскую бухту вошли суда Антанты. В Севастополь, Ялту и Керчь вступили отряды белой армии, и уже через несколько дней, 28 ноября, при штабе командующего войсками Добровольческой армии в Крыму создается Особое отделение (контрразведка). Территориальные пункты были сформированы в городах Крыма в декабре 1918 — январе 1919 года. В январе при штабе Крымско-Азовской армии была организована судебно-следственная комиссия «в целях более успешной борьбы с большевизмом» [2]. Созданные контрразведывательные пункты не имели штатов, персонал был неквалифицированным, агентурная сеть слаба, и поэтому белое командование не могло противостоять мощному подполью, созданному в крупных городах Крыма. Сводки осведомительного бюро о положении в Крыму носили общий характер: об отношении населения и профсоюзов к Добровольческой армии, об обстреле патрулей и учреждений, о безработице, о распространении листовок среди частей Добровольческой армии и войск Антанты и т. д. [3], без конкретных сведений о подполье и успехах в борьбе с ним. Тем не менее контрразведке в Севастополе удалось обнаружить склад оружия и арестовать нескольких подпольщиков, в том числе руководителя Бартеньевской группы. Опасаясь предательства, несколько подпольщиков переехали в Одессу и города Крыма, продолжая вести работу против Добровольческой армии [4]. В марте 1919 года по подозрению в принадлежности к стачечному комитету контрразведка арестовала несколько человек, но из них к подполью принадлежали только двое [5]. В городах часто проводились облавы, которые не давали больших результатов, но арестованных по подозрению в связях с подпольем находили с множественными огнестрельными и колотыми ранами. Так были убиты Хазанов, И. Ф. Голубович, Н. Ящук, Ф. П. Кононенко [6] . В январе–марте 1919 года на Украине и в Донецкой области военная обстановка сложилась не в пользу белой армии. На территории, занятой частями Красной армии, осталось большое количество офицеров, врачей и военных чиновников, которые не смогли или не пожелали эвакуироваться. В связи с этим главнокомандующий Вооруженными силами на юге России (далее ВСЮР) генерал А. И. Деникин в феврале 1919 года приказом № 312 создал особую комиссию, которой надлежало рассматривать факты службы «в войсках или военных учреждениях Советской большевистской республики кого-либо из чинов» и уклонения от службы в ВСЮР, а также выяснять, кто избегает службы и обстоятельства этого, чтобы в будущем «придать суду за побег и уклонение от службы тех, кто не представит доказательства законности своей неявки» [7]. Были созданы и региональные следственные и военно-следственные комиссии. На задачу выявления служивших в Красной армии и учреждениях советской власти была нацелена контрразведка, в марте 1919 года разделенная на военную и морскую с сохранением за обеими «руководящих функций» [8]. В конце мая — июне военная обстановка вновь изменилась, к июню весь фронт Красной армии отступает на север, и 26 июня части 3-го армейского корпуса генерала Н. Н. Шилинга вошли в Севастополь. Вновь были отданы приказы Штаба ВСЮР о выявлении лиц, служивших советской власти, и привлечении их к уголовной ответственности через контрразведку и следственные комиссии [9]. В свою очередь морское командование создало следственную комиссию «для обследования в порядке дознания причин неявки офицеров, врачей и чиновников Морского ведомства в порты, занятые вооруженными силами, и из-за границы, равно как и выяснения характера деятельности тех из них, кои остались в районе, занимаемом большевиками» под председательством флота генерал-майора Скворцова [10]. Приказом главнокомандующего ВСЮР от 27 июня 1919 года № 1361 была учреждена судебно-следственная комиссия Морского ведомства с теми же целями при главном командире судов и портов Черного и Азовского морей вице-адмирале М. П. Саблине [11]. Комиссия имела право передать дела в военно-полевой суд или решать их в административном порядке — содержание на гауптвахте от трех до четырех месяцев с ограничением некоторых прав, разжалование в матросы от трех месяцев до двенадцати лет, отрешение от должности, удаление от службы и из пределов территории, занятой ВСЮР. 20 июля судебно-следственная комиссия прибыла в Севастополь и развернула свою деятельность. С приходом частей белой армии в Крым в Симферополе, Севастополе, Евпатории, Ялте и Феодосии были созданы контрразведывательные пункты (в Керчи такой пункт находился постоянно, так как территория полуострова белыми войсками не сдавалась), куда входило от пяти до девяти офицеров [12]. Одновременно в этих городах, а также в Евпатории начали работу отделения Таврической судебно-следственной комиссии [13] и военно-следственные комиссии. На территории Крыма в военно-следственных комиссиях служили двадцать четыре генерала и штаб-офицера, из них только девять имели юридическое образование. На середину августа в производстве этих комиссий находилось 1382 дела. Проверявшая в середине августа 1919 года комендантские управления и связанные с ними органы в Крыму комиссия генерал-майора Васильева и полковника Прокоповича сделала следующие выводы по контрразведке: «Штатов нет, а временный состав повсюду мал. Личный состав в большинстве случаев был совершенно несоответствующий, теперь начинает улучшаться, но и сейчас имеет много совершенно неподготовленных к работе в контрразведке... Кроме того, необходимо вообще постоянное руководство свыше, чего до сих пор из Симферопольского центра не практиковалось... Желательно было бы объединить деятельность контрразведки и уголовного розыска или установить между ними большую связь... Самочинные контрразведки были в Севастополе, в Ялте, в Феодосии, в районе Керчи, в Евпатории и Мелитополе. Борьба с самочинными контрразведчиками должна быть беспощадной, так как ничто так не подрывает авторитет Д. Армии, как беззаконные действия этих самочинных органов власти» [14]. «Самочинные» контрразведчики были арестованы еще до приезда комиссии, но приказ о судебной ответственности за самовольную организацию «наблюдательных органов» был издан генералом П. Н. Врангелем только в конце мая 1920 года (приказ № 3248 от 28 мая 1920 г.) [15]. В это же время произошло и объединение контрразведывательных органов и уголовного розыска. Севастополю — главной базе Черноморского флота, где находилось большое количество офицеров и чиновников, уделялось особое внимание, и поэтому помимо следственных, военно-следственных, судебно-следственных комиссий и уголовно-розыскного управления работали три контрразведывательных пункта: контрразведывательное отделение штаба Севастопольской крепости, Севастопольский контрразведывательный пункт Штаба главнокомандующего ВСЮР и Севастопольский пункт Особого отделения Морского управления. Крепостное контрразведывательное отделение просуществовало недолго, так как оно оказалось «самочинным», и уже 15 июля 1919 года начальник отделения полковник С. И. Руцинский был арестован по приказу коменданта крепости за плохую работу, взяточничество и присвоение денег [16]. 