Форум » Внимание, поиск! » Алексей Щастный » Ответить
Алексей Щастный
Scott: Господа, кто подскажет, какие есть публикации об Алексее Щастном (кроме книги "Наморси А. М. Щастный") и Ледовом походе балтфлота. Буду очень признателен.
Ответов - 30
wind: А что именно Вас интересует ? С уважением, В.
Scott: wind, да вообще любая информация, какая есть. Может быть выходили какие статьи и т.п.
Автроилъ: Scott пишет: Господа, кто подскажет Статья Владимира Верзунова в таллинском еженедельнике «7». С уважением...
Кочегар: А где можно найти еженедельник "7", и дата выхода статьи.
Александр: Scott Расстрел капитана Алексея Щатного Наука и жизнь, 1997, № 2, с.с. 28-32 ТРАГЕДИЯ НАМОРСИ БАЛТИКИ, Морской сборник, 2003, №№ 1 и 2 Васецкий А. Гибель адмирала Морской сборник, 1991, № 6, с.с. 78-82 Островский А. Убийство Наморси Нева, 1999, № 4, с.с. 162-170 ДОСЬЕ ЩАСТНОГО: ТРОЦКИЙ И ДЕЛО ГЕРОЯ БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА Отечественная история, 2001, № 1, с.с. 61-82 АЛЕКСАНДР СМИРНОВ КАЗНЕН ПО ПРИГОВОРУ БРЕСТ-ЛИТОВСКОГО МИРА Звезда, 1996, № 6, с.с. 192-200 А это, кажется, из журнала Источник, но, к сожалению, это попало ко мне без данных: № 1 записка наркома по военным и морским делам Л. Д. Троцкого в Президиум ЦИК Президиуму Центрального Исполнительного Комитета 28 мая 1918 № 692, г. Москва Уважаемые товарищи. Препровождаю Вам при сём постановление об аресте бывшего начальника морских сил Балтики Щастного. Он арестован вчера и препровождён в Таганскую тюрьму. Ввиду исключительной государственной важности совершённых им преступлений мне представлялось бы абсолютно необходимым прямое вмешательство в это дело Центрального Исполнительного Комитета или его Президиума, который мог бы назначить специальное лицо или комиссию для производства судебного расследования. Письменные документы, изобличающие Щастного, находятся в моих руках и будут немедленно переданы тому лицу или учреждению, на которое укажет Президиум Центрального Исполнительного Комитета. От Вас же будет зависеть, разумеется, и предание Щастного тому трибуналу, который Вы сочтёте компетентным для рассмотрения этого дела. С товарищеским приветом Л. Троцкий Архив УФСФ по С.-Петеребургу и области. Дело А. М. Щастного № 114032, л. 1. Заверенная копия. Машинопись. в мае 1918 г. в Кронштадте проходил 3-й съезд моряков Балтийского флота, созванный в связи с тяжелой обстановкой, сложившейся на флоте. На съезде присутствовали: наморси Щастный, главные комиссары Блохин и Флеровский. В своем выступлении Щастный обратил особое внимание делегатов на падение дисциплины, отсутствие положений, устанавливающих деловой контакт между командирами и матросами, потерю чувства ответственности за порученное дело, невыполнение приказов и распоряжений командования и пр., без устранения которых невозможно возродить боеспособность флота. В процессе своей работы съезд принял ряд важных решений и резолюций. В острой политической полемике с левыми эсерами и меньшевиками была осуждена контрреволюционная резолюция Минной дивизии. Съезд утвердил главным комиссаром Балтийского флота большевика Флеровского, назначенного на этот пост постановлением СНК, посчитав, что политические взгляды анархиста Блохина не соответствуют должности, и переизбрал состав Совкомбалта. Для возрождения боеспособности флота съезд признал необходимым срочно принять решительные меры по укреплению дисциплины, безусловному выполнению приказов командования, санкционированных комиссарами, искоренению фактов анархии, безответственности, самовольного ухода моряков и т. д. Выразил благодарность прежнему составу Совкомбалта во главе с Блохиным за его плодотворную работу по выводу флота из пределов Финляндии и отметил большую роль в этом вопросе наморси Щастного. В дальнейшем бурю негодования делегатов съезда вызвало оглашение Щастным на заключительном заседании секретной резолюции Троцкого об уничтожении флота силами специально сформированных команд, выполняющих эту акцию за денежное вознаграждение. Делегаты съезда - кадровые матросы не могли понять необходимости потопления кораблей, с таким трудом выведенных из' Финляндии. Обеспокоенный сообщением наморси. съезд командировал в Народный комиссариат по морским делам делегацию для выяснения дальнейшей судьбы флота и доведения до сведения наркома Троцкого, что "флот будет взорван только после боя или когда станет ясно, что иного выхода нет, награды за уничтожение кораблей недопустимы", и требования сообщить, что "содержится в Брестском договоре о флоте...". В процессе разбирательства упомянутых вопросов Щастный по приказу Троцкого был арестован. 1 Июня в Кронштадте на пленарном заседании представителей флота, собравшихся для обсуждения причин ареста Щастного, главкомбалтом Флеровским были оглашены ответы наркома, который сумел тогда убедить делегатов, что их сомнения явились результатом неправильного освещения распоряжений коллегии Наркомата бывшим наморси Щастным, который тем самым преднамеренно сеял смуту. Троцкий с поразительной изворотливостью "вышел сухим из воды", истолковав свою секретную резолюцию о "плате" как заботу об обеспечении семей подрывников в случае их гибели. Участники пленарного заседания были удовлетворены сообщением о причинах ареста Щастного. На основании проведенного голосования была принята резолюция: "...Лицам командного состава, ведущим в Красном Флоте контрреволюционную агитацию, не может быть места среди честных революционных моряков... Да обрушится жестокая кара революции на тех, кто клеветой и гнусной ложью на Советскую власть сеет в трудовых массах смуту и панику..." Эта резолюция потом фигурировала в материалах трибунала по делу Щастного. 27 мая я и другие флагманские специалисты бригады были вызваны к С. Зарубаеву. Он огласил нам телеграмму Раскольникова, в которой сообщалось, что наморси Щастный арестован постановлением наркома Троцкого за преступление по должности и за контрреволюционную деятельность для предания суду. Эта телеграмма была как гром среди ясного неба и произвела на всех присутствующих гнетущее впечатление. Действительно, в течение всей своей деятельности на посту наморси Щастный активно работал на виду у людей, сотрудничал с Совкомбалтом, ездил в Москву, участвовал во многих совещаниях, разработал проект программы укрепления флота, участвовал в 3-м съезде моряков Балтийского флота... И вдруг такое неожиданное обвинение! Сергей Валерьянович рассказал нам о своей последней встрече с Щастным за один или два дня до его роковой поездки в Москву. Алексей Михайлович находился в крайне возбужденном состоянии, нервно ходил из угла в угол в своей каюте на "Кречете". Затем, остановившись, сказал прерывающимся от волнения голосом: - Сегодня, 21 мая, Беренс сообщил мне секретную резолюцию Троцкого, которую он наложил на моем последнем донесении. Вы понимаете, что он предлагает мне, русскому морскому офицеру? Составить списки лиц, которым должны быть поручены работы по уничтожению судов, для выплаты им денежных наград за удачное выполнение взрывных работ. Значит, я должен вербовать этих Иуд Искариотов и обещать каждому за его грязное дело тридцать сребреников! И еще: усиленно проповедуя необходимость коллегиального обсуждения всех подлежащих решению важных вопросов, он почему-то в данном случае не доводит его до сведения Совкомбалта, понимая, очевидно, что это вызовет бурю негодования. Он замыкает его только на меня, с тем, чтобы в случае необходимости сказать: "Товарищи, да это подлое дело рук одного Щастного!" Поэтому я прихожу к убеждению, что в Брестском мирном договоре имеется тайный пункт об уничтожении флота, который и объясняет настырность Троцкого в этом вопросе, он не гнушается даже подкупом исполнителей. Я возмущен всем этим и выскажу свое мнение наркому, когда буду в Москве. Я не верил в существование в договоре тайного пункта об уничтожении флота, поэтому высказал Щастному свое сомнение, но он, очевидно, погруженный в свои мысли, никак на это не отреагировал. Можно, конечно, по-человечески понять, что Щастный, оглашая на съезде секретную резолюцию Троцкого, пытался тем самым привлечь внимание моряков к судьбе флота, к нависшей над ним реальной угрозе уничтожения. Возможно, что он наряду с другими был возмущен Троцким как личностью, который действовал с использованием сомнительных средств. Но все же Щастный должен был учитывать, что своим обличительным выступлением на съезде он наносит удар по престижу Троцкого, который, вероятно, попытается ему отомстить. Будучи таким ответственным лицом, как наморен, он не мог не знать, что разглашение секретных, только ему адресованных документов является должностным преступлением. Он должен был также учесть крайне напряженную политическую обстановку, вызванную демаршем Минной дивизии, когда каждый неосторожный поступок мог быть истолкован как контрреволюционное действие, что давало козыри в руки того же Троцкого. И тот не замедлил этим воспользоваться. Щастный был обвинен, как говорится, "во всех смертных грехах": причастности к контрреволюционному заговору, в гнусной клевете на Советское правительство, в сознательном сеянии смуты. Троцкий, используя свой авторитет, сумел убедить в этом представителей флота, собравшихся на заседание по обсуждению ареста Щастного, и заполучить от них постановление "обрушить на него жестокую кару революции". - Я предполагаю, что в суровом приговоре трибунала прозвучали ноты Троцкого, - сказал в заключение беседы Сергей Валерьянович. а вместо него начальником бригады стал командир "Полтавы" А. Домбровский. Несколько дней спустя Зарубаев срочно вызвал Домбровского и меня в Петроград. Он сообщил, что бригада в ближайшее время будет переведена на режим долговременного Хранения... "Гангут" и "Полтава" будут отбуксированы на Адмиралтейский завод, а "Севастополь" - на Балтийский, т. е. на заводы, где их строили, в надежде, что это позволит провести хотя бы мелкий ремонт. Что касается "Петропавловска", то он остается в Кронштадте, так как ремонт носовой оконечности, поврежденной еще осенью 1917 г., требует докования. Затем, обращаясь уже непосредственно ко мне, Зарубаев сказал, что 14 июня в штабе Главкомбалт И. Флеровский сообщил, что на одном из кораблей получена радиотелеграмма за подписью Ленина, Чичерина и Троцкого о потоплении в Новороссийске судов Черноморского флота. Это сообщение, по словам Флеровского, произвело на личный состав флота ошеломляющее впечатление. В штабе вспоминали высказывания Щастного о дамокловом мече, нависшем и над нашим флотом. В двадцатых числах июня ко мне в каюту на "Кречете" зашел Н. Раленбек, недавно назначенный в штаб на должность начальника распорядительной части. Он был явно чем-то удручен и на мой вопрос, что случилось, вручил мне номер газеты "Известия". Мне сразу бросился в глаза заголовок: "Приговор революционного трибунала при ВЦ И К. Именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики... Революционный трибунал... рассмотрев на открытых своих заседаниях 20 и 21 июня 1918 года дело по обвинению бывшего начальника Морских сил Балтийского моря гражданина Алексея Михайловича Щастного, 37 лет, признал доказанным, что подсудимый сознательно и явно подготавливал условия для контрреволюционного переворота, стремясь своей деятельностью восстановить матросов флота и их организации против постановлений и распоряжений СНК и ВЦИК... С этой целью, воспользовавшись тяжелым и тревожным состоянием на флоте в связи с возможной необходимостью в интересах революции уничтожения его и Кронштадской крепости, вел контрреволюционную агитацию в Совкомбалте и Совете флагманов... о якобы имеющемся у Советского правительства секретном соглашении с германским командованием об уничтожении флота... лживо внушал, что правительство безучастно относится к спасению флота... разглашал секретные документы относительно срочной подготовки в случае необходимости взрыва Кронштадта и флота... замедлял установление демаркационной линии в Финском заливе... под различными предлогами на случай намеченного им, Щастным, переворота задерживал Минную дивизию в Петрограде... Принимая во внимание, что вся эта деятельность Щастного проявлялась им во время, когда он занимал высший военный пост, и располагал широкими правами на флоте, трибунал постановил: считать его виновным во всем изложенном и расстрелять. Приговор привести в исполнение в течение 24 часов. Ходатайство защитника Щастного об отмене приговора было отклонено президиумом ВЦИК..." Когда я закончил чтение газеты, Николай Николаевич сообщил мне некоторые подробности процесса. По словам его знакомого, приехавшего из Москвы и присутствовавшего на процессе, А. Щастный отрицал свою причастность к заговору. Оглашение приговора трибунала, исключительного по своей суровости, что подчеркивалось срочностью приведения его в исполнение, произвело удручающее впечатление на подавляющее большинство находящихся в зале. Жена Алексея Михайловича зарыдала. Сам Щастный мужественно держался, старался, как мог, ее успокоить. "Жена, не плачь. Крепись. Прости, в чем был виноват перед тобой!" - сказал он, прощаясь с ней. - Мне все же не верится в причастность Щастного к контрреволюционному заговору, - сказал я. - Не знаю, конечно, какие у него при обыске были обнаружены "вещественные доказательства", якобы подтверждающие его причастность, но считаю, что решающую роль в этом трагическом деле сыграла личная амбиция Троцкого. Я как-то слышал от Зарубаева, что между Троцким и Щастным во время последнего его приезда в Москву возник острый конфликт, подробности которого почему-то замалчиваются, но известно, что Совкомбалт требовал, чтобы суд над Щастным происходил не в Москве, а в Петрограде, непосредственно перед моряками, из опасения возможного давления со стороны Троцкого на трибунал. Отсюда понятен поток сомнительных по своей сущности обвинений: "Намеренно задерживал на Неве корабли Минной дивизии", хотя они находились там в соответствии с утвержденной диспозицией, "затягивал установление демаркационной линии", хотя этот вопрос во многом зависел от позиции финской стороны. - Что же касается конфликта Щастного с Троцким, то, со слов очевидца Главкомбалта Флеровского, сообщенных узкому кругу лиц, таковой действительно имел место. Сперва, вспоминал Флеровский, разговор происходил в спокойной, деловой обстановке, но Щастный упрекнул Троцкого, что все заботы того о флоте по существу сводятся к потоку указаний о подготовке кораблей к уничтожению и о выделении денежных средств для лиц, согласившихся принять участие в этой акции. "Отдайте приказ об уничтожении, и мы, плача, его выполним, приказ ведь не обсуждается. Но я вам со всей ответственностью заявляю, что на флоте не найдется ни одного уважающего себя человека, который бы позарился на эти наградные тридцать сребреников". Троцкий при этих словах Щастного передернулся, и, стуча кулаком по столу, стал обвинять его в измышлениях, касающихся Брестского договора, преднамеренном разглашении секретных сведений, в нежелании проводить политику центральных властей. Щастный прервал Троцкого замечанием: "Как вы, народный комиссар, можете разговаривать со мной - наморси в таком непозволительном тоне?!" Тут Троцкий, потеряв самообладание, воскликнул: "Я не только буду с вами говорить в таком тоне, но прикажу сейчас вас арестовать, предать суду Революционного трибунала и расстрелять за вашу контрреволюционную деятельность!" На что Щастный, тоже теряя выдержку, ответил: "Ну и черт с вами, стреляйте. Лучше умереть, чем иметь дело с вами!" Щастный тут же был арестован Таковы были штрихи к портретам Щастного и Троцкого, а также новый повод для размышлений: "Что есть истина?" А это из воспоминаний Г. Н. Четверухина (Морской сборник):
wind: Scott пишет: да вообще любая информация, какая есть Посмотрите здесь http://www.rjw.narod.ru/people/Kr/officers/tshastniy.htm , там короткий послужной список , если надо, могу его немного дополнить :-)) . С уважением, В.
ВЛАДИБОРЪ: Scott ТРИБУНАЛ ДЛЯ ФЛАГМАНОВ В. Звягинцев ТЕРРА Москва 2007 С уважением Вл.
Scott: Спасибо всем, особенно Александру. Осталось найти все перечисленные источники. К сожалению пока доступно только то, что есть в интернете, а это не так много и в большинстве своем повторы одного и того же. Если попадется что-то еще, с благодарностью приму. С уважением, Scott
wind: Приговор "Именем Российской Социалистической Федеративной Республики трибунал при ВЦИК Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачих депутатов, заслушав в открытых заседаниях своих от 20 и 21 июня 1918 г. и рассмотрев дело по обвинению бывшего начальника морских сил Балтийского флота гр. Алексея Михайловича Щастного 37 лет, признал доказаным, что он, Щастный, сознательно и явно подготовлял условия для котрреволюционного государственного переворота, стремясь своею деятельностью восстановить маиросов флота и их организации против постановлений и распоряжений, утвержденных Советом Народных Комиссаров и Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом. С этой целью, воспользовавшись тяжким и тревожным состоянием флота, в связи с возможной необходимостью, в интересах революции, уничтожения его и кронштадских крепостей, вел контрреволюционную агитацию в Совете комиссаров флота и в Совете флагманов: то предъявлением в их среде провокационных документов, явно подложных, о якобы имеющимся у Советской власти секретном соглашении с немецким командованием об уничтожении флота или сдаче его немцам, каковые подложные документы отобраны у него при обыске; то лживо внушал, что Советская власть безучастно относится к спасению флота и жертвам контрреволюционного террора; то разглашая секретные документы относительно подготовки на случай необходимости взрыва Кронштадта и флота; ссылаясь на якобы антидемократичность утвержденного СНК и ЦИК Положения об управлении флотом, внося, вопреки этому положению, в Совет комиссаров флота на разрешение вопросы военно-оперативного характера, стремясь этим путем снять с себя ответственность за разрешение этих вопросов; то попустительствовал своему подчиненному Зеленому в неисполнении распоряжений Советской власти, направленных к облегчению положения флота, и замедлил установление демаркационной линии в Финском заливе, не исполняя своей прямой обязаности отстранения таких подчиненных от должности; то под различными предлогами на случай намеченного им, Щастным, переворота задерживал минную дивизию в Петрограде; и всей этой деятельностью своей питал и поддерживал во флоте тревожное состояние и возможность противосоветских выступлений. Принимая во внимание, что вся эта деятельность Щастного проявлялась им в то время, когда он занимал высокий военный пост и распологал широкими правами во флоте Республики, Трибунал постановил: считая его виновным во всем изложеном, расстрелять. Приговор привести в исполнение в течении 24 часов." С уважением, В.