4 августа отделение было расформировано и назначена комиссия для выяснения, «кто и когда был зачислен в отделение, и его численности» [17]. Военно-полевой суд над С. И. Руцинским состоялся в августе 1920 года, и за присвоение чина полковника (служил в 1919 г. техником крепостной артиллерии) он был приговорен к каторжным работам на четыре года [18]. Севастопольский контрразведывательный пункт Штаба главнокомандующего ВСЮР, замыкавшийся на отдел Генерального штаба Военного правления, возглавлял штабс-капитан Филатов [19], в начале 1919 года служивший старшим следователем Севастопольского контрразведывательного отделения. Личный состав контрразведывательного пункта комплектовался из армейских обер-офицеров Севастопольского комендантского батальона [20]. Главной задачей пункта были выявление и арест лиц, служивших в органах советской власти, причем арестовывались и лица, принадлежавшие к РСДРП (объединенной) и партии социалистов-революционеров, которые служили при большевиках в городском самоуправлении. Аресту подозреваемых в сотрудничестве с советской властью способствовал и обмен списками разыскиваемых лиц, рассылаемыми в региональные контрразведки [21]. В середине июля из младших офицеров (прапорщиков по адмиралтейству и мичманов военного времени) начали формироваться Севастопольский и Керченский пункты особого отделения Морского управления [22]. 30 августа 1919 года приказом генерала Деникина № 2097 были объявлены временные штаты контрразведывательной части Управления генерал-квартирмейстера Штаба главнокомандующего ВСЮР, контрразведывательного отдела генерал-квартирмейстера неотдельной армии и штабов областей и военных губернаторов, контрразведывательных пунктов 1, 2 и 3-го разрядов и контрразведывательного поста. Начальниками контрразведывательной части и отделения могли быть только генералы и штаб-офицеры Генерального штаба. Контрразведывательная часть состояла из розыскного (начальник — офицер, специалист по розыску), судного (начальник — военный юрист), общего отделений и конвойной команды. Штат был определен в восемнадцать офицеров, одиннадцать военных чиновников и сорок пять нижних чинов [23]. В Контрразведывательном отделении обязанности распределялись между помощниками начальника по розыскной и судной частям, заведующими агентурой и наружным наблюдением. В их распоряжении были офицеры для поручений, чиновники, писари и конвойная команда — всего шестнадцать офицеров, шесть военных чиновников и двадцать четыре нижних чина. Контрразведывательные пункты и посты находились при армейских корпусах и в крупных городах. В контрразведывательном пункте 1-го разряда состояло десять офицеров, три военных чиновника и восемнадцать нижних чинов, 3-го разряда — пять офицеров, два военных чиновника и девять нижних чинов, в контрразведывательном посту — два офицера [24]. Число агентов наружного наблюдения определялось начальником контрразведывательного пункта или поста с утверждением вышестоящим начальником. Агенты содержались на особо отпускаемые средства. В сентябре 1919 года были утверждены временные штаты судебно-следственных комиссий [25]. В августе 1919-го вышли два важнейших документа, регламентирующих деятельность всех подразделений контрразведки, — «Правила производства чинами контрразведывательной службы в Вооруженных Силах на юге России арестов, обысков и расследований» и «Инструкция для ведения агентурного делопроизводства контрразведывательными органами» [26]. Активная работа контрразведывательных следственных органов по выявлению и аресту лиц, служивших в Красной армии и органах советской власти, приносила заметный успех. Уже на 1 сентября только в севастопольской тюрьме числилось 138 политических заключенных, а на 1 октября — 193 [27]. В декабре 1919 года в докладе ЦК РКП(б) крымские большевики писали, что, по данным севастопольской контрразведки, 736-ти жителям города было предъявлено обвинение в активном большевизме [28]. Эвакуировавшиеся из Севастополя в конце июня 1919 года органы советской власти не успели создать организованного подполья. Большинство членов подпольного обкома РКП(б) находились за пределами Крыма, и поэтому созданный в августе на подпольной конференции большевиков в Севастополе горком во главе с В. Хоткевичем взял на себя функции подпольного обкома и наметил пути борьбы против белой армии. Подпольный горком РКП(б) организовал печатание листовок и доставку их в другие города Крыма. В ноябре 1919 года в Симферополе был организован подпольный обком РКП(б) во главе с Я. Я. Бабаханяном, ставший центром подпольного сопротивления. В этом ж месяце на третьей подпольной конференции был избран новый состав подпольного Севастопольского ГК РКП(б) во главе с А. И. Бунаковым (Рытвинским). Этот комитет создал широкую сеть подпольных групп на предприятиях города и в воинских частях белой армии и флота [29]. Активизация подполья по времени совпадает c формированием в Севастополе в октябре 1919 года особого отделения Морского управления (одновременно был расформирован севастопольский пункт этого отделения). Генерал А. И. Деникин остерегался привлекать к контрразведывательной службе бывших жандармских офицеров, и поэтому во главе Особого отделения был поставлен морской офицер, капитан 2-го ранга Я. К. Туманов. Помощником к нему был назначен старший лейтенант А. П. Автамонов. В 1915 году в чине ротмистра он был прикомандирован к Севастопольскому жандармскому управлению, старшим лейтенантом переведен во флот, возглавил Особое отделение (контрразведывательное) Штаба командующего Черноморским флотом. Особое отделение формировалось из офицеров и гардемаринов флота. Это потомственные дворяне, дети купцов и священников, бывшие студенты и офицеры военного времени. К профессионалам можно отнести только трех — А. П. Автамонова, прапорщика по адмиралтейству В. П. Бравчинского, окончившего юридический факультет университета, и чиновника Н. К. Герцфельда, служившего в полиции, а с июня 1919 года возглавлявшего осведомительное отделение при коменданте города Ялты [30]. Большинство чинов принимало участие в белом движении с первых месяцев. Главной задачей Особого отделения Морского управления с первых дней формирования стала борьба с организованным подпольем, именно Особое отделение преуспело в этом. С 22 декабря 1919 года по 13 января 1920-го на линкоре «Георгий Победоносец», эскадренных миноносцах «Пылкий», «Капитан Сакен» и других судах флота было арестовано восемнадцать матросов, многие из которых были членами подпольных групп [31]. Это был первый удар по подполью. К 18 сентября фронт вышел на линию Путивль — Курск — Воронеж, а в январе 1920 года — к Крымскому полуострову. Командование войск Крыма, зная по агентурным сведениям, что подпольный РКП(б) принял решение готовиться к вооруженному восстанию, помимо мер по защите Крыма на севере, издало приказ № 439 от 29 декабря 1919 года, объединившим деятельность уголовно-розыскных управлений и контрразведок на территории Таврии и Крыма (кроме Особого отделения Морского управления) под руководством начальника Таврического губернского уголовно-розыскного управления полковника Астраханцева, который по своей деятельности в тыловом районе был подчинен начальнику войск тыла и коменданту Севастопольской крепости генералу Субботину [32]. В это время полковник Л. Ф. Астраханцев докладывал таврическому губернатору, что «работа большевиков, как известно, ушла в подполье, и руководящую роль в ней играют комитеты из небольшого количества, но вполне надежных партийных лиц. Во избежание провала работы комитета ведутся при весьма конспиративной обстановке, заседания проходят тайно, распоряжения отдаются устно, все письменные доказательства работы, а также запасы оружия и взрывчатых веществ хранятся вне квартиры, закапываются в землю или прячутся по разным тайным местам» [33]. 24 января 1920 года части Красной армии заняли Перекоп, а 2 февраля шли бои за Армянский базар. Опасаясь в этой ситуации восстания в Севастополе, Особое отделение в ночь с 3 на 4 февраля одновременно в нескольких местах произвело аресты почти всех членов подпольного горкома РКП(б) [34] и по приговору военно-полевого суда девять из десяти арестованных были расстреляны [35]. В том же месяце были арестованы и расстреляны еще четыре подпольщика [36]. В конце февраля в Феодосии арестована и расстреляна группа подпольщиков во главе с И. А. Назукиным. Эти акции контрразведки сорвали готовящееся восстание. Подполье в течение месяца оправилось, был создан подпольный ревком, возглавивший подготовку восстания. Но 19 марта морская контрразведка произвела арест ревкома во время заседания, одновременно на Корабельной стороне было арестовано еще 28 человек [37]. Состоявшийся на следующий день военно-полевой суд рассмотрел дело о десяти арестованных подпольщиках и приговорил троих к смертной казни, двоих — к десяти годам каторги, а пять человек оправдал. По приказу генерала Я. А. Слащева арестованные были вывезены в Джанкой и по приговору корпусного военно-полевого суда расстреляны. Сам генерал Слащев описывал эти события так: «Арестовано было 14 главарей и им предъявлено обвинение в заговоре против Государственной власти, улики все были налицо: главари захвачены были при помощи провокатора в указанный момент с поличным. После указанного ареста все судьи и лицо, которое должно было утвердить приговор, пом. креп. Севастополя ген.-лейт. Турбинов [Турбин], получили смертный приговор на случай осуждения арестованных. Начконтрразведки [Туманов] страшно волновался: рушится с освобождением последних не только вся тайная агентура, но и выступление состоится, а на фронте подкрепления красным подвозились; надо было мне либо расписаться в несостоятельности и предать всех своих подчиненных, либо по вызову явиться в Севастополь...» [38]. Положение в Крыму усугублялось тем, что в результате Северо-Кавказской операции части Добровольческой и Донской армии эвакуировались в Крым, который с 27 марта был объявлен на осадном положении. Крымский полуостров стал единственным оплотом белого движения на юге. Следует отметить, что контрразведывательные органы в Крыму имели сильную агентурную сеть. Это подтверждается не только воспоминаниями генерала Слащева. Подпольщики подозревали в связи с контрразведкой Барона-Марсельзе, расстрелянного в партизанском отряде П. Макарова; Мигачева, Хижняченко и Круглова, расстрелянных в 20-е годы по приговору советского суда. Агентом контрразведки был член подпольного обкома РКП(б) А. Ахтырский. О существовании агентурной сети свидетельствуют целенаправленные аресты руководства подполья в городах Крыма и немногочисленные отчеты контрразведки и сводки. В конце апреля, после разгрома подпольной группы в Симферополе и подпольного горкома РКП(б) в Керчи, контрразведка разыскивала в Севастополе руководителей подполья и делегатов на подпольную конференцию [39], а 5 мая напала на участников строго законспирированной конференции, проходившей в Коктебеле [40]. В информационных донесениях контрразведки указывались фамилии руководителей подполья, сроки и место совещания в июне 1920 года [41]. Материалы на подпольщиков контрразведка получала во время обысков, некоторые подпольщики не выдерживали пыток и выдавали товарищей. По показаниям арестованной в Симферополе С. Я. Клейман, было арестовано пять человек в Симферополе и два человека в Евпатории. Арестованный в августе один из руководителей севастопольского подполья М. Д. Акодис выдал члена обкома РКП(б) Н. А. Глагмана, у которого на квартире были найдены печати областкома и партийные документы и т. д. [42] Выявить агентуру было сложно, так как контрразведчики строго руководствовались «Инструкцией для ведения агентурного делопроизводства контрразведывательными органами», утвержденной в августе 1919 года [43]. Согласно инструкции, сведения агентурно-розыскного характера получал узкий круг сотрудников, телеграммы отправлялись только шифрованные, и содержание их могло быть известно только начальнику пункта и лицу, ответственному за шифрование документа. Пункт 6 Инструкции гласил: «Все секретные сотрудники, работающие по заданиям контрразведывательных органов, могут быть записанными исключительно только в личную записную книжку начальника контрразведывательного органа, которую он должен всегда иметь при себе и при малейшей опасности ее уничтожить. Вся запись должна состоять в помещении трех слов: имени, отчества и фамилии сотрудника, без упоминания каких бы то ни было слов, касающихся агентуры, ее места жительства и занятий. Запись сотрудников должна быть зашифрована лично продуманным шифром начальника контрразведывательного органа» . Для текущих дел в каждом пункте заводилась «Алфавитная книжка секретных сотрудников» с указанием только кличек. Эта книжка также подлежала немедленному уничтожению при малейшей опасности. В начале апреля 1920 года произошла смена командования ВСЮР. С приходом к власти генерала П. Н. Врангеля началась частичная реорганизация контрразведывательных органов. В начале мая в целях объединения деятельности уголовного розыска и контрразведки из Штаба главнокомандующего и Морского управления были выделены органы контрразведки и переданы «в ведение Начальника Военного Управления, образовав при нем особую часть» [44]. В начале июня этот приказ был отменен и «для объединения и руководства деятельностью наблюдательных пунктов Военного и Морского ведомства, а также Политического розыска при Управлении Внутренних дел» был сформирован Особый отдел при Штабе главнокомандующего. На начальника отдела возложили обязанности помощника начальника Гражданского управления по делам Государственной стражи и политического розыска [45]. Начальником Особого отдела назначен сенатор, бывший директор департамента полиции царского правительства, генерал-лейтенант Климович [46], его заместителем — бывший начальник Московского уголовного розыска А. Кошко. Осуществлены и некоторые кадровые перестановки — начальником