Автроилъ: wind пишет: Приговор... Вы забыли упомянуть, что он был опубликован в "Известиях ВЦИК". С уважением...
wind: Автроилъ пишет: Вы забыли упомянуть, что он был опубликован в "Известиях ВЦИК". И впрямь забыл :-((( , опубликован в "Известиях ВЦИК" от 22.06.1918 г. С уважением, В.
ркр065: Для Scott : На "Агентуре.ру" есть пара статей по истории радиоразведки на БФ. там немножко упоминается А.М. = Как уже отмечалось в [1], в рассматриваемый период в штабах командующих морскими силами Балтийского и Черного морей отсутствовали разведывательные органы (в современном их понимании), которые могли бы удовлетворить возникший интерес. В Морском ведомстве сбором сведений об иностранных флотах занимался только Морской Генеральный Штаб (МГШ), осуществлявший руководство военно-морскими агентами за границей. В ведении МГШ находилась также тайная агентурная разведка. Поэтому 2-м (радиотелеграфным) флагманским минным офицером штаба командующего морскими силами Балтийского моря старшим лейтенантом А. М. Щастным был в ноябре 1911 года подготовлен для МГШ список вопросов по радиосвязи иностранных флотов, на освещение которых следовало нацелить российских военно-морских агентов за границей. Флотских радиоспециалистов интересовало, в частности: "1. Какие типы радиостанций (система и мощность) приняты на судах флота. 2. Сколько радиостанций или приемников имеется на каждом корабле. 3. Какое количество телеграфистов на каждой судовой радиостанции в зависимости от ее мощности, и число лет их службы. 4. Как организованы переговоры по радиотелеграфу между отдельными частями флота; какие способы применяются для удержания радиосвязи во время помехи от действия других радиостанций. 5. Имеются ли на судах радиотелефоны для непосредственного обмена речью между судами. Дальность их действия и степень надежности". Вместе с тем, в отношении радиосвязи, как объекта разведки, сложилась весьма своеобразная ситуация: флот в данном случае располагал собственными техническими средствами (а именно - радиоприемниками), позволявшими самостоятельно начать сбор интересующей информации, непосредственно наблюдая за работой иностранных радиостанций. И флотские специалисты не преминули воспользоваться такой возможностью. В штабе командующего морскими силами Балтийского моря решили, не дожидаясь окончания зимнего периода и открытия кампании, привлечь к ведению РР корабли, зимующие в Порте императора Александра III, то есть в непосредственной близости от западной границы. Одним из таких кораблей был Крейсер "Олег", командиру которого А. М. Щастным в конце декабря за подписью начальника штаба было направлено предписание следующего содержания: "Установленная осенью текущего года звучащая радиостанция на вверенном Вашему Высокоблагородию крейсере обладает чувствительными приемниками, что в связи с наиболее близким расположением крейсера к германской границе позволяет использовать радиостанцию крейсера для наблюдения за радиотелеграфированием судов германского флота. Является желательным выяснить из непосредственного приема их радиограмм на наши приемники: 1) Диапазон длин волн, употребляемых для переговоров. 2) Использование мощности радиостанций линейных кораблей для обеспечения надежности переговоров. 3) Эксплуатацию различных тонов при одновременной передаче нескольких радиограмм. 4) Организацию радиотелеграфной службы на эскадре. 5) Пользование условными сочетаниями, телеграфным кодом, позывными и т. д. Желательно также выяснить навык в переговорах, отсутствие повторений радиограмм, быстрый переход от одной волны к другой и т. д. О чем штаб, по приказанию Командующего Морскими силами, сообщает и ожидает по этому поводу ежемесячных донесений Вашего Высокоблагородия со своими замечаниями". Оценивая этот документ с позиций дня сегодняшнего, следует при знать, что перед нами, по сути, полноценные "Указания по радиоэлектронной разведке", написанные более чем 90 лет назад. 31 января 1912 года командир "Олега" капитан 1 ранга К. А. Плансон направил в штаб флота первое донесение с результатами ведения РР. За месяц радиотелеграфистами крейсера была зафиксирована работа 12 корабельных и береговых радиостанций. Были добыты первые радиоразведывательные материалы (РРМ) по германскому флоту. Собрана первая, пусть и весьма скромная, информация о характеристиках применяемой в немецком флоте радиоаппаратуры, типах используемых при радиообмене позывных и шифров, особенностях работы немецких телеграфистов в эфире и др. Уже эти первые шаги и их результаты позволили А. М. Щастному поставить вопрос об организации систематической радиоразведки на Балтийском театре. Свои взгляды по данному поводу он изложил в "Отчете по радиотелеграфной части Морских сил Балтийского моря за 1911 год", работа над которым была завершена как раз в феврале 1912 года2. К сожалению, сформулированные в "Отчете" идеи, получив в целом позитивную оценку, не повлекли в ближайшей перспективе каких-либо конкретных действий или решений со стороны руководства Морского министерства и не нашли дальнейшего развития в масштабах всего ведомства. Однако со стороны командования Балтийского флота они встретили полное понимание и всемерную поддержку. Что же касается крейсера "Олег", то в фондах Российского государственного архива Военно-морского флота (РГА ВМФ) удалось выявить еще два донесения (за февраль и за март), поступившие от его командира в штаб флота. Всего, за три месяца, радиотелеграфистами крейсера была обнаружена работа и зафиксированы характеристики 30 иностранных радиостанций. Следует, конечно, признать, что по вполне объективным причинам обработка добытых на "Олеге" РРМ носила весьма поверхностный характер. Для получения более значимых результатов требовались специальные знания и опыт, которыми на тот момент не располагали ни нижние чины радиотелеграфной службы, ни офицерский состав флота, ведавший на кораблях и в штабах вопросами применения радио. В апреле 1912 года на должность флагманского радиотелеграфного офицера, вместо убывшего к новому месту службы А. М. Щастного, был назначен лейтенант И. И. Ренгартен. = А, в принципе, о его деятельности на поприще радио - еще писать и писать. Все-таки, он был первым радиотелеграфным офицером в штабе КФБМ. И вообще - большим умницей.
Dirk: А еще Щастного упоминает Г.К. Граф в книге "Императорский Балтийский флот"...
Александр: Scott пишет: Если попадется что-то еще, с благодарностью приму Всегда пожалуйста! Васецкий А. Гибель адмирала Морской сборник, 1991, № 6, с.с. 78-82 16 ИЮНЯ 1918 г. в "Известиях" появился Обвинительный акт "по деду бывш. начальника морских сил Балтийского флота Щастного". в нем, в частности, сообщалось, что вступивший 30 марта в исполнение обязанностей наморси Щастный "поставил себе заведомой целью использовать тяжелое международное и политическое положение Советской Республики для захвата вооруженной силой власти и в частности для ниспровержения власти Петроградской Коммуны, - в целях дальнейшей вооруженной борьбы с Советской Республикой". Далее перечислялось с десяток прегрешений адмирала, при характеристике которых в изобилии использовались словосочетания типа "вкравшись в доверие", "втянул в свои планы", хранил и распространял "провокационные документы", противодействовал "под фальшивым предлогом" и т. п. Заканчивался акт следующим: "На основании всего вышеизложенного бывший начальник Морских сил Щастный предается суду Революционного Трибунала при ЦИК по обвинению в преступлениях по должности, в подготовке коятрреволюционного переворота и государственной измене по отношению к Советской Республике". Чем больше вчитывался в эти строчки, тем больше становилось не по себе. Неотступно преследовала мысль, что читал нечто подобное. Только применительно к другим людям, в том числе невоенным, и относившееся к более поздним временам. Представляется, что осуждение Щастного демонстрирует собой зародыши той "революционной" законности, которая спустя десятилетие превратилась в могучую, все сметавшую на своем пути силу. Итак, кто же такой адмирал Щастный и почему ему предъявили столь поражающее своей суровостью обвинительное заключение? ЛИЧНОСТЬ О ЩАСТНОМ нет ни слова в пятитомной "История гражданской войны в СССР", изданной в конце 50-х годов. Да и в других коллективных и индивидуальных трудах военных и прочих историков советского периода имя этого человека не упоминается. Командующим Алексей Михайлович Щастный стал 37 лет от роду. Молодым? Как сказать. Е?вй, к тому времени он успел уже отдать флоту 20 лет ЖИЗНИ, Высококлассный специалист, превосходно знавший свое дело, наморси Щастный олицетворял лучшие черты и особенности русского флотбведения. Именно эти качества военного специалиста и патриота России снискали ему заслуженный авторитет и уважение личного состава Балтфлота. "Сами матросы экипажа (видимо, экипажей. - Н. В.) настаивали на необходимости привлечения специалиста и вручения ему широких полномочий". Так в свое время прокомментировал основную причину назначения Щастного командующим флотом его единственный свидетель-обвинитель в суде Революционного трибунала при ЦИКе, тогдашний наркомвоен-мор Троцкий. "Щастный пользуется тою же самостоятельностью, какою старший комиссар (флота, им тогда был Блохин. - Н. В.) пользуется в области политического руководства флотом" ', - уточнил положение Щастного наркомвоен-мор. Щастный оказался командующим в критический для Балтфлота момент. 3 марта был подписан Брестский мир с Германией. По его условиям Россия должна была в кратчайший срок увести свои корабли из Ревеля (Эстония) в Гельсингфорс (Финляндия). Германское командование, вероятно, рассчитывало на неспособность другой стороны реализовать это условие. Финский залив был скован льдами. На кораблях отсутствовало топливо. К тому же их материальная часть находилась в плачевном состоянии. Понадобилось чрезвычайное напряжение сил и незаурядное умение личного состава, чтобы спасти флот от врага. 25 февраля из захваченного немцами Ревеля удалось вывести крейсера. Под их прикрытием - остальные корабли и транспорты с военным имуществом. В сводке военных действий за 27 февраля "Известия" сообщали: "Постепенно прибывают в Гельсингфорс транспорта, эвакуированные из Ревеля"2. В Гельсингфорсе бросили якорь почти 250 крупных и средних боевых и вспомогательных кораблей. Казалось бы, опасность миновала. Ведь согласно пункту 6 Брестского договора суда российского военного и торгового флота, находившиеся у берегов Финляндии, тем более в зимний период, не подлежали захвату со стороны Германии. Но это на бумаге. В деле же, как всегда, все было гораздо сложнее. В беседе с сотрудником Бюро печати Троцкий заявил: "В самом тяжелом положении - это очевидно всем - оказался наш Балтийский флот. Германское наступление на Финляндию вырвало у этого флота Гельсингфорсскую базу В печати, главным образом в "Известиях", регулярно печатались сообщения о переходе. 12 апреля под заголовком "Выход судов из Гельсингфорса" газета писала: "Согласно полученным телеграммам от командующего морскими силами в Балтийском море, все боевые суда вышли из Гельсингфорса в Кронштадт; С последним отрядом, состоящим из 100 вымпелов, идет командующий". 16 апреля. "На Финском заливе, у берегов Финляндии, немцы заняли остров Бьорке, высадив там свой десант. 14 апреля командующий балтийскими морскими силами, вместе с последней партией судов - миноносцев, транспортов и подводных лодок, оставшихся в Гел1>сингфорсе, находился в пути, невдалеке от Кронштадта. Таким образом, весь Балтийский флот в настоящий момент выведен из Гельсингфорса", Даже за этими скупыми телеграфными строчками, сухо и подчеркнуто бесстрастно сообщавшими отрывочные сведения о походе, ощущалось нешуточное напряжение. Наконец, последнее сообщение о ледовом походе. 22 апреля из Кронштадта: "Под флагом начальника морских сил прибыли из Бьорке 167 судов русского флота, все в полной исправности" 4. Всего же из Гельсингфорса вывели в Кронштадт 211 кораблей флота, т. е. его основную, лучшую часть. Как говорится, успех полный и безоговорочный. Именно так и оценили авторы третьего тома "Истории гражданской войны в СССР" итоги ледового похода. Отмечалась роль комиссара Н. Измайлова, бывшего контр-адмирала А. Зеленого, матроса Б. Жемчужина. Писалось в о том, что многие участники похода впоследствии в боях с "интервентами вписали героические страницы в историю Красного Флота" (с. 220). О Щастном, как и о комиссаре флота Блохине, - полное молчание. ИСТОКИ КОНФЛИКТА ИХ СЕГОДНЯ не так-то просто выяснить. По отрывочным сведениям, содержавшимся в Обвинительном акте, речи Троцкого в трибунале, других материалах, вырисовывается следующая ситуация. Обеспокоенный стремительно ухудшавшимся материальным положением флота, и в особенности состоянием его личного состава, Щастяый забил тревогу. Причем, как всякий порядочный человек, он высказывался, не таясь, как военный - без излишней дипломатической церемонности. На состоявшемся в конце апреля заседании Высшего военного совета под председательством Троцкого адмирал, не выбирая особенно выражений, с присущей ему прямотой поделился своими опасениями за судьбу флота, заявив, что, если не принять срочных мер к наведению порядка, ситуация может выйти из-под контроля. На фоне других выступавших в совете доклад Щастного выделялся своей бескомпромиссностью. Реакция Троцкого оказалась своеобразной. Его вывели из себя не столько факты критического положения флота, сколько независимость суждений Щастного и резкость его оценок. Позднее, делясь впечатлениями от выступления Щастного, он негодовал по поводу крайне мрачных красок, какими адмирал рисовал внутреннее состояние флота. Под Щастного срочно начали "копать". Это было несложно, так как он был у всех на виду и ни от кого не' скрывал ни беспокойства за плохое состояние флота, ни своего мнения о Троцком как некомпетентном в военно-морском деле человеке. Придирки к адмиралу следовали одна за другой. Ему ставили в укор то "попустительство неисполнительности своих подчиненных", то неумелое ведение переговоров с немцами об установлении демаркационной линии, то поддержку слухов среди военных моряков о тайном сговоре советских властей с немцами по поводу уничтожения кораблей Балтийского флота. Все эти несуразности впоследствии были тщательно собраны для Троцкого и воспроизведены им в показаниях перед Революционным трибуналом как свидетельство политической неблагонадежности Щастного. По словам Троцкого, он пытался очернить столь же мрачно, как состояние Балтфлота, положение центральной Советской власти в глазах самого флота8. Щастный возмутился и вступил с Троцким в открытый конфликт. Поводом послужили обвинения его Троцким в якобы молчаливом несогласии с отданным наркомвоенмором распоряжением о создании на каждом корабле групп "моряков-ударников", которые, при всякой обстановке, будут готовы и способны уничтожить корабль, хотя бы пожертвовав своею собственной жизнью"в. Этот приказ Троцкий вынужден был провести через голову Щастного силами членов коллегии Морского комиссариата, точнее - своих людей, находившихся в комиссариате. ДИСКРЕДИТАЦИЯ ПРИКАЗ вышел крайне некстати, чрезвычайно накалив и без того нервную обстановку на флоте. Моряки открыто зароптали. Щастный, вместо того чтобы, по мнению Троцкого, пресечь этот ропот, сам заявил протест по поводу подготовительных мер к уничтожению Балтфлота. Люди Троцкого тут же приписали адмиралу "сотрудничество" с иностранной разведкой. На квартире Щастного произвели обыск. Был обнаружен конспект политического реферата с "ярко выраженной", по словам Троцкого, "контрреволюционной тенденцией" 7. На самом деле суть реферата состояла в обосновании Щастным собственной точки зрения на происходившее, что и подтвердил его допрос (!) Троцким в комиссариате по военным и морским делам. Происшедшая осечка подтолкнула окружение Троцкого к более активным действиям. Им спешно был сфабрикован подложный документ, якобы обнаруженный при обыске в бумагах Щастного. На имя Председателя Совета Народных Комиссаров Петроградской коммуны, которым тогда был Г. Зиновьев, некий М. Бауэр, подписавшийся вместо начальника отделения немецкой военной разведки, и его адъютант М. Крейслер сообщили: ' "Разведывательным отделением получены точные указания на то, что группой кронштадтских моряков-анархистов решено передать часть Балтийского флота в распоряжение Красной гвардии финляндских революционеров для защиты Выборга и Бьорке. По нашим сведениям, Совет Петроградской коммуны одобрил это решение названной группы матросов. Считаем долгом указать, что этот акт будет признан нашим Верховным командованием достаточным поводом для оккупации Петрограда и требования полного разоружения Кронштадта и находящихся в военном порту кораблей" 8. Судя по откровенно хамскому тону этой бумаги, составленной в нарочито провокационной манере, нетрудно догадаться. что она не была даже обычной фальшивкой, используемой всеми разведками мира для дезориентации противника. Здесь действовали куда более изобретательно и правдоподобно. Состряпанная в окружении Троцкого ради удовлетворения его начальственных амбиций фальшивка фигурировала чуть ли не в качестве главной статьи обвинения против Щастного: как же - знал об "антисоветских" настроениях личного состава флота и не только не пресек их, но даже не донес по инстанции. В таком случае в силу должностных обязанностей, меры по пресечению "крамолы" вынужден был принять сам наркомвоенмор. Щастного арестовали. Тут же последовал протест моряков. "Правда" сообщала: "31 мая общим собранием команды крейсера "Рюрик" вынесена резолюция по поводу ареста Щастного". Орган ЦК РКП(б) порекомендовал морякам "не горячиться" и "ждать решения Советской власти". На том и порешили. Никак не отреагировал на это дело и председатель Совнаркома В. И. Ленин. Хотя он был осведомлен о происходившем. Это тем более странно, что обычно Ленин вмешивался в судьбу военачальников куда как меньше рангом и влиянием, чем адмирал Щастный. На этот раз не вмешался. По крайней мере следов его участия в деле мне обнаружить не удалось. ТРИБУНАЛ Его ЗАСЕДАНИЕ открылось 20 июня в 12 ч 30 мин дня с рассмотрения дела Щастного. Председательствовал мало кому известный член трибунала Медведев. Зато в роли обвинителя выступил хорошо знакомый почти каждому в стране человек - Крыленко. Тот самый Николай Васильевич, будущий сталинский нарком юстиции, а осенью 1917 г. - прапорщик, ездивший по поручению Ленина в Могилев освобождать Главковерха старой армии. Прославился он и в 1918 г., оказав услугу Троцкому - беспрекословно выполнив его своевольное, без согласования с Совнаркомом, распоряжение от 10 февраля о прекращении войны с Германией и демобилизации армии. Тогда понадобились немалые усилия Ленина, чтобы отменить приказ Троцкого - Крыленко, грозивший полной катастрофой для России. На заседании трибунала, как еще полагалось тогда, присутствовала защита. Вызвали свидетелей, главным образом из военно-морского ведомства: Троцкого, Раскольникова, Блохина, Ружека, Сакса, Флеровского. Однако никто, кроме Троцкого, не явился. Уже один этот факт мог бы насторожить высокое присутствие! Тем более что защитник Щастного адвокат Жданов обратил на этот факт внимание и попросил перенести слушание дела до вызова в суд всех свидетелей. Без такой меры, считал защитник, теряло всякий смысл и само дело, поскольку обвинение в агитации, попустительстве антисоветизму и неисполнении распоряжений наркома не могло быть подтверждено документально. Оно должно было основываться исключительно на свидетельских показаниях. •Крыленко немедленно ополчился на предложение защиты. Он заметил, что в деле находились письменные подтверждения всех свидетелей. Кроме того, по его мнению, поддержание обвинения Щастного в ведении им антисоветской агитации и прочем не нуждалось в документальных подтверждениях. Здесь, как полагал Крыленко, следовало опираться не на документы, а на установление фактов. Суд отклонил ходатайство защиты. Тогда Жданов внес новое предложение - вызвать еще одного свидетеля, видного военспеца, работавшего в составе двух советских делегаций на Брест-Литовских переговорах, в том числе и под руководством самого Троцкого, капитана 1 ранга Альтфатера. Но защите я в этом отказали. Председательствующий огласил Обвинительный акт. На вопрос о виновности Щастный категорически отверг все предъявленные ему обвинения. Поскольку стенограммы заседания не велось, а присутствовавшие в зале репортеры в будущих отчетах ни словом не обмолвились о контраргументах Щастного, мы, похоже, так и не узнаем, что он сказал в свою защиту. Зато показания Троцкого, изложенные в форме обвинительной речи. печатались во всех центральных газетах и довольно пространно. Такой способ разбирательства, когда говорила в основном одна обвиняющая сторона, становился правилом в работе Революционного трибунала. ТЕОРИЯ СОБСТВЕННО, а могло ли быть по-другому? Сомневаюсь. Заседание трибунала по делу Щастного отразило практику той самой революционной теории, какая лежала в основе деятельности революционной же законности. Вот что, например, говорилось в опубликованном 28 ноября (11 декабря) 1917 г. "Руководстве для устройства революционных трибуналов": "Революционный трибунал свободен в выборе средств и мер борьбы с нарушителями революционного порядка" 9. Можно ли было что-либо понять, опираясь на это "руководство"? Я имею в виду, с одной стороны, определение конкретных средств и методов преследования, с другой - кого считать нарушителем революционного порядка. Наконец, в чем, собственно, состоял сам этот порядок, чтобы разобраться, как квалифицировать его нарушения? Из дела Щастного следовало, что такой неопределенный подход в законодательной форме допускал произвол властей. давал им узаконенную возможность сводить счеты с неустраивавшими их по каким-то личным причинам людьми. Теоретически эту сторону "революционной законности" исчерпывающе обосновал сам Крыленко. В сборнике своих наиболее заметных обвинительных речей он писал: "Суд был, а тем более суд исключительный, каким был суд революционного трибунала, прежде всего орудием классовой диктатуры и самообороны пролетариата против его врагов. Отсюда вытекал неограниченно господствовавший в этот период в области судебной практики принцип полной свободы судейской совести, как в определении того, как должна реагировать государственная власть в лице суда на каждое признанное судом преступным действие того или иного гражданина в каждом отдельном случае". После чего вывод: "Суд был таким образом одновременно и творцо" права. В то же время он был, однако, и орудием политики" '°. По делу Щастного легко заметить, как нечистоплотные, бессовестные люди способны тзорять не столько право, сколько зло, защищать не столько революцию, сколько свои амбиции в этой революции, устранять противников и протаскивать сторонников, открывая тем самым простор для злоупотребления властью. Конечно, здесь может быть не совсем уместно касаться и такой весьма деликатной темы, как позиция Ленина в данном теоретическом вопросе. Но, видимо, без нее не обойтись. Разве не Ленину принадлежит почти афористическое определение всякой диктатуры, в том числе, вероятно, и диктатуры рабочего класса: "...Понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть" ". Говорят, где тонко, там и рвется. Я далек от мысли видеть в процитированных словах доказательство теоретических принципов, которые стали основой последующего произвола. Наверное, он руководствовался иными, чем Троцкий или Сталин, соображениями и вряд ли допускал то, что, будучи запущенным, маховик репрессий приведет к почти необратимым последствиям для самих большевистских лидеров, наложит печать на их идеалы и ценности. В этом меня убеждает пусть запоздалое, но все-таки появившееся у Ленина в 1922 г, убеждение в необходимости принятия срочных мер к укреплению внутрипартийной демократии, привлечению к руководству партией и страной трудящихся масс. Глубоко уверен, что если бы Ленину удалось оправиться после третьего инсульта, поразившего его в марте 1923 г., он попытался бы заменить не только Сталина на посту генсека, но и многих других лиц высшего руководства. Дело же Щастного пролило свет на один из ключевых, с моей точки зрения, аспектов борьбы за власть в то время: чтобы удержать бразды правления, большевикам не оставалось тогда иного выбора, кроме насилия. А там, где насилие становится основным компонентом сохранения системы, там чрезвычайно трудно удержаться в рамках "приличий". Да и могли ли тогда быть эти "приличия"? Поэтому насилие в отношении свергнутых эксплуататорских классов легко переросло в насилие по отношению к самим трудящимся классам. Тем более что в обстановке всеобщей разрухи и хаоса попробуй разберись, кто стоит за тех и других. Насилие превратилось в универсальное средство разрешения неизбежных в условиях гражданской войны социальных антагонизмов. Отсюда рукой подать до применения насилия внутри партии в качестве способа преодоления опять-таки неизбежных разногласий как между ее лидерами, так и между стоявшими за их спиной группами и течениями. В этой особенности послереволюционного развития России заключалась трагедия уже не одной какой-то конкретной личности - в данном очерке адмирала Щастного, - а всей революции. РАЗВЯЗКА ОHA НАСТУПИЛА 21 июня. После речей Крыленко и адвоката Жданова позволили выступить с "последним словом" Щастному. Вот когда раскрылась природа русского духа, его несгибаемая сила и доблесть. Адмирал никого не винил и не уличал в бесстыдстве. хотя мог сделать это. Спокойно и с достоинством он заметил, что вменяемые ему в вину "преступления" необоснованы. "С первого момента революции, - заявил Щастный, - я работал во флоте у всех на виду и ни разу никогда никем не был заподозрен в контрреволюционных проявлениях, хотя занимал целый ряд ответственнейших постов и в настоящий момент всеми силами своей дущи протестую против предъявленных мне обвинений" '2. .Суд удалился на совещание. После пятичасового обсуждения председатель трибунала огласил приговор. Он мало чем отличался от уже известного нам Обвинительного акта. Разве вот этим коротким, но звонким, точно выстрел из нагана, заключением: "Трибунал поста" новил: "Считая его (Щаетного. - Н. В.) виновным во всем изложенном, расстрелять. Приговор привести в исполнение в 24 часа" 13. Так Троцкий отомстил русскому флотоводцу, дерзнувшему иметь свое, отличное от его, Троцкого, мнение. Я утверждаю - именно отомстил. Потому что, даже если исходить из того, что Щастный в чем-то и был не прав. степень его прегрешения не заслуживала столь суровой кары. Говорю так, потому что в том же 18-м году трибунал рассматривал дела других военачальников, которые действительно совершили преступления, но или были не наказаны, или наказания были крайне мягкими. Сегодня в печати, особенно псевдорадикальной, много пишется о московских политических процессах 30-х годов. При этом нередко ссылаются и на оценки Троцким этих процессов как провокационных, оказавшихся следствием злобного и мстительного характера Сталина, не простившего интеллектуального превосходства над ним лучшим представителям старой партийной "гвардии". В связи с этим невольно напрашивается вопрос: а чем от сталинской отличалась роль самого Троцкого в процессе над адмиралом Щастным? Разве этот процесс не предвосхищает процессы ЗО-х годов? По крайней мере налицо в нем были все составные компоненты беззакония, примененные затем приспешниками Сталина. Это: 1) безосновательные обвинения в антисоветской деятельности; 2) вменение в вину составления политических манифестов; 3) подложные документы, уличающие подсудимых в связях с иностранными разведками; 4) отсутствие всякой гласности в судопроизводстве и обеспечении возможности для реальной защиты; 5) приговор к расстрелу и его немедленное приведение в исполнение. Показательно, что по такой же схеме в 1921 г. попытались осудить другого "контрреволюционера" - вожака трудового казачества Дона, члена РКП(б) Миронова, также впавшего в немилость Троцкому. Не все получилось, как со Щастным. Но результат тот же, хотя и вынуждены были действовать из-за угла: Миронова застрелил во время прогулки в Бутырской тюрьме выстрелом в затылок часовой с вышки. Пристрастие Троцкого к шумным политическим процессам проявилось и в другом - в отношении к арестованной еще Временным правительством, а летом 1918 г. находившейся в Екатеринбурге царской семье. Непримиримый и безжалостный ко • всем, Троцкий вдруг проявил несвойственную ему сдержанность и не поддержал предложения об уничтожении царя и его близких. По словам биографа Троцкого И. Дейчера, он хотел устроить над царской семьей грандиозный суд-спектакль, как это было с королями: английским Карлом I и французским Людовиком XVI. На суде Троцкий мечтал выступить генеральным прокурором, чтобы продемонстрировать миру свое ораторское искусство и неотразимость "революционных аргументов". И такие, как Троцкий, рвались возглавить мировую революцию, сделав Красную Армию ее орудием, а Россию - ее заложницей. Адмирал Щастный стал первой жертвой произвола тех, кто примазался к революции, кому было плевать на ее' идеалы, кто в происходившем видел лишь свои интересы подчиняя собственному эгоизму все и вся. Поэтому так важно не просто сказать правду обо всех, кто был уничтожен еще до официально объявленного Я. Свердловым 5 сентября 1918 г. декрета о красном терроре, но и вернуть им доброе имя, восстановить во всех правах. Прежде всего подчеркнуть неотъемлемое право русских людей любить свою Отчизну и, если понадобится, отдать за ее счастье самое дорогое - жизнь.