Особого отделения Морского управления в апреле назначен бывший жандармский офицер, старший лейтенант А. П. Автамонов, произведенный в капитаны 2-го ранга. Севастопольский контрразведывательный пункт в начале мая возглавил жандармский полковник А. И. Будогосский [47]. После эвакуации Добровольческой армии с Кавказа в Севастополе начал работать еще один орган контрразведки — наблюдательный пункт № 52 во главе с полковником Околовичем. После разгрома подпольных горкома РКП(б) и ревкома по поручению подпольного ОК РКП(б) севастопольское подполье возглавил И. Серов (Зильбершмидт), однако он не смог объединить разрозненные после провалов ячейки. В Севастополе одновременно действовало несколько подпольных организаций — И. Серова, связанного с подпольным ОК РКП(б), подпольный ГК РКП(б), возглавляемый В. И. Голубевым (П. С. Храмцовым), и группа Г. Мишко, по-видимому имевшая связь с Закордотом при ЦК КП(б)У. В апреле–мае 1920 года регистрационное (разведывательное) отделение 13-й армии Южного фронта Советской республики успешно внедрило резидентуру в органы Морского управления в Севастополе, которая передавала квалифицированные разведывательные данные о составе и передвижении белого флота, артиллерии и запасах топлива на судах, о составе команд [48]. Белой контрразведке не удалось раскрыть резидентуру, которая успешно работала до прихода в Севастополь Красной армии. Пришедший к власти генерал П. Н. Врангель принял решение о широкомасштабном наступлении из Крыма, и в связи с этим перед органами контрразведки была поставлена задача — обезвредить большевистское подполье до начала наступления. Апрель, май и июнь 1920 года были месяцами провалов и разгрома подпольных организаций в Севастополе, Симферополе, Феодосии, Ялте и Керчи. 20 апреля морская контрразведка на Северной стороне арестовала двадцать одного человека по делу подпольного подрывного отряда [49], 17 мая — матросов подводной лодки «Утка», имевших план угнать лодку в Советскую Россию [50], 27 мая — группу В. Цыганкова [51]. 2 июня разгромлен подпольный горком РКП(б) во главе с В. И. Голубевым (П. С. Храмцовым) [52]. 6 июня, накануне высадки десанта генерала Я. Слащева южнее Мелитополя, у деревни Казанлы был разгромлен партизанский отряд П. Макарова. Последний серьезный удар по севастопольскому подполью был нанесен 8 июня, когда морская контрразведка арестовала группу Г. Мишко [53]. 5 июля заведующий Крымским отделом Закордота ЦК КП(б)У Павлов докладывал в КП(б)У, что «в начале марта, накануне подготовлявшегося восстания, был арестован в Севастополе оперативный штаб, после этого насчитывается ряд провалов, арестов и казней наиболее активных работников и в результате — почти полный разгром крымского подполья. Таким образом, мы стоим в настоящий момент перед задачей заново организовать в Крыму подполье, к тому же, еще при значительно менее благоприятных условиях, чем раньше, ибо июньское наступление белых, несомненно, в известной степени приостановило у них процесс разложения...» [54]. Разгромленное в Севастополе подполье так и не смогло оправиться, но отдельные группы действовали и сумели провести удачные акции — был взорван склад снарядов в Килен-бухте, угнан 13 ноября в Евпаторию тральщик «Язон», выведена из строя накануне эвакуации из Севастополя белой армии канонерская лодка «Кубанец». Возрожденные после арестов в апреле–мае 1920 года подпольные организации в Ялте, Симферополе и Феодосии были вновь разгромлены контрразведывательными органами в июле–августе. В начале сентября Керченский морской контрразведывательный пункт предотвратил угон канонерской лодки «Грозный», арестовав почти всю команду лодки и несколько матросов линкора «Ростислав» [55]. К моменту назначения генерала Климовича начальником контрразведки Русской армии подполье в Крыму было почти полностью разгромлено, однако волна арестов не убывала. Если на 1 августа только в Севастопольской тюрьме под следствием находилось 80 политических заключенных, то на 1 сентября — 138, а на 1 октября — 193 политических [56]. На одном из собраний рабочих-металлистов председатель собрания сказал: «Облава теперь на бродячих собак прекратилась, вследствие дороговизны рабочих рук и отсутствия средств у городской управы, но зато процветает облава на людей весьма успешно, и поэтому приходится, как говорят, царю природы позавидовать ее доле» [57]. Председатель Севастопольской городской управы А. В. Болдырев позже писал: «...особенно обращает на себя внимание назначение Климовича. По прошествии самого краткого промежутка времени оно стало приносить свои обильные плоды. Участились аресты часто ни в чем не повинных людей» [58]. Итак, деятельность органов контрразведки белой армии можно разделить на три периода. Первый — это период становления в декабре 1918 — апреле 1919 года, когда во время англо-французской интервенции в городах Крыма были созданы контрразведывательные органы. Не имея штатов, организации, агентуры, они не смогли противостоять организованному подполью. Второй — период становления в июне–сентябре 1919 года, когда были утверждены штаты и регламентирующие действия контрразведывательных органов документы, когда структура была очищена от «самочинных» контрразведчиков. Главной задачей контрразведывательные органы ставили выявление и арест лиц, служивших в Красной армии и работавших в органах советской власти. Третий — период действия в сентябре 1919 — октябре 1920 года, когда главной задачей стало уничтожить подполье коалиции левых партий и не допустить восстания в тылу армии, особенно в кризисные для нее моменты. В свою очередь, этот период можно разбить: на время, когда во главе ВСЮР стоял А. И. Деникин, и время правления П. Н. Врангеля, причем последнее характеризуется дальнейшей централизацией действий контрразведки, объединением ее усилий, уголовно-розыскных управлений и бригад государственной стражи и приходом в контрразведку бывших жандармских офицеров. В последние два периода контрразведывательные органы задачу по борьбе с организованным подпольем в основном выполнили, однако армейской и морской контрразведке не удалось обезвредить резидентуру регистрама 13-й армии Южного фронта, успешно работавшую в портовых городах.
Автроилъ: «Бабушка русской революции» - Брешко-Брешковская Екатерина Константиновна (1844-1934). Одна из создателей и идеологов эсеровской партии, ее Боевой организации. После событий февраля 1917-ого играла активную роль среди правых эсеров. Была с восторгом встречена в Ревеле. К большевистскому перевороту отнеслась крайне враждебно: участвовала в борьбе с советской властью в Поволжье и Сибири. В 1919 году эмигрировала.
Юрген: Автроилъ пишет: «Бабушка русской революции» Вроде сию персону совсем недавно выставляли в ветке ХОХМЫ. С уважением Ю.
Автроилъ: Юрген пишет: Вроде сию персону совсем недавно выставляли... Ну, так я в «подвал», если и заглядываю, то крайне редко, а то конечно бы воздержался - нам чужих лавров не надо. Однако, в любом случае прошу пардону. С уважением...