Александр: Scott продолжение Расстрел капитана Алексея Щатного Наука и жизнь, 1997, № 2, с.с. 28-32 Сохранился акт, составленный членами Революционного трибунала в ночь с 21-го на 22-е июня 1918 года, о приведении в исполнение смертного приговора бывшему начальнику морских сил Балтийского флота А. М. Щастному. Чуть больше двух месяцев назад утвержденный большевистским правительством в этой должности, Щастный совершил почти невозможное - вывел корабли Балтийского флота из Гельсингфорса (Финляндия) к Кронштадту, проведя их через тяжелый лед и минные поля, и тем спас русский флот на Балтике от захвата немцами и финнами. А в завершение - скорый военный суд и расстрел. Начинался "красный террор", провозгласивший так называемую революционную необходимость выше закона. Именно это попрание законности и закона спустя два десятилетия отправит на казнь и в ГУЛАГ миллионы. Доктор исторических наук Г. ИОФФЕ. "ЛЕДОВЫЙ ПОХОД" Тяжко, мрачно кончалась в России зима 1917-1918 годов. Мирные переговоры, которые велись в Бресте, висели на волоске. Правящие большевистские круги были близки к отчаянию и панике. А в антибольшевистской среде злорадствовали. Веяло ужасом гражданской войны. Немцы наступали в Прибалтике, угрожая захватом кораблей Балтийского флота, находившихся в Ревеле. В Петрограде решили спешно уводить их в Гельсингфорс, где базировалась основная часть флота, а власть находилась в руках финского пробольшеви-стского правительства. Почти 60 кораблей, ведомых ледоколами через тяжелые льды, успели уйти в последний момент. 25 февраля немцы заняли Ревель. Но обстановка в Финляндии изменилась. В России началась гражданская война, в которую на стороне антибольшевистских сил вмешались германские войска. К этому времени (начало марта 1918 г.) Брестский мир был уже подписан, но по его условиям Россия должна была увести военные корабли в свои порты и разоружить их. Между тем финны и немцы захватывали в Финском заливе один остров за другим, стремясь блокировать Кронштадт и Питер. Любой повод мог быть использован ими для захвата российских кораблей. Надо было срочно перебазировать их из Гельсингфорса в Кронштадт. А толщина льда на этом пути достигала 72 сантиметров, высота торосов доходила до нескольких метров. Кораблям Балтийского флота предстоял поход через льды - "Ледовый поход" - под этим названием он войдет в историю. Передо мной протокол заседания Совнаркома (№ 89) от 4 апреля 1918 года. В пункте 3 говорится о том, что капитан А. М. Щастный утвержден начальником морских сил - "наморси" - Балтийского флота. Под его командованием корабли уходили из Финляндии четырьмя группами. Путь им пробивали ледоколы "Ермак", "Ревель", "Силач" и другие. К концу апреля - началу мая 1918 года почти 250 боевых и вспомогательных судов стояли у причальных стенок Кронштадта. Балтийский флот был спасен для России. Заслуга А. М. Щастного была здесь неоспорима, и большевистская власть признала это. Л. Троцкий, занимавший в ту пору пост наркома по военным делам, говорил, что операцию по выводу нашего флота из Гельсингфорса в Кронштадт, проходившую в невероятно тяжелых условиях, Щастный провел умело и энергично, и потому "отношение к нему Военного Совета и Морской коллегии было весьма благожелательным", И вдруг... В протоколе ВЦИК (№ 26) от 28 мая, спустя всего лишь месяц после "Ледового похода", читаю: "Слушали... Пункт 2: об аресте бывшего начальника морских сил Балтики Щастного (отношение народного комиссара по военным и морским делам тов. Троцкого за № 692 от 8-го сего месяца). Постановили: Одобрить действия народного комиссара тов. Троцкого и поручить тов. В. Кингисеппу в срочном порядке заняться расследованием дела и представить свое заключение в Президиум ВЦИК". Я не нашел в доступных архивах ни "отношения" Троцкого, ни "заключения" Кингисеппа, ни следственного дела Щастного, на основе которого в июне 1918 года его отдали под суд Верховного революционного трибунала ВЦИК. В бумагах ВЦИК я нашел, однако, "Прошение" защитника Щастного, "гражданина Владимира Анастасьевича Жданова, живущего в Москве, по М. Дмитровке, дом № 3, кв. 25". Содержание этого "Прошения", направленного в Президиум ВЦИКа 21 июня 1918 года, а также довольно подробные информации, публиковавшиеся в то время "Правдой", "Известиями" и другими газетами, о суде над Щастным наводили на предположение: обвинение против Щастного, расстрелянного "в двадцать четыре часа", юридически было шито такими белыми нитками, что раньше или позже оно само могло стать обвинением против его авторов. Не потому ли в делах Верховного революционного трибунала при ВЦИК именно оно отсутствует? Впрочем, это всего лишь предположение... "КАРАТЬ БЕСПОЩАДНО" Верховный революционный трибунал при ВЦИК, судивший Щастного, заседал два дня - 20 и 21 июня 1918 года. Председательствовал Медведев. Обвинителем выступал Н. Крыленко, впоследствии главный большевистский прокурор, прославивший себя грозными обличениями "врагов народа" и в конце концов сам попавший в их число. Суд должен был начаться допросом свидетелей - Л. Троцкого, Ф. Раскольникова, В. Блохина, Е. Сакса, И. Флеровского и некоторых других военно-морских начальников. Но присутствовал только Троцкий, и защитник подсудимого Жданов сразу внес ходатайство с просьбой отложить рассмотрение дела до вызова других свидетелей. Однако обвинитель Крыленко выступил против на том основании г что имеются письменные показания отсутствующих свидетелей, которые не могли явиться в суд в силу "служебной занятости". Наименее "занятым", таким образом, оказался Троцкий! Впрочем, какая нужда была в других свидетелях, если на этот революционный суд прибыл он сам - революционер и большевик № 2? Что могли говорить другие, хорошо знавшие то, о чем будет свидетельствовать он? Итак, трибунал отклонил ходатайство Жданова. Крыленко зачитал обвинительный акт, в соответствии с которым Щастный, вступив 30 марта 1918 года в должность начальника морских сил Балтфлота, решил "использовать тяжелое международное и политическое положение Советской республики для ниспровержения власти петроградской коммуны в целях дальнейшей вооруженной борьбы с Советской республикой". Более того, согласно обвинительному акту, Щастный действовал как двурушник: с одной стороны, он старался не потерять доверия центральной власти, с другой - "настраивал матросов против Советов". Короче, Щастный обвинялся в преступлениях по должности - в подготовке контрреволюционного переворота и государственной измене. Это значило, что его голову уже положили на плаху. Председательствующий Медведев обратился к подсудимому с вопросом; признает ли он себя виновным? Щастный резке ответил: "Категорически отвергаю". Слово предоставили единственному свидетелю - Троцкому, который в действительности и стал обвинителем. Он произнес длинную, не без свойственной ему патетики, речь. Ее нет в собраниях его сочинений, не упоминает он о ней и в своих обширных мемуарах "Моя жизнь". Неужели суд над фактическим командующим Балтийским флотом, который два месяца назад вывел этот флот из-под удара противника, мог казаться ему всего лишь незначительным эпизодом? Троцкому Щастный не понравился с самого начала. Не понравился, как он сказал, какой-то "уклончивостью" в ответах, какой-то "неопределенностью" и "пессимистическим взглядом" на положение флота. Но это были только личные впечатления, а где же, в чем преступные деяния? Троцкий говорил: была дана директива, согласно которой после установления демаркационной линии флот не мог вмешиваться в военные операции, но при нападении должен был обороняться, а в крайнем случае подлежал уничтожению. Но Троцкий, по его словам, "давал только общие директивы; все же распоряжения должны были делаться непосредственно начальником морских сил" (то есть Щастным). Когда под непосредственной угрозой захвата оказался форт Ино, на запрос Щастно-го Троцкий ответил, что "согласно общей политике, если обстановка безвыходна, нужно взорвать форт". Что же сделал Щастный? - Он передал эту "общую директиву" Троцкого в форме его приказа и, как утверждал Троцкий, таким образом переложил ответственность "на других лиц", конкретно на него - Троцкого. Вполне понято, что Троцкий, еще совсем недавно прославлявший балтийских матросов как "красу и гордость революции", не желал связывать свое имя с уничтожением флота. Он хотел это сделать руками Щастного. Между тем в Петрограде и на кораблях, по сообщению главы Петроградского Совета Г. Зиновьева, этот приказ вызвал тревогу и волнения. "Темные силы контрреволюции, - говорил Троцкий, - пустили слух о тайных обязательствах со стороны Советской власти". Выходило, что эти "темные силы" против революции и большевиков провоцировал Щастный. Но это не все. Во исполнение общей директивы об уничтожении судов в случае угрозы их захвата финнами или немцами "решено было на судах выделить ударные группы, которым бы поручалась организация взрыва". К Троцкому, по его словам, приходил некий английский офицер и предлагал особо заплатить матросам, "готовым взяться за это дело", так как Англия заинтересована в том, чтобы русские корабли не попали к немцам. Троцкий отверг это предложение, но оно навело его на мысль "обеспечить семьи тех, кто ради интересов Родины будет подвергаться страшной опасности". Щастному была направлена телеграмма "о внесении известных сумм на имя тех групп, которые возьмутся исполнить это поручение". Предлагалось держать это в строгой тайне, но Щастный "принял все меры, чтобы придать это широкой огласке". Он якобы сообщил о приказе в Совете флагманов и в Совете комиссаров флота. В результате "по всему Балтийскому флоту пошли пересуды о расплате немецким золотом за уничтожение кораблей". Это еще одно свидетельство "подрывной деятельности" Щастного. Но и здесь Троцкий не ставил точку. Когда Щастному, говорил он, указывалось на контрреволюционную агитацию, ведущуюся на флоте, особенно в минной дивизии, следовали неопределенные, уклончивые ответы, "а на резкости он отвечал резкостью". Между тем некие офицеры - Засимук, Лисеневич и другие - дошли до того, что составили даже "резолюцию о свержении Советской власти и установлении диктатуры Балтийского флота", а некоторые суда поддержали ее. От Щастного потребовали увольнения Засимука, Лисеневича и остальных, причастных к этому делу, но он уклонялся от этого. Когда Совнарком для укрепления революционной дисциплины на флоте назначил главным комиссаром И. Фле-ровского, Щастный упрямо отстаивал своего протеже - главного комиссара Блохина и препятствовал вступлению Флеровского в должность. Контрреволюционные замыслы и намерения Щастного, говорил Троцкий, несомненно раскрываются в конспекте его доклада, который готовился им к съезду делегатов Балтийского флота. В нем, в частности, касаясь политики Советской власти, он приписывал приказ о ликвидации флота Советской власти, "совершенно умалчивая об обстоятельствах, при которых приказ должен был выполняться". Иначе говоря, Троцкий был очень недоволен тем, что его имя связывается с уничтожением флота. Итак, "Щастный вел политику противопоставления флота Советской власти. Он старался создать впечатление, что флот предала Советская власть и что только он, Щастный, старается спасти положение. Это была определенная политическая игра с целью захвата власти в удобный момент" - говорилось в газетном сообщении, которое заключали слова: "Тов. Троцкий указал, что всякая попытка свергнуть власть трудящегося народа должна караться беспощадно". Указание было дано... "ВСЕМИ СИЛАМИ ДУШИ ПРОТЕСТУЮ" Какое значение теперь могло иметь то, что сказал бы в свое оправдание уже по существу приговоренный Щастный? И сознавая это, газеты, подробно рассказывая о выступлении Троцкого, как бы мимоходом писали о выступлении подсудимого, да и о мотивировке защитника Жданова. Щастный заявил, что совершенно невозможно судить о его действиях на основании предположений, подозрений или конспекта доклада, содержащего мысли, которые он записывал лично для себя. А что еще он говорил - неизвестно. Между тем в ходе заседания был объявлен перерыв, чтобы освободить зал от публики, так как адвокат Жданов заявил, что его подзащитный хочет сделать "заявление секретного характера". О чем? Какая тайна крылась за всем этим? Дело явно шло к финалу. Трибунал отклонил просьбы Крыленко и Жданова зачитать письменные показания других свидетелей, среди которых были показания и в пользу Щастного. Заседание трибунала 21 июня началось речью обвинителя Крыленко. Газеты отвели ей немного места. Повторив в сущности обвинения "свидетеля" Троцкого, Крыленко сказал: "Я утверждаю, что наморси Щастный поставил себе целью свергнуть Советскую власть. Это логически вытекает из сопоставления поступков Щастного с записками, найденными у него в портфеле... Несомненно, Щастным использована власть для агитации против правительства в целях создания морской диктатуры" (?!). Защитник Жданов в своей речи заявил, что все обвинения базируются главным образом на "умозаключениях и выводах", а потому необоснованны. Он просил трибунал полностью оправдать Щастного. Последнее слово самого Щастного. Он говорил взволнованно, но твердо: "Я не добивался власти и не хотел назначения даже на тот пост, который занимал. 20 лет своей жизни я посвятил флоту, сжился с ним, болел его нуждами и естественно думал и писал о мерах по улучшению его жизни и боеспособности"... "Возможно, - говорил он, - я ошибался, но разве это может быть поставлено в вину? Меня обвиняют в том, что я противился увольнению офицеров, замеченных в антисоветской пропаганде, и назначению Флеровского главным комиссаром Балтфлота. Но до самого последнего момента я не получал соответствующих приказов... Я не против Советской власти. Мое отношение к ней определенно: считаю ее единственно подходящей для данного момента... Всеми силами души протестую против предъявленных мне обвинений". И вот приговор: Революционный трибунал при ВЦИК, "рассмотрев дело по обвинению бывшего начальника морских сил Балтийского флота Алексея Михайловича Щастного, 37 лет, признал доказанным, что он, Щастный, сознательно и явно подготовлял условия для контрреволюционного государственного переворота... Трибунал постановил: считая его виновным во всем изложенном, расстрелять. Приговор привести в исполнение в течение 24 часов". Это был первый смертный приговор, вынесенный советским судом. Он должен был продемонстрировать силу и беспощадность большевистской власти. НОЧЬ РАССТРЕЛА Несколько часов оставалось защитнику Жданову, чтобы попытаться в последний момент спасти Щастного. Вот оно - его "Прошение" в президиум ВЦИК, видимо, написанное сразу же после вынесения жестокого приговора - написанное от руки, почерк поспешный. Жданов торопился. "Приговор этот настолько не соответствует данным дела и поставлен с таким нарушением требований какого бы то ни было правосудия, что я ходатайствую перед президиумом о немедленной его отмене... Дело шло без свидетелей. Единственный свидетель Троцкий не был очевидцем деятельности Щастного, он знал о ней из третьих рук, через донесения Альтфотера, Блохина, Ружека, Сакса и Флеровского и рассказывал нам на суде лишь о своих впечатлениях и догадках, а не о фактах. На этих догадках покоится весь приговор". В своем "Прошении" Жданов далее говорил, что ему в сущности не дали ознакомиться со следственным материалом, не разрешили пригласить себе в помощь еще одного адвоката, не вызвали на суд членов трибунала - левых эсеров, выступавших против введения смертной казни. "Такой суд, - писал Жданов, - это не суд... Я прошу президиум Исполнительного Комитета: 1) немедленно приостановить приведение приговора в исполнение, 2) дело это пересмотреть, пригласив при пересмотре меня как защитника, 3) при пересмотре дела приговор Верховного революционного трибунала отклонить". Щастный ждал решения своей судьбы... Имеется протокол заседания президиума ВЦИК № 34 (дата не проставлена, но и так ясно: тот же день - 21 июня). Присутствовали: Свердлов, Теодорович, Розенгольц, Серебряков, Стеклов, Карелин, Голубовский, Розинь, Сорокин, Трутовский, Черепанов, Владимирский, Гайлис, Бердников, Аванесов. "Слушали: 1) вопрос об отмене приговора Революционного трибунала при ВЦИК по делу Щастного (устное заявление членов президиума - фракции левых эсеров и письменное заявление В. А. Жданова, защитника А. М. Щастного). Постановили: заслушав и обсудив вопрос об отмене приговора Революционного трибунала при ВЦИК по делу Щастного, ВЦИК постановил - заявление об отмене приговора Революционного трибунала при ВЦИК по делу бывшего начальника морских сил Балтийского флота, гражданина А. М. Щастного, отклонить". Безумство и злоба восторжествовали... К протоколу приложено заявление фракции левых эсеров: "Ввиду того, что постановлением президиума узаконяется смертная казнь, фракция левых эсеров отзывает своих представителей". Пройдет немногим больше двух недель, и большевики фактически покончат с партией левых эсеров.
Александр: Scott продолжение ЗАЛОЖНИКИ БОРЬБЫ 3А ВЛАСТЬ Кандидат исторических наук А. КИЛИЧЕНКОВ. История спасения Балтийского флота весной 1918 года и потрясшая современников трагическая, во многом непонятная гибель его спасителя капитана А. М. Щастного - об этом рассказал в своей статье "Расстрел капитана Алексея Щастного" доктор исторических наук Г. 3. Иоффе (см. "Наука и жизнь" № 2,1997 г.) - до сих пор не оставляют в покое историков. Исследователи выдвигают разные версии, объясняющие подлинные причины гибели А. М. Щастного: подозрения в действительной попытке контрреволюционного заговора; непомерное властолюбие и амбиции наркома Л. Троцкого, столкнувшегося с прямым сопротивлением Начальника морских сил Балтики Щастного; и, наконец, существование неких секретных телеграмм германского генштаба в адрес Совнаркома, обладание которыми и погубило спасителя Балтийского флота. Думается, что искать разгадку этой истории следует в той круговерти событий, в которую волею судьбы оказался втянут Алексей Михайлович Щастный, когда весенним мартовским днем 1918 года оказался во главе Морских сил Балтийского моря. Обращение к материалам из фондов ФСБ (следственное дело А. М. Щастного), ГАРФ и РГАВМФ, часть из которых опубликована в документальном сборнике "Москва и судьбы российского флота", вышедшем в 1996 году в издательстве "Мосгорархив", позволяет достаточно полно реконструировать трагические события весны-лета 1918 года, в которых А. М. Щастному отведена центральная роль. "КТО ПРОТИВ... МИРА, ТОТ ГУБИТ... ВЛАСТЬ" Весной 1918 года в истории российского государства началась новая эпоха. Семена, обильно брошенные в русскую почву осенью 1917 года, дали богатые всходы. И весной 1918-го пришла пора оплачивать векселя, щедро розданные в борьбе за власть. Повсеместная реализация лозунгов Октября привела к развалу экономики. Промышленные районы страны получили в марте лишь 12% потребного количества хлеба. Возникла прямая угроза голода: дневная норма хлеба в городах была урезана до 50-100 граммов. Начался массовый исход пролетариата в деревню, к лету численность рабочих Петрограда сократилась в пять раз. И самое опасное для власти - численность большевистской партии уменьшилась с 350 до 150 тысяч человек. Пытаясь спасти города, большевики вводят продовольственную диктатуру и направляют в деревни продотряды. В ответ в деревнях и целых губерни-ях вспыхивают мятежи, страну охватывает пламя крестьянской Вандеи. Стихийная демобилизация восьмимиллионной армии наводнила страну тысячами эшелонов вооруженных и озлобленных солдат. Подобно тромбам в кровеносной системе, они парализовали и без того изношенные и дезорганизованные железные дороги. А германская армия, продвигаясь по территории России и не встречая сопротивления, захватывает огромные территории бывшей империи с населением в 56 миллионов человек. Если перевести на язык экономики, Россия потеряла 25% обрабатываемых земель и 70% производства стали. Теперь, дабы не разделить судьбу своих предшественников, большевистская партия во что бы то ни стало стремится удержать власть. А для этого, в первую голову, нужен мир - мир любой ценой. "...Кто против не-медленного, хотя и архитяжкого мира, тот губит Советскую власть", - писал в эти дни В. И. Ленин. Именно в этой ожесточенной борьбе за мир, а значит - за власть, большевикам пришлось решать судьбу морской силы страны, судьбу флота. Ситуация, сложившаяся к тому времени на Балтике и Черном море, объективно "работала" против мира. С одной стороны, стихийная демобилизация, массовое увольнение офицеров, отсутствие какой-либо дисциплины уничтожали последнюю надежду на использование флота как боевой силы. С другой стороны, "братишки", настроенные по преимуществу анархически, мало считаясь с центральной властью, по собственной инициативе нападали на немецкие отряды. И тем давали германскому командованию прекрасный повод для дальнейшего продвижения войск в глубь России под предлогом несоблюдения Советами Брестских соглашений. Таким образом, флот - этот огромный арсенал оружия и боеприпасов, охваченный матросской стихией, превратился в реальную угрозу соблюдению договора и существованию самой власти. ЧТО ДЕЛАТЬ С ФЛОТОМ? Согласно пятому пункту Брестского договора, суда российского флота должны были сосредоточиться в русских портах, в противном случае они подлежали разоружению. В особо опасном положении оказался Балтийский флот, базировавшийся к тому времени в Гельсингфорсе (ныне Хельсинки) . Тяжелая ледовая обстановка в финском заливе крайне осложняла переход кораблей в Кронштадт. Приход к власти в Финляндии антисоветских сил и высадка на финской территории в начале апреля германских войск (на полуострове Ганге) создавали реальную угрозу захвата Балтфло-та. В Москве на заселании Совета труда и обороны в эти дни обсуждалась судьба флота и было решено его уничтожить. Морской генеральный штаб направил приказ о подготовке кораблей и крепостных батарей к взрыву. В эти дни новым Начальником морских сил - наморси - Балтийского моря стал Алексей Михайлович Щастный. (В момент назначения Начальником морских сил Балтийского моря А. М. Щастный не имел никакого воинского звания, поскольку к тому времени все звания были отменены. Последний чин, присвоенный Щастному до революции, - капитан II ранга. Однако должность "наморси" соответствовала в прежнем флоте должности командующего флотом и званию вице-адмирала. Поэтому в материалах следственного дела и публикациях прессы Щастный стал именоваться адмиралом.) Боевой офицер, прошедший две войны, он пользовался большим авторитетом на флоте и смог в кратчайший срок, преодолев хаос и анархию, организовать перебазирование кораблей. В более сложной ситуации в те же дни оказался Черноморской флот. Заключив договор с правительством Украины, германские войска в марте 1918 года начали оккупацию ее территории. Поскольку вопрос о российско-украинской границе не был решен, это позволило германским частям занимать и территории, входившие в состав России. В апреле отряды немецкой армии вошли в Крым, к концу апреля под угрозой оказался Севастополь - главная база Черноморского флота. Ноты протеста российского МИД парировались германской стороной ссылками на участие матросов в обороне Одессы и Николаева. Директива Москвы потребовала ухода флота в Новороссийск, но уйти в этот порт 29-30 апреля смогли лишь новейшие и наиболее боеспособные корабли - как и на Балтике, сказалась нехватка экипажей и развал дисциплины. На оставшихся кораблях подняли украинские флаги. Но, к сожалению, это не спасло их от разоружения. Германское командование заявило, что флот будет оставаться под контролем оккупационных властей до конца войны и лишь затем перейдет в полное распоряжение Украины. Переброска кораблей не сняла, тем не менее, напряжения. И флот, и московское правительство ожидали новые испытания. Вместо долгожданного отдыха в Кронштадте и Новороссийске моряков встретила атмосфера осажденной крепости. Воспользовавшись отсутствием установленной границы, германские войска приближались к Петрограду, а на юге, форсировав Керченский пролив, высадились в Тамани. Руководство Петроградской коммуны в спешном порядке разрабатывало планы защиты города и потопления ко- В основу "дела" наркомвоенмор положил материалы, обнаруженные у Щастного при его аресте. В своем письме в Президиум ВЦИК 28 мая Л. Троцкий подчеркнул: "Письменные документы, уличающие, на мой взгляд, Щастного, находятся в моих руках..." Судя по всему Троцкий имел в виду документы, значащиеся в "Описи вещественных доказательств" как "Копии подложных отношений контрразведки при [германской] Ставке Совнаркому". Эти документы представляли собой четыре копии телеграмм разведывательного управления германского Генерального штаба председателю СНК. И по своему характеру, и по содержанию они вызывали и вызывают очень большие сомнения в подлинности. Так, в первой из них говорилось; "Генеральный штаб (Германии - А. К.) поручил Разведочному [так в тексте - А. К.] отделению выразить его удовлетворение по поводу решенного уже отстранения от должности главного комиссара Балтийского Флота Измайлова. Со своей стороны, выбор на его место матроса Бло-хина встречен Генеральным Штабом несочувственно, так как Блохин числится в оборонческой группе бывшего морского комиссара Дыбенко. За начальника отделения R. Bauer. Адъютант М. Kreisler". Судя по всему сам Щастный не придавал большого значения этим копиям, однако уже во время первого допроса Троцкий главные свои обвинения построил именно на этом "компромате"; Троцкий: - Вы ведь считали, что распоряжение об уничтожении флота принимается по немецкому приказу или... Щастный: - Я считал [эти слухи] вздорными и чудовищными... И хотя следствию и суду не удалось доказать, что наморси использовал эти материалы в антисоветских целях, в приговоре ревтрибунала при ВЦИК было сказано: "Вел контрреволюционную агитацию... предъявлением Йровокационных документов, явно подложенных, ж якобы имеющемся у Советской власти секретном соглашении с немецким командованием об уничтожении флота или о сдаче его немцам..." Все остальные пункты обвинительного приговора материалами дела или не подтверждались или же прямо опровергались. Но все эти, как, впрочем, и другие "издержки буржуазного суда", для председателя трибунала Медведева и его членов не имели значения. Вина Щастного, по их мнению, состояла в том, что он "своей деятельностью поддерживал во флоте возможность противосоветских выступлений". Власть открыто демонстрировала превентивный характер начавшихся репрессий. "ФЛОТ УНИЧТОЖИТЬ НЕМЕДЛЕННО!" В те дни, когда в Москве решалась судьба "мятежника" Щастного, на юге начался второй акт трагедии русского флота. Следуя приказам Москвы, черноморцы поддерживали флот в боевой готовности и готовили Новороссийск к обороне. Но 9 июня дипломатическая ситуация в отношениях с Германией изменилась. Советское правительство под давлением ультиматума и в обмен на признание Германией права России на корабли Черноморского флота согласилось вернуть их в Севастополь. 12 июня в Новороссийск был передан приказ о переходе кораблей в Севастополь. Переданный открытым текстом по радио приказ был принят и на Балтике, он произвел ошеломляющее впечатление на команды. И только резкое требование комиссара флота "прекратить их собственное шкурничество и готовиться к тягчайшим испытаниям подействовало отрезвляюще". В Новороссийске же указания Москвы - насколько категоричные, настолько и взаимоисключающие - вызвали взрыв возмущения. После бурных митингов раскаленные страстями матросы решили драться до последнего снаряда, а потом затопить флот. И вновь мир с Германией оказался под угрозой. В ответ председатель Совнаркома направил на юг телеграмму: "Приказы, посланные флоту в Новороссийск, должны быть безусловно выполнены. Надо объявить, что за неисполнение их моряки будут объявлены вне закона. Надо во что бы то ни стало помешать безумной авантюре..." По личному распоряжению В. И. Ленина в Новороссийск был послан Ф. Ф. Раскольников, получивший особые полномочия и единственный приказ - во что бы то ни стало потопить флот. Но Раскольников опоздал. Командование флота, используя противоречивость указаний правительства, склонило часть команд к возвращению в Севастополь. 17 июня линкор, вспомогательный крейсер и шесть эсминцев ушли из Новороссийска. Посланцу Москвы осталось лишь организовать уже начавшееся уничтожение сохранившейся части флота. На следующий день в порту были затоплены 14 боевых кораблей, позднее команды потопили 25 коммерческих пароходов. 21 июня в Москве получили лаконичную телеграмму Ф. Ф. Раскольникова: "Приехав в Новороссийск... взорвал на внешнем рейде все находившиеся... к моему приезду суда" В тот же день Ревтрибунал при ВЦИК вынес смертный приговор бывшему наморси А. М. Щастному. В ночь на 22 июня приговор был приведен в исполнение. Вскоре и трагедия русского флота, и поразивший современников своей необоснованностью смертный приговор советского суда по делу наморси А. М. Щастного были заслонены ужасающими по своим масштабам и следствиям событиями начинавшейся гражданской войны, известиями о многочисленных жертвах красного и белого террора. Судьба флота и самого Щастного стали заложниками страшной логики, согласно которой ради сохранения власти были хороши все средства...
Александр: Scott продолжение ТРАГЕДИЯ НАМОРСИ БАЛТИКИ, Морской сборник, 2003, №№ 1 и 2 Полковник юстиции Александр Алексеевич Лискин (1919-2002) родился в Москве. Закончил Военно-юридическую академию, участник Великой Отечественной войны, награжден боевыми орденами и медалями. В мирное время более 30 лет прослужил в органах военной прокуратуры, был помощником Главного военного прокурора Советской Армии и Военно-Морского Флота, занимал ответственные должности в министерстве внутренних дел СССР, являлся начальником научно-исследовательского института МВД СССР. В годы службы, а потом и отставки Александр Алексеевич изучал архивные материалы, документальные источники, личные дела тех, кого долгое время было принято считать "по ту сторону баррикад". Это касалось судеб и жизни генералов, адмиралов, офицеров императорской армии и флота, участников революционных событий 1917 г. и гражданской войны. Итогом исследований стали многочисленные интересные публикации А.Лискина в газетах и журналах. Кроме того, Александр Алексеевич как профессиональный юрист готовил глубоко аргументированные представления в Прокуратуру Союза, а затем и Российской Федерации о пересмотре дел необоснованно репрессированных лиц командного состава армии и флота. Так, например, благодаря усилиям и стараниям А.Лискина были полностью реабилитированы комкор Б.М.Думенко, контр-адмиралы С.В.Зарубаев и А.В.Развозов, вице-адмирал М.К.Бахирев, члены их семей и многие другие. Долгое время Александр Алексеевич работал над материалами судебного процесса по делу начальника Морских сил Балтийского моря капитана 1 ранга A.M. Щастного, организатора и исполнителя легендарного Ледового похода кораблей Балтийского флота весной 1918 г., незаслуженно обвиненного в контрреволюционных действиях, арестованного и расстрелянного летом тогоже года. На основании представленных А.Лискиным документов в июне 1995 г. А.Щаст-ный был признан невиновным и реабилитирован. Публикуемый ниже материал любезно предоставлен редакции вдовой А.Лискина - Ниной Николаевной и его сыном - Юрием Александровичем. На выцветшей странице "Морского сборника" многолетней давности помещена фотография офицера Балтийского флота - капитана 2 ранга Алексея Щастного. Приятное молодое лицо с застывшим, вдумчивым взглядом. Широкие усы и нежная пушистая бородка. Превосходно видны звезды на одном из погон кавторанга. Белый воротник форменной рубашки, черный галстук, двубортный мундир. Снимок сделан в 1914 г., Щастному было тогда тридцать три года... Известно, что пересечение линий образуют точки. Столкновение добра и зла так же ставит точки, но не только на событиях, но и на судьбах людей, приводя порою к тяжким и трагическим последствиям. Такое столкновение привело к трагической гибели многих патриотов России и, в частности, бывшего командующего Балтийским флотом Алексея Михайловича Щастного, военно-морская служба которого Отечеству с ранних лет стала его главной потребностью. Алексей Михайлович родился в Житомире 4 (16) октября 1881 г. в семье потомственных дворян, православный. Его родитель - Михаил Михайлович Щастный - более сорока лет служил под знаменами Отечества, участвовал в войне 1877-1878 гг. за освобождение братьев-болгар от турецкой неволи. Отличился в боях под Плевной, и стал одним из тех русских героев, которым установлен памятник-часовня в Москве, у Ильинских ворот. Уволен в отставку с производством в генерал-лейтенанты, "с мундиром и пенсией". Умер в 1918 г. незадолго до гибели любимого сына Алеши. Мать - урожденная Дубленко Александра Константиновна. Братья - Александр и Георгий, сестра - Мария. С младенчества Алеша рос крепышом, пытливым и любознательным ребенком. Отец ему и братьям часто рассказывал о своем участии в войне против турок, о славных подвигах русских воинов, заставивших капитулировать в Плевне осажденную турецкую армию из 36 тысяч солдат при 70 орудиях. В летнее время семья, оставляя уютный Житомир с его благоухающими садами и буйством цветов, выезжала в Крым. Мальчика манила к себе морская безбрежность, то ласковая, то свирепая в своих извечных спорах с берегами. В Севастополе на Алешу производили впечатление корабли, выдержанные и подтянутые флотские офицеры в строгих белых мундирах, матросы в тельняшках, ритуал поднятия флага и гюйса. Феодосия привлекала картинами Айвазовского, завораживала полотнами о сражениях русского флота с'ту-рецким при Чесме и Наварине. Повзрослев, он решил пойти по стопам отца, но служить русскому военному флагу не на суше, а на морях. - Без моря мне не жить! - сказал он однажды родителям. Те одобрили выбор сына и благословили его. Постигать воинскую профессию он начал в Киевском кадетском корпусе Владимира Мономаха. Здесь, кроме программных предметов, Алексей увлекся историей и узнал многое. Теперь он прекрасно знал, что "старая добрая Англия" стала владычицей морей благодаря действиям ее морских пиратов. Ему нравился английский адмирал Гораций Нельсон, разгромивший в 1798 г. французский флот в Абукирском сражении, а в 1805 г. объединенный франко-испанский флот в Трафальгарской битве. Но русская военноморская история его привлекала куда больше. Она была ближе, разнообразней и щедрей на подвиги. В 1896 г., пятнадцати лет, он одним из лучших окончил кадетский корпус, а через пять лет стал обладателем золотой медали и чина мичмана за успешное окончание Морского корпуса в Петербурге. Кроме морских наук в "багаже" молодого офицера было отменное владение немецким и английским языками. Его будущее кипело радостью устремлений. На горизонте не было никаких преград. Жизнь становилась заветной песней, зовущей в будущее. С 1902 г. Алексей -на эскадренном броненосце"Севастополь" и затем на канонерской лодке "Манжур". Участвовал в сражениях с японцами в Желтом море, в обороне Порт-Артура. Случилось так,что в самый, казалось, безвыходный момент сражения, он на одном из миноносцев молодецки прорвал японскую блокаду и увел свой корабль в нейтральный порт. За этот подвиг удостоился ордена Св. Анны 3-й степени с бантом и мечами. Потом Щастный до тонкостей овладел минным делом и радиосвязью. Учился и обучал, карьера вершилась уверенно, шаг за шагом. В 1908-1911 гг. ему довелось устанавливать радиостанции на берегах Каспийского моря, осуществлять радиообмен между Эйфелевой башней и русской крепостью Свеаборг. В 1910-1912 гг. Алексей Михайлович служил на линкоре "Цесаревич" и крейсере "Рюрик", эсминцах "Охотник" и "Украина", на учебных судах "Николаев" и "Океан". В Первую мировую войну, в августе 1914 г., он уже капитаном 2 ранга вступил в должность старшего офицера линкора "Полтава". Видимо, тогда-то и появился на свет фотоснимок, о котором говорилось выше. В 1916-1917 гг. командовал эсминцем "Пограничник" в Ревельской морской базе. За мужество и отвагу в морских сражениях награжден орденами Св. Станислава 2-й степени и Св. Анны 2-й степени с мечами. В 1912г. Щастный женился на выпускнице Смольного института Антонине Николаевне Приемской-Сердюковой. Через год она подарила ему дочку Галю, а в 1915 г. сына Льва. Боевой офицер Балтийского военно-морского флота Алексей Щастный глубоко осознавал, что служить Отечеству надо искренне, верой и правдой в любых лихолетьях, поэтому он принял Февральскую революцию осмысленно, как нечто неизбежное. В июне 1917 г. его назначили флаг-капитаном по распорядительной части штаба Балтийского флота. Это была еще одна ступенька вверх, но, пожалуй, не столько в карьере, сколько в признании офицерских качеств и способностей профессионала. Временное правительство присвоило ему звание капитана 1 ранга. Революцию большевиков Щастный встретил с прискорбием, но и без противодействий. Он был вежлив и даже мягок в обращении по службе со всеми, не исключая и нижних чинов. Когда же чины и звания Временным правительством были отменены, Щастный безболезненно стал осознавать себя "равным среди равных". Возможно, поэтому его, не причастного ни к одной из политических партий, избрали в состав Центробалта и назначили помощником начальника военного отдела этой большевистской организации военных моряков, созданной перед событиями.ок-тября 1917г. Можно смело утверждать, что капитан 1 ранга Щастный не относился "ни к контрам, ни к гидрам, ни к шкурам", ненавидимых матросской братвой за принадлежность к белой косточке, приверженность царизму и действиям, унижавших человеческое достоинство простых матросов. На флоте Алексея Михайловича уважали, а, может быть, и любили. Когда 17 февраля 1918 г. Центробалт на флагмане флота "Полярная звезда" обсуждал директиву Москвы о спасении Балтийского флота от захвата Германией, Щастный был на этом совете, поручившем военному отделу разработку такой операции. В планирование действий по спасению флота он вложил все свои знания и опыт. Осуществляя намеченное, Алексей Михайлович участвовал в эвакуации шести десятков кораблей из Ревельской базы в Гельсингфорс. Из Ревеля он уходил на крейсере "Адмирал Макаров", прикрывая весь кильватерный строй, под бомбежкой и на глазах у немецких войск, изумленных дерзостным происходящим. К сожалению, здесь у него пересеклась судьба с эстонским большевиком Виктором Кингисеппом. Но об этом чуть позднее... С 13 по 20 марта по выбору Центробалта флотом командовал бывший адмирал Александр Владимирович Развозов, горевший желанием спасти флот. Это противоречило заключенному с германцами мирному договору. Развозова обвинили в связях с Маннергеймом и арестовали. Щастный являлся начальником штаба флота, но его пока ни в чем не обвинили. После самороспуска Центробалта по единодушному решению Совета флагманов флота Щастный 24 марта 1918 г. вступил в командование флотом. Его постановлением СНК за подписью Ленина официально назначили исполняющим обязанности начальника Морских сил (наморси) Балтийского моря с правами командующего флотом. В марте-апреле 1918 г. Алексей Михайлович, не жалея сил, успешно подготовил и осуществил перебазирование флота из Гельсингфорса на главную базу - в Кронштадт - и занялся восстановлением боеспособности кораблей. 