Серж: Кадетская перекличка №64-65, 1998г. В. ГРАНИТОВ НЕ ПОРА ЛИ УБРАТЬ «ВОЖДЕЙ»? В вышедшей в 1996 году в Москве книге Валерия Михайлова «Хроника Великого Донута» (документальная повесть), приводятся выдержки из письма Н. И. Бухарина товарищу Пешкову (писателю Максиму Горькому). Эти выдержки интересны тем, что дают яркую характеристику идейной сущности не только лично Бухарина, но и всех большевистских вождей ленинского окружения и самого Ленина. Эту книгу особенно полезно прочесть тем людям в России и иностранцам, которые еще продолжают считать Ленина и прочих основоположников коммунизма в России «борцами за светлые идеалы». Большего цинизма и презрения к России, к русскому народу и даже к своей партии (кроме ее верхушки) и своей армии придумать трудно. Вот некоторые из этих выдержек. «...для меня революция — все, и потребуй она от меня жизни любимой жены, я спокойненько утоплю ее в умывальном ведре — медленно и мучительно...» «Помните ли, как вы однажды выгнали меня из своей комнаты, когда я — это было под утро — в жарком споре с вами открыл вам все наши карты, признав, что у нас нет никакой «советской власти», никакой «диктатуры пролетариата», никакого «рабоче-крестьянского правительства», никакого доверия к нашей дурацкой партии, а есть лишь очень небольшой орден вождей грядущей в мир социальной революции (наподобие тех «масонов», в которых вы, хоть и не по Нилусу, но все же верите!), в ответ на ваше надоевшее мне сравнение с «бесами» выпалил, потеряв остатки хладнокровия, что Достоевского, к сожалению, нельзя расстрелять?» «Россия? Что такое Россия? ...для меня, для нас — это только географическое понятие, кстати сказать, нами, без малейшего вреда для революции, с успехом упраздненное, для меня это — тоже слово, но старое, никому не нужное и сданное поэтому в архив мировой революции, где ему и место». «...помните ли вы свое громовое послание к Ленину, написанное вами как «народным депутатом»? Мы все ужасно смеялись, читая ваши искренние благоглупости, которыми вы хотели поучать нас... Ах, тогда вы сами верили в Ленина и думали, что царь-батюшка не видит того, что видите вы, и что злые слуги-советчики скрывают от его ясных очей горе и муку любимой вами... России... Вы, в своей византийско-московской романтике, были так же, мягко выражаясь, наивны, как и все русские люди, питавшиеся подобной пищей на протяжение целого ряда веков их глупой, глупой истории. Нет, мой птенчик, Ленин и все мы (мы, т. е. «орден»!) понимаем русскую действительность не хуже вас, а знаем все, потому что от нас вездесущий Феликс, поставивший за спиной каждого советского гражданина по паре чекистов, не скрывает и не смеет скрыть ничегошеньки...» «Как вы не понимаете, что то, что дорого вам как некая абсолютная самоцель («Россия», «Русь»), нас интересует лишь постольку, поскольку речь идет о материале и средствах для мировой революции? Нам нужны — прежде всего более или менее прочный кров, а затем — деньги, как можно больше денег. Для того чтобы получить денежки, мы не только дважды обобрали (и еще двадцать два раза оберем!) девяносто процентов России, но и распродадим ее оптом и в розницу, потому что, господин патриот, вся она к нам с лихвой вернется в желанный час мировой революции, во имя которой все дозволено...» «Да, ваша Россия, конечно, погибает: в ней теперь нет ни одного класса, коему когда-либо и где-либо жилось пакостней, чем в нашем совдеповском раю (кстати, если это — рай, то каков же совдеповский ад? Любопытно...); мы не оставим камня на камне от многовековой постройки «государства российского», мы экспериментируем над живым, все еще, черт возьми, живым народным организмом, как первокурсник-медик «работает» над трупом бродяги, доставшимся ему в анатомическом театре... Но вчитайтесь хорошенько в обе наши конституции: там откровенно указано, что нас интересует не Советский Союз и не его части, а борьба с мировым капитализмом, мировая революция, для которой мы жертвуем и страной, и собою (жертва, конечно, на ведущих «вождей» не распространялась. — Ред.) без малейшего сожаления к тем, кто нужен в качестве удобрения коммунистической нивы для ее будущего урожая...» «Страна, изможденная войнами, мором и голодом (средство, конечно, опасное, но зато — великолепное!), и пикнуть не смеет под угрозой чеки и так называемой армии, которые, поверьте, нами довольны, потому что приласкать преторианцев и гончих собак, насытить их по горло всякой всячиной — это наш революционный долг. Да, забавная комбинация — эта самая ваша Русь! Мы и сами часто диву даемся, глядя на ее пресловутое «долготерпение»... Черт знает что делаем, а все благополучно сходит с рук, как будто бы так и надо!.. Но объясните мне: ведь, почитай, нет в России ни одного дома, у которого мы прямо или косвенно не убили мать, отца, брата, дочь, сына или вообще близкого человека, и... все-таки Феликс спокойненько, почти без всякой охраны пешочком разгуливает... по Москве...» «Вот вы все бормотали мне своим исступленным шепотком о церкви и религии, а мы ободрали церковь как липку и на ее святые ценности ведем свою мировую пропаганду, не дав из них ни шиша голодающим; при ГПУ мы воздвигли свою «церковь» при помощи православных попов, и уж доподлинно врата ада не одолеют ее; мы заменили требуху филаретовского катехизиса любезной моему сердцу «Азбукой коммунизма», закон божий — политграмотой, посрывали с детей крестики да ладанки, вместо икон повесили «вождей» и постараемся для Пахома и «низов»... открыть мощи Ильича под коммунистическим соусом... Все это вам известно, и... что же? Дурацкая страна!» «Народ безмолвствует»... И будет молчать, ибо он, голубчик, не «тело Христово», а стадо, состоящее из скотов и зверей. «Народ безмолвствует» и... несет налоги: что и требовалось доказать. Заговорит? Восстанет? Разины? Пугачевщина? Заставим умолкнуть, утихомирим... — перепорем, перестреляем хоть половину страны, не щадя ни детей, ни стариков!.. Ну-с, а если не удастся и мы все-таки загремим, то... скажите, пожалуйста, что мы потеряем? Те, кто нам действительно нужны для дела мировой революции, останутся целы, ибо исчезнут они вовремя; а сотни тысяч сырого материала «низов», ягнят российского коммунизма... подумаешь, какая важность: этого добра нам не жалко ни капельки, а чем страшнее и ужаснее будет реставрация и въезд на белом коне нового «царя», — тем скорее мы вернемся (такова диалектика истории!), вернемся, и тогда... не уставай, Феликс, работайте, Лацисы, и — «патронов не жалеть!!» ...Ах, впрочем, к чему эти мрачные мысли: «нам всегда везло и будет везти!» (слова Ленина). А русская свинья-матушка, которая терпеливо пролежала три столетия на правом боку, с таким же успехом пролежит еще дольше — до прихода Мировой Социальной Революции и на левом боку: на то она и свинья... Теперь вам ясно, что я хочу выпалить? Нет еще? Фу, какой же на самом деле — дурак! Не ясно? Ну, в таком случае — получайте: на Россию мне наплевать, слышите вы это — наплевать. «ИБО Я - БОЛЬШЕВИК!!» Автор книги высказывает свое мнение: «Полезно хоть и через 60 лет увидеть большевика изнутри. А то ведь еще хватает тех, кто верит, что это были хрустальной чистоты романтики добра и справедливости». Не приходится удивляться тому, что вожди с таким интеллектом и моралью в течение 74 лет грабили богатейшую страну, расходуя ее ресурсы на вооружение и содержание огромной армии и поддержку революционных движений во всем мире, содержа население своей страны на границе бедности, под системой сыска и террора, и в конце концов привели страну к полному экономическому и биологическому краху. Но удивительно, что и через 6 лет после падения этой системы памятники Ленину и прочим «вождям» продолжают стоять по всей стране, и ни правительство, ни народ не считают нужным их убрать.