26 мая в Морскую коллегию, возглавляемую Троцким, вызвали комиссара флота Флеровского и члена Морской коллегии Сакса. Выслушав их доклады, Троцкий на 27 мая вызвал Щастного и лично его арестовал. Затем назначили следствие под руководством члена Верховного ревтрибунала Виктора Кингисеппа. Потом состоялся судебный фарс, в котором главную роль играл все тот же Троцкий как единственный "свидетель". Вопреки главному факту масштабного исторического значения, спасению для Советской республики военно-морского Балтийского флота, Верховный трибунал ВЦИК безжалостно и необоснованно приговорил Щастного к расстрелу. Приговор исполнили в тот же день. Звезда судьбы, которую Щастный выбрал, оказалась упавшей... События, происшедшие 25 октября (7 ноября) 1917г. рассекли историю государства Российского, как спиленное дерево, отделив ствол от его могучих корней. Новая власть уже на следующий день приняла первый декрет - о мире "без аннексий и контрибуций". Облегченно вздохнув, правители кайзеровской Германии 14 ноября сообщили о согласии на мирные переговоры. Они начались 20 ноября в Брест-Литовске. Советскую делегацию возглавлял нарком иностранных дел Лев Троцкий. Главою германской делегации являлся немецкий министр фон Кюльман. 22 ноября делегации заключили перемирие на 10 дней. 15 декабря 1917г. немцы вручили Троцкому свои условия мира, где предусматривалось отторжение от России территории площадью более 150 тысяч квадратных километров, включая Польшу, Литву, а также некоторых районов Украины, Белоруссии, Латвии и Эстонии. К этому времени немцы уже захватили большую часть Аландских островов и Рижский залив, контролируя морские и сухопутные пути к Финскому и Ботническому заливам для возможного наступления на Петроград. Неожиданно в начале февраля 1918 г. Троцкий прервал переговоры.Тут же шведы и финны захватили остров Аланд, а немцы 18 февраля перешли в наступление по всему фронту от Балтики до Черного моря. 50 немецких и 26 австрийских дивизий ринулись вглубь России, убивая, грабя и терзая ни в чем не повинное мирное население. Зато в Германию один за одним шли эшелоны, набитые награбленным хлебом и мясом, углем и металлом. Пользуясь пассивностью союзников России - англичан, немцы сосредоточили на Балтике две трети своего военного флота: 10 линкоров, 10 крейсеров, 56 эскадренных миноносцев, 26 тральщиков, всего 300 боевых кораблей и вспомогательных судов. Этой армаде не потребовалось бы больших усилий для захвата русских военных кораблей, зимовавших в Ревеле, Гель-сингфорсе, Турку, Або и Темпере. Ктомуже для взятия Петрограда на Рижском плацдарме была высажена Северная армия генерала Кирхбаха из 15 дивизий, численностью в 25 тысяч солдат при 102 самолетах, 6 дирижаблях и 8500 лошадях. На суше к 23 февраля войска немцев подошли к городам Нарве и Пскову, чтобы развить наступление на Петроград. 28 февраля передовой отряд немецкого флота в составе трех линкоров и других боевых и транспортных кораблей с дивизией пехоты вышел изДанцигадля высадки десанта в Ганге (Ханко). Однако минные заграждения и ледяные поля помешали осуществить задуманное. Неся потери, этот отряд приостановил движение. Судьба нашего флота, отрезанного от Кронштадта ледяным двухсотмильным панцирем и торосами высотой до трех метров, находилась на грани риска. Армия, стараниями правительства Керенского, разваливалась. В Финляндии доживали последние дни мелкие гарнизоны 42-го армейского корпуса. Они были не управляемы и не способны защитить флот от захвата с суши. Это ставило флот в безвыходное положение. Надо также иметь в виду, что после октября 1917 г. по призыву нового правительства к февралю 1918г. на новые фронты с кораблей ушло 80 отрядов моряков численностью до 40 тысяч бойцов, т.е. более 60% личного состава. У топок кораблей не стало кочегаров, отсутствовали механики и другие специалисты. Опасаясь за свою жизнь, с флота бежали многие офицеры. Оказалось и немало дезертиров из числа матросов. Среди них процветали митинговщина, разгул и пьянство. Сами боевые корабли нуждались в ремонте, топливе и многом другом, необходимом для походов и сражений. Создалась реальная угроза потери баз Балтийского флота и его боевых кораблей... В некоторых источниках утверждается, что 15 февраля 1918 г. на заседании Совнаркома (еще в Петрограде), председатель Центробалта матрос П.Дыбенко докладывал Ленину "о стратегическом положении на море в случае активных действий Германии". Из этого видно, что само название доклада содержит претензии на понимание малограмотным матросом вопросов стратегии. Затем, якобы, на основании этого доклада 17 февраля 1918 г. коллегия Морского комиссариата издала директиву о перебазировании кораблей из Ревеля и Гельсингфорса в Кронштадт, а в основу содержания директивы были положены указания председателя Совнаркома. При том авторы ссылаются на конкретные фонды архивов. Не споря и тем более не опровергая архивные данные, заметим, что имеется довольно странное разночтение архивных источников с содержанием разделов -"Даты жизни и деятельности В.И.Ленина", в каждом из томов полного собрания его сочинений. (ПСС. - М., Госполитиздат, 1962). В данном случае в 35-м томе указаны подробности деятельности Владимира Ильича за тот же день -15 февраля. Здесь утверждается, что он председательствовал на заседании Совнаркома, где решались совершенно другие вопросы. В частности, "О национализации зернохранилищ" и другие. О каких-либо стратегических проблемах и докладе матроса Дыбенко нет ни слова. Странно и необъяснимо... Тем не менее, эта, не упомянутая в деятельности предсовнаркома директива, 17 февраля 1918 г. все-таки обсуждалась Цен-тробалтом, который и предложил своему военному отделу срочно отдать приказ о приведении всех кораблей к выходу в Кронштадт. С этого момента и началось участие Щастного в разработке операции о выводе из Ревельской базы пяти крейсеров, четырех дивизионов подводных лодок, нескольких сторожевиков, минных заградителей, тральщиков, транспортов и других судов. К тому времени немецкие войска уже подходили к Ревелю, их передовые отряды рвались в базу с требованиями о сдаче кораблей. Для подкрепления своих домогательств немцы прибегали к их бомбежке и артобстрелу. Ледовая обстановка на рейде и по курсу на Гельсингфорс оказалась крайне тяжелой: крепкий мороз, ледяной панцирь, торосы, подвижка льда, густые туманы. Для флота ситуация стала более чем критической. Выручило наличие здесь флагмана ледоколов "Ермака", а также ледоколов "Волынец" и "Тармо". 20 февраля начался вывод от мест швартовки, закончившийся только через пять дней. 25 февраля под артиллерийским огнем и бомбежкой вывели на рейд транспорт "Альфа" с ценным флотским имуществом, и под прикрытием крейсера "Адмирал Макаров" корабли взяли курс на Гельсингфорс. 27 февраля 56 кораблей благополучно отдали швартовы в Гельсингфорсе. К сожалению, льдами оказалась затерта и раздавлена лишь подводная лодка "Единорог", но обошлось без человеческих жертв. Так закончился начальный этап ледового похода Балтийского флота в 1918 г., а немцам в Ревеле досталось лишь несколько мелких судов, имевших ценность утильсырья. 3 марта 1918 г. в Брест-Литовске наконец-то состоялось подписание мирного договора с кайзеровской Германией. Новый нарком иностранных дел Г.Чичерин подписал его, не читая. Согласно его пятой статье, Россия обязывалась демобилизовать все свои войска, военные суда же отвести в русские гавани или разоружить, Балтийское и Черное моря очистить от мин. По статье шестой требовалось немедленно очистить от русских войск и Красной гвардии Эстонию и Аландские острова, а финские гавани от русского флота. Устанавливалось так же, что пока море покрыто льдом и возможность вывода русских судов исключена, то на этих судах оставить лишь немногочисленные команды. Таким образом, обе статьи капитулянтского для России договора создавали лишь фикцию сохранения Балтийского флота. Дипломатическая ловушка относительно малых команд, безусловно, означала возможный захват флота германцами. Теперь становится очевидным противоречие между директивой нового правительства России от 15 февраля о сохранении Балтийского флота и фактическим его оставлением в интересах Германии. Но Щастный и другие патриоты не желали отдавать флот немцам несмотря на подписанный Чичериным договор. Стоит вспомнить, что согласно тому же договору находившиеся в базе в Гельсингфорсе английские военные корабли (семь подводных лодок, одна плавбаза и три парохода) также подлежали разоружению или уводу в русские порты. Узнав об этом, английский командор Кроми не стал утруждать себя думами о льдах и туманах. Он просто взорвал свои корабли возле маяка Грохар и предложил Троцкому сделать то же самое с русскими кораблями, обещая за это большие деньги. Но сепаратный договор о мире с немцами ратифицировали 14 марта 1918 г. чрезвычайным съездом Советов. Сделка не состоялась, зато Троцкий приказал Щастному готовить специальные команды для подрыва всех военных кораблей. Но составленный ранее план операции по спасению флота для Щастного и его товарищей имел силу закона и потому был обязателен к исполнению. Чтобы еще детальнее понять желание тогдашнего правительства новой России в угодничестве Германии, напомним о том, что 27 марта в том же Брест-Литовске подписали второй договор, по которому Россия обязалась выплатить Германии контрибуцию в размере 245,5 тонн чистого золота. До свержения кайзера Вильгельма и денонсации обоих договоров Россия успела передать немцам 93,5 тонны по своим обязательствам. Таким образом, проезд группы большевиков из Швейцарии в Россию через Германию в специальном поезде в 1917 г. и захват ими власти в стране обошелся рабочему классу и крестьянству России в немалую копеечку, не считая грабежа, учиненного оккупантами. Крикливые лозунги о мире "без аннексий и контрибуций" можно считать одним из провалившихся блефов. Вспомним, что со гласно плану, выход зации (всего репрессировано 833 человека), обвинили в шпионаже и по постановлению Петроградской ГубЧК от 3 октября 1921 г. расстреляли. Его реабилитировали по заключению Прокуратуры СССР лишь 18 сентября 1991 г. Участники похода вспоминали, как в сложной ледовой обстановке команде ледокола "Ермак" пришлось буксиром кормовой лебедки тянуть ледокол "Во-лынец" носом в кормовой разрез своего ледокола и, работая машинами обоих ледоколов, пробиваться через мощные льды. Благодаря этому, корабли первого отряда отделались незначительными повреждениями. Начальника морских сил Балтийского моря (с 13 по 20 марта 1918 г.) бывшего царского контр-адмирала Александра Владимировича Развозо-ва, которого в соответствии с "теорией" и практикой ре волюционной исте- кораблей из Гельсингфорса в Кронштадт намечался на 7 марта, но практически только 12 марта ледоколы "Ермак" и "Во-лынец" в строе кильватера повели в Крон-штадтлинкоры "Гангут", "Полтава", "Севастополь" и "Петропавловск", а также крейсеры "Богатырь" и "Рюрик". Командовал этим отрядом бывший контр-адмирал царского флота Сергей Валерианович За-рубаев. Через пять дней, преодолев сложную ледовую обстановку и расстояние в 180 морских миль, он привел отряд в Кронштадт. К несчастью, в августе 1921 г. Зарубае-ва арестовали по делу так называемой врангелевской белогвардейской органи- рии заподозрили в связях с главой тогдашней Финляндии генералом Маннергеймом и арестовали. С 20 марта 1918г. командование флотом перешло кА.Щастному, а 24 марта на эту должность его избрал Совет флагманов флота. 29 марта Совнарком издал "Временное положение об управлении Балтийским флотом". По нему руководство флотом возлагалось на начальника Морских сил Балтийского моря и комиссара флота, избираемых коллегией народного комиссариата по морским делам и назначаемых на должности декретом СНК. Начальник морских сил наделялся правами командующего флотом и в вопросах оперативной деятельности и боевой подготовки, но обязывался согласовывать свои решения с главным комиссаром флота - старшим представителем Советской власти на флоте. Декретом СНК от 5 апреля 1918г.А.Ща-стного утвердили исполняющим обязанности наморси и командующего Балтийским флотом. В этот период флот состоял из 455 плавединиц: 7 линкоров, 9 крейсеров, 17 эсминцев, 45 миноносцев, 27 подводных лодок и других боевых кораблей. Управлять таким "хозяйством" командующему флотом было непросто, особенно, если учесть действия комиссаров, всевозможных комитетов, чекистов и сложную политическую, дипломатическую (Щаст-ному приходилось вступать в прямые переговоры с немцами, финнами, а также представителем Англии - командором Кроми) и хозяйственную обстановку, продолжавшийся развал дисциплины, натиск захватчиков, погоду, льды, туманы, необходимость ремонта кораблей. Однако пока что главным являлось спасение той части флота, которая была отрезана морем и льдом от Кронштадта. Допустить утрату морской ударной силы государства Щаст-ный не мог. Долг перед Отечеством требовал от него только спасения флота. Ни взрывать корабли, ни отдавать их Германии Щастный не собирался. Подозрительность к офицерам в то время была фантастической. Стоило пьяному разгильдяю, не желавшему исполнять даже малые обязанности по службе, тупо заорать "контра" или "гидра", как могла последовать жестокая расправа. Щастный отлично помнил, что в марте-апреле на огромном пространстве Финского залива на 200 миль западнее Кронштадта, как правило, еще сохраняется сплошной толстый лед, а также образуется плавучий лед, несущий при штормовых ветрах трехметровые торосы. Но выяснить реальную ледовую обстановку не было средств. Все воздушные силы уже находились в Кронштадте. Между тем, немцы торопились. 3 апреля они высадили десант в Ганге, захватили ледоколы "Волынец" и "Тарма", начали артобстрел "Ермака". Надо было спешить с уводом кораблей и поэтому 4 апреля два портовых ледокола - "Силач" и "Город Ре-вель", обколов льды вокруг кораблей, вывели на рейд 2 линкора, 2 крейсера и 3 подводные лодки. 5 апреля эти корабли взяли курс на Кронштадт, Переход совершался по основному стратегическому фарватеру с большими трудностями. Подводные лодки приходилось вести на буксире. Впереди шел линкор "Андрей Первозванный", подобно ледоколу отрабатывая ход назад и с разгону вперед, давя льды своей тяжестью в 19 тысяч тонн при работе всех своих 25 котлов. Преодолев ледяной барьер, 10 апреля отряд вошел в Кронштадтскую гавань. Поскольку в Гельсингфорсе оставались более мелкие суда и подводные лодки, Щастный, оценив обстановку и глубоко все продумав, решил, что этот новый отряд надо вести не по главному, а по шхерско-му фарватеру, вдоль берегов. Здесь, под влиянием весеннего солнца, лед становился пористым и пока не угрожал передвижками. Комиссар Блохин и Совет флагманов с таким решением согласились, Корабли выходили из Гельсингфорса эшелонами 7,9,10и11 апреля. Всего ушло 167 единиц. На последнем, посыльном судне "Кречет", шел Щастный. Переход оказался тяжелым, особенно для подводных лодок. Сжимаемый ветром лед буквально влезал на корпуса подлодок. Однако потерь не случилось. 16 апреля Кронштадтской гавани достиг первый эшелон. В последующие дни приходили остальные, а 22 апреля на рейд прибыл последний эшелон с командующим Щаст-ным на "Кречете". Ледовый поход Балтийского флота завершился без потерь, хотя на некоторых кораблях все же обнаруживались незначительные поломки. Немцы заняли Гельсингфорс 11 апреля, обнаружив вместо русского флота лишь его дымы на горизонте. Им досталось 38 мелких кораблей, 10 судов Красного Креста и 38 коммерческих судов, судьба которых решилась после денонсации Брестского мирного договора. В Кронштадт по воле и старанию Щаст-ного пришло 211 боевых кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 54 эскадренных и прочих миноносцев, 12 подвод -ныхлодок, 10 тральщиков, 5 заградителей, 15 сторожевиков, 13 вспомогательных судов, 4 посыльных судна, 25 буксиров, паром, плавучий маяк, 7 ледоколов, 7 яхт и других судов, а также было доставлено значительное количество ценного военного имущества. Обещанного по мирному договору подарка в виде Балтийского флота Германия не получила. Власти не оценили подвига командующего флотом и его подчиненных. Это сделал III съезд моряков Балтийского флота 30 апреля 1918г. Когда Щастный появился на съезде в зале Инженерного училища, делегаты встретили его долгой овацией... По окончании Ледового похода, когда эйфория успеха сменилась рутинной повседневностью, Щастный стал вплотную заниматься укреплением боеспособности флота, его материально-техническим обеспечением, заботой о лодках. Сразу возникла проблема кадров. Флоту понадобились опытные специалисты, ушедшие с кораблей на фронты гражданской войны. Проблем было "хоть пруд пруди" и каждая острее и важнее других. Большинство этих проблем приходилось решать через Троцкого и его Морскую коллегию, в которой Щастного не понимали, а точнее - не желали понять. Троцкий постоянно интриговал, слал противоречивые телеграммы, угрожал и продолжал требовать подготовку команд для предстоящего взрыва кораблей. Щастный не уступал и твердо добивался решений в пользу флота. В "Морском сборнике" №9 за 1994 г. приведена следующая выдержка из еще не закрытой в 1918 г. газеты "Анархия". В ней говорится: "За день до приезда Щастного в Москву прибыли из Петрограда в Морскую коллегию комиссар Балтийского флота Флеровский и член Морской коллегии Сакс. Прибывшие сделали доклад морскому комиссару Троцкому. В результате Щастный был вызван в Москву в Морскую коллегию (на 27 мая. - Авт.). Когда Щастный прибыл в кабинет Троцкого, там уже находились Троцкий, члены Морской коллегии Раскольников, Вахро-меев, адмирал Альтфатер, Сакс и Флеровский. Троцкий ... "в присутствии собравшихся предложил (Щастному. - Авт.) дать объяснения по поводу образа действий на Балтийском флоте за последнее время. Троцкий говорил в повышенном тоне. Стал повышать голос и Щастный. После бурных непродолжительных объяснений, Троцкий заявил Щастному, что он арестован по постановлению Морской коллегии и вызвал караул". Трое в кожанках вошли в кабинет, грубо скрутили руки Щастному, вырвали у него портфель и потащили за дверь. Щастный не сопротивлялся. Он был крепок, но понимал бессмысленность сопротивления. Троцкий, бегая по кабинету, истерически кричал: " Пусть теперь подумает дворянская сволочь, как разговаривать с наркомом. Нашелся учитель азбуки!" Теперь достоверно известно, что никакого постановления Морской коллегии об отстранении Щастного с поста командующего флотом и тем более об его аресте не существовало и, вероятно, не могло быть, поскольку Щастный был назначен самим председателем Совнаркома. При нормальном раскладе дел, только этот властный орган и это лицо могли решить вопрос о судьбе Щастного. Однако нельзя исключить и того, что в данном случае Троцкий не только хотел припугнуть присутствующих, но и "утереть нос" самому председателю СНК. Вполне возможны и другие варианты. Например, из своих агентурных источников Троцкий был осведомлен о том, что Щастный имеет какие-то компрометирующие документы, свидетельствующие о возможной передаче немцам Балтийского флота. Могло быть и так, что Троцкий свои действия относительно Щастного предварительно согласовал с председателями СНК и ВЦИК, а затем всего лишь разыграл срежиссированный фарс. Подтверждением это ...