ДМЛ: Серж пишет: Но удивительно, что и через 6 лет после падения этой системы памятники Ленину и прочим «вождям» продолжают стоять по всей стране, и ни правительство, ни народ не считают нужным их убрать. А Вам не кажется, что призыв скинуть памятники-есть призыв к началу гражданской войны?? Памятники то тут причём?
Серж: ДМЛ пишет: А Вам не кажется, что призыв скинуть памятники-есть призыв к началу гражданской войны?? Памятники то тут причём? Уважаемый ДМЛ - я этот текст абсолютно не комментировал, все вопросы к автору - В. Гранитову. А лично моё мнение, пожалуйста... Все памятники скидывать возможно и не надо, много среди них художественных работ... А вот "лидеров в бетоне" - пора убирать, как и мавзолей с КП, да и с Севастополем пора бы уже тоже решать - как дОлжно... А то, чо-то все у нас по-коммунистически до сих пор... С ув, С.
ДМЛ: Серж пишет: А вот "лидеров в бетоне" В своё время, когда пошла волна сброса памятников, кто-то из французов на вопрос, а что они сделали со своими памятниками императоров и тиранов, ответил, что эти люди были в истории государства, и являются частицей этого государства, поэтому воевать с памятниками-последнее дело. В городе где я живу, стоит первый в мире памятник ленину. Художественной ценности не представляет никакой, сделан был простым рабочим и открылся через день после смерти вождя. Так вот в заслугу нашему руководству, которое чехвостят и в хвост и в гриву, ставят именно то, что они не тронули памятники. Значит хватило ума у людей. Серж пишет: А то, чо-то все у нас по-коммунистически до сих пор... Так это ж хорошо , что кто-то ещё во что-то верит. Вам кажется это утопией. а им нет.. Людей годами так воспитывали. Зато не очень я верю людям, бывшими коммунистами, но которые из разных побуждений перекрасились в другие цвета и поливают грязью то, чему верили ( или делали вид, что верят, потому что было выгодно) Это тоже моё личное мнение
Серж: ДМЛ пишет: Зато не очень я верю людям, бывшими коммунистами, но которые из разных побуждений перекрасились в другие цвета и поливают грязью то, чему верили ( или делали вид, что верят, потому что было выгодно) ну, дык, я им и тогда не верил. А вот с памятниками - уникальными по своей сути - я согласен, пусть стоят. Но таких мало, в основном - это уличный ширпотреб, ни ценности, ни худ.мысли - а лишь бы изобразить.
Автроилъ: ДМЛ пишет: Зато не очень я верю людям, бывшими коммунистами, но которые из разных побуждений перекрасились в другие цвета... По телевизору трансляцию какой-нибудь религиозной службы, где президент присутствовал, без колик в животе смотреть нельзя было. Стоят такие враз уверовавшие с благостными лицами, со свечёй в правой руке, а левой себя наотмашь крестят. С уважением...
ДМЛ: Вот когда в храме стоят бывшие и нынешние ответ.работники ЦК и крестятся-вот это уже клиника
Серж: Подборка документов из севастопльских архивов. О мисси американских представителей в Севастополь в июне 1917 года (8/21 июнь) *** В Севастополь прибыла американская военно-морская миссия во главе с контр-адмиралом Джеймсом Гленноном. Члены миссии посетили линкоры «Свободная Россия» и «Евстафий», побывали на подводных лодках, осмотрели окрестности города и некоторые батареи. *** Из рапорта контр-адмирала Дж. Гленнона: «…Американская делегация была встречена у поезда контр-адмиралом Лукиным – новым командующим, его штабом, рабочим и матросом – членами Севастопольского исполнительного комитета. Американские офицеры беседовали с новым командующим и посетили два линкора, стоявших на рейде. Всюду они были хорошо встречены, с отдачей специальных приветственных залпов из боевых орудий и оружейных башен; а основная мысль в кратких приветствиях адмирала, заключавшаяся в призыве выполнить каждым человеком свой долг в борьбе за свободу России, встречена с энтузиазмом. Все приветствия отдавались матросами добровольно – не по офицерским приказам. Адмирал нанес визит в исполком солдат, матросов и рабочих, где произнес речь. Его замечания были хорошо восприняты, а он приглашен на следующий день на заседание Совета в составе 1200 человек. Исполком состоял из 220 человек, из них: 25 офицеров, 60 матросских, 30 солдатских, 60 рабочих депутатов, а также представители от различных организаций. Необходимо объяснить, что Совет из 1200 членов включал в себя делегатов, избранных представителями народа, в соответствии – 2 делегата на 240 человек, так приблизительно избирались делегаты и от рабочих. Дредноут «Свободная Россия» с командой из 1200 матросов, конечно, избрал 20 делегатов… На каждом корабле избирался судовой комитет: для группы кораблей – 3 офицера, 6 старшин и 15 матросов. Этот комитет был ответственным за внутреннюю жизнь на корабле в любом деле, как, например, нормирование продуктов, наказание, предоставление увольнений на берег, назначение на вахты и др., но теоретически не мог контролировать военных действий корабля. Однако, фактически, офицеры не смели отдавать приказов своим подчиненным. Следовательно, вся подготовка к предстоящим военным действиям была прекращена, что, впрочем, соответствовало общему желанию матросов. Если же офицер не нравился команде, он разоружался и обязан был оставить корабль. Подобное состояние, выразившееся в глубоком недоверии между офицерами и матросами, согласно заявлениям многих офицеров, вынуждало первых уходить в отставку, последние же не отдавали себе отчета в том, что без знаний и руководства офицеров им не обойтись. Многие классные офицеры, понимая ответственность, все же покидали корабли, где они полностью лишались власти. Члены комитетов, представляющие матросов и рабочих, в личном плане были уравновешенными, рассудительными людьми, а некоторые из них заверяли, что беззаконие и убийства офицеров, подобных в Кронштадте и Гильсингфорсе, в Севастополе – не пройдут. …На совещании Совета – 1200 в Севастополе, 20 июня 1917 г., где произносилось множество речей, адмирал был выслушан с