Александр: ... го предположения является тот факт, что об аресте Щастного Троцкий затем уведомил не СНК, а Президиум ВЦИК в лице Свердлова. При этом председатель СНК вроде бы оставался в полном неведении и в стороне от случившегося. Данное обстоятельство подтверждается и хронологией событий. Щастный был арестован Троцким 27 мая 1918 г. 28 мая на Президиуме ВЦИК трижды под председательством Свердлова рассматривалось отношение Троцкого к аресту Щастного. При этом в пункте 2 протокола №26 от 28 мая - Об аресте бывшего начальника морских сил (не и.о., как сказано в постановлении СНК от 5 апреля. - Авт.) Балтики Щастного действия наркома Троцкого (а не коллегии. - Авт.) были одобрены. Тогда же поручалось Кингисеппу "в срочном порядке произвести следствие и представить свое заключение в президиум ВЦИК". На следующий день - 29 мая декретом ВЦИК был создан Революционный трибунал при ВЦИК, в следственную комиссию которого был назначен Кингисепп... Допускаем, что член следственной комиссии Кингисепп мог знать Щастного как командира эсминца "Пограничник" в бурное время 1917 г. в Ревеле, а также как активного участника эвакуации кораблей флота из Ревеля в феврале 1918 г. Успех этой акции тогда ставили в заслугу Ревельскому комитету РСДРП, руководимому Кингисеппом. Таким образом, личность следователя по делу Щастного вовсе не случайна, поскольку теперь Кингисеппу представлялась полная возможность утвердить "свои" заслуги окончательно и бесповоротно. Приступив к следствию, Кингисепп "торопился не спеша". По одному в день он допрашивал Щастного, наркома Троцкого, членов Морской коллегии Раскольникова, Альтфатера и Сакса, комиссаров флота (бывшего) Блохина и (действующего) Флеровского, а также комиссара минной дивизии Дужека на предмет подготовки государственного переворота и личного участия в нем Щастного. Согласно версии одной из давних публикаций в газете "Совершенно секретно", у Щастного при аресте, якобы, обнаружили в портфеле фотокопии документов, изобличавшие Ленина и Троцкого в связях с германским генеральным штабом, которыми его снабдили англичане, дабы подорвать его доверие к правительству большевиков. Кингисепп и произвел осмотр этих вещественных доказательств. Все теперь сошлось к тому, что Щаст-ный, спасая флот, "явно перестарался", нанеся ущерб авторитету новой власти, К тому же он не подготовил команды ударников для подрыва боевых кораблей. 16 июня 1918 г. в газетах опубликовали обвинительное заключение по делу Щастного. Текст этого документа переполнен домыслами и демагогией. Желаемое выдавалось за действительное и по смыслу сводилось к сентенции о том, что Щаст-ным совершено преступление по должности (видимо имелся в виду факт спасения флота. - Авт.) и им готовился государственный переворот с участием личного состава минной дивизии. В тот же день в печать распространили сообщение наркома юстиции Стучки, которым, вопреки постановлению Съезда Советов об отмене смертной казни, трибуналы получали право не ограничиваться в выборе меры наказания. В "Морском сборнике" №6 за 1991 г. говорится, что когда арестовали Щастного, "никак не отреагировал на это дело председатель Совнаркома В.И.Ленин, хотя он был осведомлен о происходившем. Это тем более странно, что обычно Ленин вмешивался в судьбы военачальников куда меньше рангом и влиянием, чем адмирал Щастный. На этот раз не вмешался". Более того, несмотря на старания ученых, в частности автора книги "Ледовый поход" Балтийского флота в 1918 году" С.Н.Кровякова, утверждавшего, что "замысел операции и общее руководство ее проведением, принадлежали Советскому правительству и лично В.И.Ленину", этого не обнаруживается, как уже говорилось выше, в имевшихся в каждом томе полного собрания сочинений Владимира Ильича раздела "Даты жизни и деятельности". В содержании этих разделов за период с 24 ноября 1917г. по 27 июля 1918г. в томах 35 и 36-м о флоте дается следующее: 15 (28) января 1918 г. Ленин пишет распоряжение Морскому революционному комитету о направлении 2000 матросов для военных действий против Центральной рады (т.35, с.573), в тот же день председательствует на заседании Совнаркома и вносит на утверждение написанный им проект постановления о порядке подчинения флотов Балтийского и Черного морей (с.573). В ряде источников, со ссылкой на ЦГА-ОР и ЦГА ВМФ утверждается, что 5 апреля 1918г. Ленин подписывает постановление СНК о назначении Щастного и.о. начальника морских сил Балтийского моря, но в названном разделе 36-го тома об этом ничего не говорится. Там указано, что в этот день Владимир Ильич "принимает делегацию кожевенников... звонит по телефону на квартиру" (названы фамилии. - Авт.), председательствует на заседании Совнаркома (перечислены вопросы.-Авт.), но о Балтийском флоте и назначении Щастного нет даже намека. На следующий день - 6 апреля - он председательствует на очередном заседании Совнаркома, "пишет проект постановления о комиссии по делам военнопленных, выступает с внеочередным заявлением об отданном им распоряжении, об аресте чрезвычайного комиссара на румынском фронте левого эсера Спиро за преступления по должности. Участвует в обсуждении вопроса о спасении торговых судов, принадлежащих военному ведомству и находящихся в Финляндии" (т.36, с.689). Вчитываясь в перечень ежедневных и ежечасных забот и трудов председателя Совнаркома, постоянно обнаруживаем его непомерно кипучую деятельность. Так и мелькают слова: пишет, подписывает, принимает, звонит, беседует, выступает и лишь изредка выезжает за город для отдыха и охоты. Однажды даже посетил спектакль в Московском художественном театре. Наконец, встречаем пометки о решении вопросов военного флота. Так, 29 апреля Ленин беседует с представителем Каспийской военной флотилии В.И.Бойцовым о переброске на Каспий четырех миноносцев (видимо, из числа спасенных Щаст-ным. - Авт.) и усиленного отряда пехоты и артиллерии для защиты Баку (т.36, с.696). 30 апреля председательствует на заседании Совнаркома, где обсуждаются положение правительственных учреждений в оккупированных Германией областях, проекты "Декрета о дарениях", временного положения о коллегии народного комиссариата по морским делам и другие вопросы (с.697). День-27 мая 1918 г., когда Троцкий арестовал Щастного, в разделе "Даты жизни и деятельности В.И.Ленина" вообще пропущен (т.36, с.708). Щастный словно выпал из событий того времени.Почему? Военный трибунал при ВЦИК приступил к рассмотрению уголовного дела по обвинению Щастного 20 июня 1918 г. в Овальном зале Большого Кремлевского дворца. На суд вызывались допрашиваемые прежде Раскольников, Сакс, Блохин, Флеров-ский, Дужек и конечно Троцкий. Но под предлогом крайней занятости, кроме Троцкого, из названных никто не явился. После начала заседания В.А.Жданов -защитник Алексея Михайловича - дважды возбуждал ходатайство о вызове в суд члена Морской коллегии Альтфатера, но суд ему отказал. Председательствовал на суде Карклин. В составе суда были Галкин, Жуков, Бруно, Веселовский и Петерсон. Обвинял член коллегии обвинителей при трибунале - бывший прапорщик Крыленко. На суде Щастный категорически отрицал какую-либо вину и аргументированно опровергал все демагогические витийства Троцкого и необъективного обвинителя Крыленко. Он, в частности, показал, что "с первого дня революции работал на флоте у всех на виду и ни разу никогда никем не был заподозрен в контрреволюционных проявлениях, хотя занимал целый ряд ответственных постов и в настоящий момент всеми силами своей души протестует против предъявленных обвинений" ("Известия", 25 июля 1918г.). Один из известных адвокатов того времени Сергей Кобяков, участвовавший несколько позже в суде по делу "Заговора послов", сообщал в мемуарах, что первым делом в Верховном трибунале стало дело Щастного. Он обвинялся в государственной измене, состоявшей в неисполнении приказа комиссара по военным и морским делам Троцкого и, тем самым, спасшего Балтийский флот. Поскольку отмененная смертная казнь была вновь восстановлена, то, по словам Кобякова, это волновало защитника Жданова, опасавшегося за судьбу Щастного. Когда Жданов в защитительной речи коснулся вопроса о смертной казни, то председатель суда Карклин немедленно его прервал. Это дало надежду, что смертная казнь к Щастному не будет применена. 21 июня суд удалился на совещание и вскоре возвратился для объявления приговора. Председатель зачитал приговор о признании Щастного виновным в государственной измене и расстреле его в 24 часа. Все, находившиеся в зале, были изумлены решением суда о применении смертной казни, которая была отменена Съездом Советов. На обращение присутствующих к обвинителю Крыленко тот пояснил, что для волнения нет оснований, поскольку Карклин якобы не огласил, что Щастный приговорен к смерти (Архив русской революции. Изд-во "Терра", Политиздат: - М., 1991.-Т,7,-С.251). Далее автор сообщал, что тогда же стало известно о настойчивом требовании в совещательной комнате со стороны члена суда Галкина применить к Щастному смертную казнь. Располагая текстом приговора и не считая нужным затруднять читателя его чтением, лишь заметим, что из содержания приговора усматривается отсутствие в нем конкретных доказанных фактов каких-либо преступлений вообще, и, тем более, государственной измены со стороны Щастного. Однако суд, видимо, для "подкрепления" обоснованности обвинения Щастного вынес еще и постановление о привлечении к ответственности за контрреволюционные деяния и преступления по должности бывшего главного комиссара Балт-флота Блохина и еще троих военных моряков. Суд над флотоводцем Щастным был открытый, гласный и даже состязательный, но с технологией иезуитства. Уместно вспомнить о том, что средневековая инквизиция также была открытой и даже гласной... В Москву с кораблей Балтики немедленно стали поступать резолюции и протесты против приговора Щастному. Левые эсеры потребовали пересмотра дела и обсуждения его на расширенном заседании Президиума ВЦИК. Свердлов сначала возражал, но затем был вынужден собрать экстренное заседание для рассмотрения требований эсеров и жалобы защитника Щастного - Жданова. Газета "Известия" 22 июня 1918 г. сообщала, что на состоявшемся в 2 часа ночи расширенном заседании Президиума ВЦИК Свердлов доложил о поступившем заявлении членов президиума левых эсеров по поводу приговора по делу Щастного и заявлении защитника Жданова, "в котором он, указывая на целый ряд правонарушений, якобы допущенных революционным трибуналом, ходатайствует об отмене приговора и пересмотре дела". Он предложил, "не входя в суждение по существу ходатайства защитника ... поставить вопрос об отмене приговора". .Кончилось "обсуждение"тем,что приговор трибунала все-таки был оставлен в силе. Но Ща-стный, будучи человеком глубоко порядочным и, может быть, наивным в вопросах понимания действий власти, продолжал верить в элементарную справедливость. Тем не менее, он написал завещание о разделе имущества между всеми родственниками и своими детьми, высказал в нем просьбу о назначении пенсии его жене Антонине Николаевне. Ночью перед казнью Алексей Михайлович написал две записки, содержавшие коротенькие обращения к остающимся жить. Они потрясают мужеством, благородством и поистине христианским смирением. Первая из них адресована сестре Маше, присутствовавшей на суде, и, видимо, ее мужу: "Дорогие Костя и Маня. От всей души благодарю за трогательные обо мне заботы и все ваши самоотверженные хлопоты, направленные к благополучному разрешению вопроса о моей участи. Нотакова,видимо, моя судьба. Я не ропщу и спокойно иду к месту моего упокоения с теплым чувством о вас, оказавших мне неоценимую братственную поддержку. Сердечно любящий вас. А.Щастный. 21 июня 12 часов ночи". Вторая - защитнику: "Дорогой Владимир Анатольевич. Сегодня на суде я был до глубины души тронут Вашим искренним, настойчивым желанием спасти мне жизнь. Я вижу, что вы прилагали усилия привести процесс к благополучному для меня результату, я душой болел за ваши переживания. Пусть моя искренняя предсмертная благодарность будет Вашим некоторым утешением в столь волнующем по переживаемому моменту процессе, каковым в жизни осталось мое дело. Крепко и горячо жму Вашу самоотверженную руку. Сердечное русское Вам спасибо. А.Щастный. 1 час ночи". Перед расстрелом Щастный держал себя не менее достойно. Бесстрашно глядя в немилосердные глаза смерти, он, вероятно, думал о любимых детях, своей единственной Антонине и Боге, в которого искренне и горячо верил с детских лет. Расстреливали его перед рассветом, в Москве на Знаменке, во дворе бывшего Александровского училища. (В советское время - так называемый первый дом министерства обороны СССР). Казнила его команда китайцев, называвших себя "ходями" , не знавших русского языка и совершенно безразличных к личности и судьбе обреченного. Перед гибелью Щастный сказал, что он спас Балтийский флот и потому смерть ему не страшна. Чтобы китайцы не промахнулись, он снял с головы фуражку и прижал ее прямо к сердцу. Потрясенная случившимся жена Щаст-ного слезно просила Свердлова выдать ей тело мужа для захоронения на воинском кладбище в селе Всесвятском (теперь это парк рядом со станцией метро "Сокол"). Она уверяла, что похороны будут скромными и на могиле вместо креста установят лишь маленькую дощечку с надписью - "Раб Божий Алексей". Но демократическая инквизиция не знала милосердия. После трех обсуждений на президиуме ВЦИК разрешение было дано. Но Свердлов своей властью его отменил. Согласно распоряжению Троцкого, тело расстрелянного военмора положили в мешок и зарыли под полом одного из зданий бывшего училища, поправ тем самым традиции русского народа и каноны православной церкви. Супруга Щастного, не перенеся трагической гибели мужа и выпавших на ее долю страданий,скончалась в Петрограде в 1922 г. Ее могила также не сохранилась. Дети Алексея Михайловича - Галина и Лев - всю жизнь прожили в Ленинграде, полной чашей испив судьбу потомков "врага-контрреволюционера и заговорщика". Тем не менее, в годину испытаний Лев Алексеевич Щастный, помня завет отца, храбро отстаивал родной город в боях с фашистами... Реабилитация героя Ледового похода Алексея Михайловича Щастного состоялась лишь 29 июня 1995 г. В этой статье не сказано о многих конкретных событиях, реальных подробностях, а главное - о людях, выполнявших вместе с Алексеем Михайловичем свой долг перед Отечеством с великой верой в правоту своего дела. Нам пока не известны имена тех, кто командовал в то далекое время отрядами, эшелонами и самими кораблями, осуществляя трудный и рискованный переход. Без сомнения, Отечество, Военно-морской Флот должны их знать, помнить и отдавать достойные почести их подвигу. Остается добавить, что по нашему заявлению бывшие адмиралы А.В.Развозов и М.К.Бахирев, а также супруга Развозова -Мария Александровна - реабилитированы Главной военной прокуратурой РФ в начале февраля 2001 г. Полковник юстиции в отставке А.ЛИСКИН М. сб., 2003, №№ 1 и 2