нескрываемым вниманием и восторженным одобрением. Итоговым голосованием той ночью решено 60 комитетами против 3 отменить предшествовавшее решение и поддержать Временное правительство; вернуть оружие и полномочия офицерам флота; арестовать агитаторов, ответственных за пропаганду против законной власти. Вице-адмирал Колчак в правах командующего не восстанавливался. Для интереса необходимо добавить, что во время визита американских офицеров в Севастополь они сопровождались не только прикомандированным, вероятно, командующим флотом, а также рабочим и моряком. Эти делегаты держались очень открыто даже на ланчах в офицерском клубе, предназначенном лишь для состоятельных членов. По всему было видно – они понимали – вся власть и полномочия в их руках, а не у офицеров». *** Из рапорта члена американской военно-морской миссии лейтенанта Бернарда: «…Мы были встречены у поезда комитетом в составе матроса, солдата и рабочего. Матрос, назначенный делегатом, сообщил лейтенанту Федорову и мне, что Совет солдат, матросов и рабочих, взявший власть предыдущим вечером, желает знать, что мы хотим. Когда миссия была представлена, матрос заявил, что не гарантирует нашей безопасности, если мы появимся в форме на улицах города, предложил вернуться в вагон и оставаться на местах. В этот момент адмирал Гленнон вышел на перрон, а когда узнал такие новости, стал негодовать, заявив комитету, что проделал немалый путь из Соединенных Штатов специально, чтобы встретиться с адмиралом Колчаком и осмотреть русский Черноморский флот – нашего друга и союзника, и, несмотря ни на что, намерен это сделать. После нескольких убедительных и соответствующих фраз он приказал матросу найти такси и доставить его команду на пристань. Матрос мигом исчез, а вскоре показались дрожки. После небольшой задержки на пристани подошла маленькая, с открытым мотором лодка, явно недостаточная, чтобы разместить всю команду. Насколько я помню, кэптены Маккалли и Кросли остались на берегу прояснить ситуацию. Когда мы поднялись на флагманский корабль – линкор класса дредноут – в поле зрения не попало ни одного офицера, а шканцы были довольно плотно заполнены бездельничающими матросами в грязной белой форме, пялившими на нас глаза. В конце концов, в ответ на призыв появился помощник командора первой статьи, который представился председателем комитета моряков, сообщив, что комитет заседает уже всю ночь, с трудом решая, что делать дальше. Он заявил, что адмирал Колчак со своим штабом и почти все офицеры убрались с корабля еще прошлой ночью, но комитет решил оставить нескольких офицеров, заперев их в каютах. По настоянию адмирала Гленнона мы под эскортом направились в кают-компанию, дверь которой открыл с внешней стороны рядовой матрос, и вошли внутрь. Арестованный офицер был наглядным примером террора. Он сказал, что прощается с жизнью и готовится к смерти каждый раз, когда открывается дверь. Офицер был капитаном 3-го ранга, механиком, долгое время выжидавшим момента для побега с корабля. Лейтенант Федотов и я, поднявшись через несколько минут на палубу, были немедленно окружены комитетом, требовавшим сообщить все об иностранных офицерах. Я рассказал им, кто мы, для чего приехали, где побывали и добавил, что это был первый русский военный экипаж, посещенный моим адмиралом, где он не был принят с уважением и честью, подобающими офицеру высокого ранга. Комитет провел краткое совещание, а затем почтительно заявил, что желает извиниться и просит адмирала рассказать об американском флоте. Адмирал Гленнон согласился пообщаться с ними и после того, как экипаж построился по ранжиру, вышел на палубу. Без обиняков, не подбирая особых слов, адмирал сказал, что думает насчет их мятежных действий и что они могли бы сделать для флота и демократии. Вскоре матросы зааплодировали, комитетам с соседних кораблей так понравилась речь Гленнона, что его пригласили на свои корабли. Он побывал на двух больших линкорах, где выразительно говорил, пробуждая энтузиазм у слушателей. На третьем корабле еще до нашего появления арестованные офицеры были освобождены, экипаж переоделся в форму, а адмирал встречен с надлежащими почестями. Сюда прибыла делегация от Совета солдат, матросов и рабочих, чтобы пригласить адмирала на встречу с делегатами. Более чем 2000 делегатов на сессии в Совете целый прошедший день обсуждали вопрос, как поступить с безоружными и лишенными власти офицерами. Адмирал принял решение. К огромному сожалению, мне не удалось услышать речь адмирала Гленнона, обращенную к делегатам Совета. Он отослал лейтенанта Федотова и меня в город, чтобы собрать оставшихся офицеров и выяснить, что те думают о сложившейся ситуации. Офицеры, с которыми мы общались, хорошо держались, они ждали смерти и выглядели несколько смирившимися, потому как помощи ждать было неоткуда. Когда мы подошли к залу, где проходила сессия делегатов, то нашли улицы, заполненные людьми, которые пытались пройти в само здание. Зал был набит битком, а адмирал говорил. Многократное «ура» присутствующих внутри подхватывали стоящие на улице. Позднее я узнал, что адмирал Гленнон произнес вдохновенную и сильную речь, окончательно убедившую делегатов в правоте его убеждений. Немедленно после речи адмирала Совет проголосовал за отмену прежнего решения, вернув офицерам оружие, занимаемые положения и принял постановление и приказ, ограждающий их от насилия…»
Лапоть: ДМЛ пишет: Вот когда в храме стоят бывшие и нынешние ответ.работники ЦК и крестятся-вот это уже клиника Помню, два года назад (кажется...) смотрел рождественскую службу. В середине службы - рекламная пауза. Появляется Президент, идёт к Патриарху. Я в недоумении: кто у кого руку целовать будет. Но ничего такого не было. Дружеское рукопожатие, и служба продолжилась. А недавно опять (видел нечто подобное лет 10 назад ещё) наблюдались на стене кабинета в Следкоме Горпрокуратуры портрет Дзержинского рядом с двумя иконами... Вот такие гримасы постмодерна...
Автроилъ: На ту же тему: http://www.grafskaya.com/article.php?id=380
Серж: ...кое-что из севастопольских архивов на 1917 год... (Как же всё похоже. История повторяется?!) Адмирал А.В. Колчак, вернувшись из Петрограда, выступил на делегатском собрании флота в цирке Труцци с докладом «Положение нашей вооруженной силы и взаимоотношения с союзниками». В докладе он обрисовал мрачными красками безнадежное, граничащее с катастрофой положение на фронте. В заключение сказал: «Может быть, это заставит нас вспомнить и проникнуться сознанием, что, если мы не оставим партийных споров, то мы погибнем. Если мое сегодняшнее тягостное сообщение заставит вас поговорить с теми солдатами и матросами, которые с вами в ротах и на судах, заставит вас разъяснить им истинное положение, дабы помочь спасению родины, я буду считать свою задачу выполненной». Команды штаба Командующего Черноморским флотом и линкора «Георгий Победоносец» приняли воззвание, в котором предложили объединяться всем партиям и национальностям России под лозунгом «Родина в опасности». Предложено было «принять все меры для организации порядка, поднятия дисциплины и обуздания лиц, подобных Ленину, агитирующих против Временного правительства и требующих сепаративного мира, и послать представителей в Петроград, балтийский флот, на фронт с призывом сплотиться для отражения коварного и грозного врага и всемерной поддержки союзников в борьбе с Германией». 26 апреля (9 мая) 1917 год. Переименованы суда Черноморского флота, называвшиеся именами царей. Линкор «Императрица Екатерина Великая» переименован в «Свободную Россию», линкор «Император Александр III» в «Волю», строящийся линкор «Император Николай I» – «Демократию», гидрокрейсера «Император Александр I» – в «Республиканец», «Император Николай I» – в «Авиатор». 19 – 26 августа (1 – 6) сентября В Петрограде проходил Объединенный съезд социал-демократов (меньшевиков), который имел задачу сплотить различные фракции и течения в единую партию, способную противостоять большевикам. На съезде была делегация Севастополя, представлявшая 500 человек*. Среди делегатов съезда был только один моряк, представитель севастопольской организации гардемарин А.К. Соболев. Командующий флота приказал сформировать Военно-Политическую часть Черноморского флота для связи Командующего флотом и его Штаба со всеми морскими, военными,национальными, политическими и общественными организациями. Флаг-капитаном Военно-Политической части назначен капитан 2 ранга М.М. Богданов Морской министр направил в Киев Центральной раде телеграмму: «Подъем на судах Черноморского флота иного флага, кроме русского, есть недопустимый акт сепаратизма, так как Черноморский флот есть флот Российской республики, содержащийся на средства государственного казначейства. Считаю вашей нравственной обязанностью разъяснить это увлекающимся командам Черноморского флота».. В связи с поднятием на крейсере «Память Меркурия» украинского флага состоялся официальный уход с крейсера всех матросов-неукраинцев, к которым присоединились все офицеры. «Совершилось перенесение единственного во всем русском флоте Георгиевского Андреевского флага, полученного бригом «Меркурий» за геройские дела с турками и унаследованного крейсером. К борту крейсера была подведена баржа, на которую перешли все великороссы и офицеры, за исключением одного мичмана. Развернули Георгиевский флаг и под звуки музыки отчалили на буксире катера. Съехав на берег, направились в казармы. Сцена была потрясающая, матросы и офицеры плакали. По прибытии на берег флаг, простреленный неприятельскими нарядами, был перенесен в Морское собрание». Адмирал Немитц назначил комиссию для сдачи имущества крейсера «Память Меркурия» комиссару Украинской Центральной Рады капитану 2 ранга Акимову. Приказание Ком. Ч.ф. № 4746 от 16.11.1917. Капитан 2 ранга Терентьев донес рапортом, что обязанности по должности командира крейсера «Память Меркурия» и имущество крейсера на законном основании сдал мичману Вадиму Дьяченко. Приказание Ком. Ч.ф. № 4863 от 24.11.1917. На заседании Законодательного совета морского ведомства рассматривался вопрос об отправке всех украинцев-матросов и офицеров с Балтийского на Черноморский флот. В принятой резолюции Законодательный совет категорически отрицал украинизацию Черноморского флота. В 8 часов утра все суда Черноморского флота, за исключением одного миноносца, по церемониалу подняли красные флаги, спустив Андреевские и украинские.Русское слово. – 1917. – 23 ноября.
Барс: А в послужном списке у В.М.Тереньева записано: "Приказанием Командующего ЧФ за № 4862 от 21 ноября обязанности по должности командира крейсера "Память Меркурия" и имущество крейсера на законном основании сдал 24 ноября 1917 г.". Где же правильно ?
Серж: Серж пишет: Приказание Ком. Ч.ф. № 4863 от 24.11.1917. Барс пишет: у В.М.Тереньева записано: "Приказанием Командующего ЧФ за № 4862 от 21 ноября обязанности по должности командира крейсера "Память Меркурия" и имущество крейсера на законном основании сдал 24 ноября 1917 г.". ...расхождение в три дня. - но между Приказами. Но по № Приказов - в послужном списке Терентьева №4862 - скорее всего Приказ для ОК Черного моря, а Приказ за № 4863 - наверное, Приказ по флоту в части касающихся... дата то =о сдаче дел= везде 24.11.17.
Автроилъ: Статья Владимира Лобыцына в журнале «Вокруг света»: http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/668/
Автроилъ: Ещё одна иллюстрация к событиям того периода:
Лапоть: А бывало и так:
Автроилъ: Лапоть пишет: А бывало и так... ЛК "Петропавловск". Альбатросы революции. С уважением... С уважением
Автроилъ: Пребывание А.Ф. Керенского в Ревеле в апреле 1917 года. Импровизированный митинг у Балтийского вокзала. В пуховом платке "бабушка русской революции" Е.К. Брешко-Брешковская. Подробнее: http://www.moles.ee/02/Apr/12/12-1.php
КДП: Серж пишет: В вышедшей в 1996 году в Москве книге Валерия Михайлова «Хроника Великого Донута» (документальная повесть), приводятся выдержки из письма Н. И. Бухарина товарищу Пешкову (писателю Максиму Горькому). Это письмо опубликовал где-то в середине 20-х некий Илья Британ. Автор письма неизвестен, в числе претендентов назывался как Бухарин, так и сам И.Британ, предполагалась как компиляция из нескольких писем, так и полная фантазия. Снва его вспомнили в конце 80-х, в начале нашей славной катастройки. В обще, истина где-то рядом...
PSW: Опубликовано в книге Голоса pеволюции, 1917 г. Documents in the original Russian from: Mark D. Steinberg, Voices of Revolution, 1917 (New Haven and London: Yale University Press, 2001) Documents compiled by Mark Steinberg, Zinaida Peregudova, and Liubov Tiutiunnik Transcriptions from photocopied originals by Marjorie Hilton, Ekaterina Betekhtina, and Olga Semenenko Note: incorrect spelling and grammar used by the authors of these texts have been retained in these transcriptions though not in the translations that appear in the published book. Russian orthography has been modernized, however (e.g. final hard signs have not been used). Document 5. “Dawn Has Broken,” by the sailor Stepan Stepanov, 28 March 1917. GARF, f. 1244, op. 2, d. 31, ll. 43, 44ob. Manuscript. Разсвело. Вставай, угнетённое племя, Вставай, цепями скованный народ. Под гнётом брошенное семя Взошло и принесло обильный плод. Разверни свои сильныя плечи, Кто возмутит твой кровью купленный путь? И приспешники царственных тронов Твой прогресс, твоё знамя свободы – о нет, не возмут! Посягнет кто на храм твой священный, Кто посмеет его осквернить? Нет, никто – ты герой, ты титаник великий, Все и всё пред тобой замолчит. Ст. Степанов, 1917 III 28 М. Редактор Я совершенно не знаком с правилами стихосложения и далеко не граматичен, проклятый деспот с дней детства не давал мне научиться. Захолустная школа с букварём и чисасловом не внесла никаких просветлений в область моего ума. А теперь великое, грозное время. Мы все должны энергично, не покладая рук работать. И так хочется быть полезным и чем-нибудь помочь делу великому, делу народному. Здесь. 9-й Балтийский флотский экипаж, 9-я казарма 5 рота, матрос Степан Николаевич Степанов.
Автроилъ: Большевистские агитаторы (матросы с Бригады траления БМ) на Северо-западном фронте . Весна 1917-ого года. Внешний вид соответствующий.
полная версия страницы