Александр: Scott продолжение НЕВСКОЕ ВРЕМЯ :: СЕВЕРО-ЗАПАД : ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО ЛЕДОВОГО ПОХОДА Дмитрий МИТЮРИН / 24.04.2003 / 85 лет назад началась эпопея, известная как "Ледовый поход" Балтийского флота. Рейд военных кораблей из Гельсингфорса (Хельсинки) в Кронштадт стал самой крупной морской операцией Гражданской войны и одной из выдающихся операций в истории российского флота. Правда, за все время похода морякам-балтийцам практически ни разу не пришлось вступить в схватку с неприятелем. Их главными врагами были трудности, порожденные "текущим политическим моментом". Весной 1918 года на главной базе Балтийского флота в Гельсингфорсе царила анархия. Воинские звания были упразднены, еще не пущенные "в расход" кадровые офицеры полностью отстранены от командования, а Совет комиссаров флота проводил время в политических дискуссиях. Очень немногие из матросов хотели доказать свою преданность революции и вступали в ряды финской Красной гвардии, ведущей ожесточенные бои против белых отрядов Карла Густава Маннергейма. Что же касается остальных "братишек", то они либо митинговали, либо торговали казенным имуществом. Казалось, что флот как боевое соединение прекратил свое существование. Видимо, к этому мнению склонялись и большевики: еще в декабре 1917 года ленинское правительство передало красным финнам 1 линкор и 3 крейсера. Судьба остальных кораблей выглядела смутной, особенно в свете сепаратного мира с Германией (3 марта 1918 года). И все же были попытки спасти остатки флота. В тексте Брестского договора оговаривалось, что все военные суда, находившиеся на территориях, оккупируемых Германией, оставались русской собственностью и имели право беспрепятственно перейти в русские порты. 6 марта 1918 года Совет комиссаров Балтийского флота составил, наконец, план перехода из Гельсингфорса в Кронштадт. Задача была нелегкая, поскольку идти кораблям предстояло через ледовые поля (толщина льда доходила до 75 см) и торосы высотой до 5 метров. Для руководства требовалось привлечь специалистов, имевших хоть какой-то опыт управления боевыми кораблями. "Братишкам" пришлось поневоле идти на сотрудничество с "драконами", и вскоре, помимо Совета комиссаров, был создан Совет флагманов, состоявший из бывших офицеров. Несмотря на отмену чинов и командирских должностей, был учрежден пост начальника морских сил (наморси) Балтийского моря, который занял герой Моонзундского сражения контр-адмирал Алексей Владимирович Развозов. Он был сторонником Учредительного собрания, но сомневаться в его патриотизме не приходилось: на предложение гельсингфорских банкиров продать несколько кораблей Финляндии Алексей Владимирович ответил возмущенным отказом. И вот 17 марта первый отряд кораблей (4 линкора, 3 крейсера, ледоколы "Ермак" и "Волынец") благополучно достиг Кронштадта. Правда, в Петрограде бывший контр-адмирал поссорился с заместителем Троцкого Ф. Раскольниковым и уже 20 марта лишился должности наморси. Время "красного террора" еще не пришло, и Алексей Владимирович отделался суточным арестом и увольнением с флота. Среди трех возможных кандидатов на его место (бывшие контр-адмиралы С. В. Зарубаев и А. П. Зеленой, бывший капитан 1-го ранга А. М. Щастный) большевики отдали предпочтение самому молодому, Алексею Михайловичу Щастному. Именно он и стал главным героем "Ледового похода". Стоявшая перед Щастным задача по выводу второго и третьего отрядов кораблей осложнилась потерей двух ледоколов. 20 марта командир ледокола "Тармо" вместе с несколькими офицерами захватил судно и объявил его собственностью независимой Финляндии. 29 марта аналогичным образом был захвачен "Волынец". Взамен из Кронштадта вышел другой ледокол - "Ермак". Однако он был атакован мятежным "Тармо" и после небольшой перестрелки вернулся обратно. Между тем осложнилась ситуация в Гельсингфорсе. 4 апреля на полуострове Ханко (Гангут) высадился германский экспедиционный корпус генерала фон дер Гольца. С другой стороны к Гельсингфорсу приближались войска Маннергейма. Судьба красных финнов была решена. Помимо русских судов в Гельсингфорсе находился еще и дивизион из 7 английских подводных лодок. Принимать их в Кронштадте не собирались, добраться же до Британии не представлялось возможным. По сути, недавние союзники попросту "подставили" англичан, и командиру дивизиона коммодору Хортону пришлось отдать приказ об уничтожении субмарин. 5 апреля из Гельсингфорса вышел второй отряд под командованием С. В. Зарубаева (2 линкора, 2 крейсера и 2 подлодки). Путь ему прокладывали три малых ледокола, которые по мощности не могли соперничать с "Тармо" и "Волынцем", но с задачей справились. На полпути к ним присоединился вышедший навстречу из Кронштадта ледокол "Ермак", охраняемый на случай нападения белофиннов крейсером "Рюрик". Однако еще до того, как эта эскадра пришла в Кронштадт (10 апреля), Троцкий получил телеграмму о том, что третий отряд не может выступить из Гельсингфорса из-за неукомплектованных экипажей. Проблема разрешилась почти чудесным образом. Посланные из Петрограда 500 моряков фантастическим образом проехали через занятую белофиннами территорию. 7-12 апреля третий отряд вышел из Гельсингфорса пятью эшелонами (45 эсминцев, 3 миноносца, 10 подлодок, 5 минных заградителей, 6 тральщиков, 11 сторожевых кораблей, 81 вспомогательное судно). Последний, пятый эшелон во главе с наморси Щастным покинул Гельсингфорс, когда в городе шли уличные бои. Балтийцы могли дать по белым несколько залпов, но не стали этого делать. Причина подобной сдержанности объяснилась тем, что по разным причинам (технические неисправности, нехватка моряков) из порта не смогли выйти 37 военных кораблей, 10 госпитальных и 38 коммерческих судов. Вступившие в Гельсингфорс немцы, в строгом соответствии с условиями Брестского договора, не стали захватывать военные корабли и даже взяли их под охрану. Участь коммерческих судов была иной. Белофинны объявили их своей собственностью, а моряков высадили на берег, даже не разрешив забрать личные вещи. Кое-кто из заподозренных в сочувствии большевизму был арестован и даже расстрелян на месте. В Финляндии начинался "белый террор"... Гражданская война в Суоми полыхала вплоть до конца мая 1918 года. Все это время из Финляндии в Россию уходили остатки Балтийского флота. Даже советские историки называли эту операцию "чудом". В ней, действительно, много если не чудесного, то труднообъяснимого. Дезорганизованные и расколотые по классовому признаку экипажи смогли объединиться для спасения флота. Поход сопровождался массой погодных, технических, организационных и политических трудностей. Не удивительно, что после прибытия в Кронштадт бывшие офицеры завоевали известную популярность. Это встревожило большевиков, которые в каждом талантливом полководце видели претендента на роль военного диктатора... А. В. Развозов так и не вернулся на флот и два года зарабатывал себе на жизнь в ремесленной артели. В июне 1920 года после операции аппендицита он был арестован прямо в госпитале, но до суда не дожил. А. М. Щастного арестовали почти сразу после "Ледового похода". Его обвинили в том, что он "совершая героический подвиг, тем самым создал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против Советской власти". Щастного расстреляли 22 июня 1918 года в одной из московских тюрем. Аналогичная судьба постигла и С. В. Зарубаева, который после Щастного в течение полугода занимал пост наморси. Его казнили в Петрограде в 1921 году за участие в "контрреволюционном заговоре профессора В. Н. Таганцева" (по этому же делу проходил и поэт Николай Гумилев). Несколько удачнее сложилась судьба А. П. Зеленого. После Развозова, Щастного и Зарубаева он также занимал пост наморси. Однако Зеленого не репрессировали. Он скончался в должности морского атташе в Финляндии. В 1920-е годы имена подлинных героев "Ледового похода" были вычеркнуты из истории и заменены именами В. И. Ленина (все участие которого ограничивалось редкими и противоречивыми указаниями), Л. Д. Троцкого и Ф. Ф. Раскольникова. Чуть позже Троцкий и Раскольников попали в разряд "врагов народа", так что остались лишь Ленин и безымянные "революционные моряки", многие из которых, кстати, погибли в 1921 году в мятежном Кронштадте. © "Невское время", 2001-2005 E-mail: editorial@nvspb.ru
Александр: Scott продолжение Островский А. Убийство Наморси нева, 1999, № 4, с.с. 162-170 Мало кому сейчас известно, что немногим более 80 лет назад, вскоре после Октябрьского переворота, страна наша едва не потеряла весь Балтийский военный флот. Случилось так, что нестабильная и запутанная политическая обстановка, возникшая после подписания большевиками Брестского мира, создала прямую угрозу захвата немецкими войсками кораблей, которые частично - крейсера и миноносцы - располагались тогда в Ревеле (Таллине), а основная база с линейными кораблями находилась в Гельсинг-форсе (Хельсинки), удерживаемом пока еще финскими красными. По этой и другим причинам, связанным с договором, Ленин вынужден был дать директиву Центробалту срочно перевести весь флот в Кронштадт. Это была невероятно трудная, почти невыполнимая задача: Финский залив еще сковывали льды, достигавшие порой метровой толщины, отсутствовала навигационная обстановка, не хватало ледоколов для прокладки пути, топлива; команды судов остро испытывали, как говорят в армии, недокомплект. Наконец, большая часть пути пролегала в непосредственной близости от врага - немецких и белофинских войск, постоянно державших моряков в напряжении от всевозможных провокаций... И тем не менее в течение двух месяцев сформированные в отряды 225 кораблей, - от линкоров до вспомогательных судов, - в полной сохранности стали прибывать к месту назначения! Последние были выведены из Гельсингфорса за сутки до занятия его немцами. Подвиг моряков остался в истории и получил свое название - "Ледовый поход Балтийского флота 1918'. О нем имеются статьи в энциклопедиях и справочниках, есть книги, и всюду заслуги в организации переброски кораблей всецело приписаны безликому коллективу - большевистским комиссарам. И тщетно найти во всей этой литературе имя непосредственного руководителя перехода. человека, спасшего и сохранившего тогда флот для России. А был им тридцатисемилетний Начальник морских сил (Наморси - аббревиатура того времени) Балтийского флота капитан первого ранга Алексей Михайлович Щастный. Судьба этого незаурядного человека, попавшего в эпицентр октябрьского взрыва и начавшейся гражданской войны, трагична:; можно сказать, что именно он открывает первую страницу многотомного кровавого списка жертв большевистских репрессий, которые сопутствовали советской власти с самого начала ее правления. Кадровый морской офицер, Алексей Щастный происходил из дворян Волынской губернии и был также потомственным военным: отец его, Михаил Михайлович, вышел в отставку в чине генерал-лейтенанта. Сам Алек-сей закончил Морской кадетский корпус Петербурге вторым в своем выпуске, участвовал в русско-японской войне и за "отличие делах против неприятеля" был удостоен орденов святой Анны 2-й и 3-й степеней с меча ми и бантом, святого Станислава таких же степеней. Перед первой мировой войной читал лекции по радиотелеграфии - новейшему в то время средству связи... С самого первого дня после октябрьского переворота, как явствует из архивного документа, Щастный "активно сотрудничал с демократическими организациями флота - Центробалтом и Советом комиссаров Балтийского флота (Совкомбалт)"... Однако ни заслуги перед Родиной, ни компетентность, ни "активное сотрудничество", ни последняя блистательная операция по спасению флота не помешали новорожденной советской власти обвинить молодого Наморси в измене. Случилось это уже через месяц после прибытия в Кронштадт флагманского посыльного судна "Кречет" с командующим на борту, замыкавшего последнюю, четвертую по счету, эскадру выведенных из Гельсингфорса кораблей (100 вымпелов). Зловещая роль в "разоблачении" Наморси принадлежит Льву Троцкому, бывшему руководителю внешнеполитического комиссариата, который занял неприемлемую для Ленина позицию в Брестских переговорах и по этой причине перемещенному на пост наркома по военным и морским делам. Не успев еще как следует освоиться на новом месте, Троцкий со всей страстью ринулся в атаку на командующего флотом, заподозрив его - разумеется, по донесениям некоторых комиссаров - в вероломстве. Любое действие, любой приказ, любая речь командующего стала теперь рассматриваться под определенным - контрреволюционным - углом зрения. Связав свою жизнь крепкими узами с военным флотом, Щастный был беспредельно предан ему и хотел видеть его сильным, боеспособным защитником отечества и его столицы. Однако в действительности флот был далек от идеала Наморси. Война, революция, большевистский переворот и, наконец, принятый Советами 29 января 1918 года Декрет о роспуске старого, существовавшего "на основе всеобщей воинской повинности царских законов, и организации нового - на контрактных условиях - "социалистического рабоче-крестьянского флота" - все это привело к невиданному хаосу. Катастрофически упала дисциплина, разнопартийная митинговщина, подогреваемая различными слухами, возбуждала и разделяла людские массы, флот терял опытных матросов, специалистов, десятками покидали корабли офицеры, окруженные враждебным духом революционной братвы. Враждебность, недоверие, пренебрежительное отношение к себе испытывал и сам Наморси, постоянно ощущая за спиной контролирующего каждый его шаг приставленного к нему главного комиссара. Командующему официально запрещалось заниматься политикой: это была исключительно прерогатива комиссаров. Ему же, возглавлявшему флот, отводилась унизительная роль беспрекословного исполнителя приказов зачастую неграмотных в военно-морском деле начальников, того же Троцкого... Щастный оказался чужим. Тем не менее он не скрывал своего недовольства положением дел, открыто упрекая власти за недостаточное внимание к флоту, и, управляя им, старался быть независимым. Большевистское руководство воспринимало критику болезненно и расценивало ее не иначе как контрреволюционную агитацию. Наконец, поняв всю безнадежность своих попыток изменить положение к лучшему, командующий направил 25 мая 1918 года в Москву, в коллегию наркомата по морским делам, юзограмму с просьбой об отставке. Вскоре пришел лаконичный ответ наркома: Ваше ходатайство отклонено". А на следующий день, к полной неожиданности Наморси, последовал его вызов в Москву. С какой целью, сообщено не было. Не ведал он, какая встреча его ожидала! Оказалось, что на 27 мая Троцкий назначил заседание коллегии наркомата по морским делам, специально, чтобы, как писала потом пресса, "выяснить отношения" с командующим. К заседанию нарком тщательно подготовился: вызвал нужных и, естественно, подчиненных ему должностных лиц наркомата, комиссаров, стенографисток, а в ящике стола припрятал ордер на арест Наморси. Этот ордер был заранее выдан ВЦИК, что недвусмысленно говорило о конечном результате заседания. С первых же минут кабинет наркома, где заседала коллегия, превратился в камеру дознания, а роль следователя взял на себя сам глава военного ведомства. Отвечая на один из многочисленных вопросов, Щастный достал из портфеля листы бумаги со своими записями, специально привезенными им из Петрограда, которые, как он рассчитывал, смогли бы пригодиться при обсуждении с наркомом текущих дел. Троцкий выхватил листы у него из рук и стал читать записи вслух, сопровождая их своими ядовитыми комментариями. Написанные для себя, а потому искренние, заметки эти - смесь тезисов доклада, который он намеревался прочитать на съезде моряков, мыслей, возникавших по разному поводу, и наблюдений - весьма интересны. Они показывают, что тревожило Щастного в те дни. В них боль за попавшую в тяжелейшее положение страну, а вместе с ней любимый флот; за утерю престижа Родины из-за неудачно заключенного мира и протест против разжигания внутренней междоусобицы, против интриг, доносов и дрязг, разъедавших управление военным флотом... Приняв решение об отставке, он записал в этом своеобразном дневнике причины, побудившие его пойти на этот шаг. И даже полемизировал с кем-то, возможно, с тем же наркомом: "Нужно найти большевистского адмирала. Я хочу делать, что вы считаете нужным, но из этого ничего не выходит, тут уже не совместная работа, а какое-то партийное творчество. Я не вижу и не понимаю, что хочет правительство, что хотят политические официальные деятели... Настолько все сложно..." Знал ли он о взрывоопасном характере своих заметок? Разумеется, знал. И все-таки не побоялся открыто говорить с наркомом о самом, на его взгляд, важном сейчас для флота, а следовательно, для страны. В этих тезисах оказалось немало ответов на интересовавшие наркома вопросы, но теперь его занимал лишь один: кто пригласил Щастного выступить с политическим докладом на съезде моряков в Кронштадте? Кто конкретно?.. Разговор получился нервным и велся в повышенных тонах. Троцкий то и дело вскидывал руку в сторону стенографистки и приказывал: "Прошу выделить", "Прошу записать в протокол"... В конце концов, прервав Щастного на полуслове, он порывисто вышел из кабинета и через несколько минут вернулся со стрелками, объявив бывшему теперь уже командующему флотом, что он арестован. На следующий день Троцкий отправил в Президиум ВЦИК постановление об аресте Щастного вместе с реквизированными у него документами, превратившимися в "вещдоки", а также письмо товарищам в тот же Президиум. В этом письме Троцкий считает дело Щастного делом "исключительно государственной важности" и призывает к "прямому вмешательству ВЦИК и его Президиума". Так Троцкий дал ход делу Щастного. Страх наркома передался руководству ВЦИК: не мешкая, под председательством Якова Свердлова собрался Президиум. Он одобрил действия Троцкого и поручил Виктору Кингисеппу, между прочим, члену того же Исполнительного Комитета, "в срочном порядке заняться расследованием дела и пред" ставить свое заключение в Президиум ВЦИК". А днем позже тот же орган верховной власти принял Декрет об учреждении Особого революционного трибунала при собственном ведомстве, что, надо полагать, имело прямую связь с требованием Троцкого о вмешательстве ВЦИК в дело Щастного. Весть об аресте Наморси оказалась полнейшей неожиданностью для высших военных кругов, в частности для Высшего военного совета и Адмиралтейства, и вызвала недоумение и возмущение в среде военных моряков. Прокатились митинги в поддержку командующего. Троцкий внимательно следил за развивающимися событиями. Члены Морской коллегии Сергей Сакс и Иван Флеровский доносили ему: "Смущение и будоражение команд, вызванное арестом бывшего Наморси, можно считать более или менее ликвидированными"... В защиту недвусмысленно высказался также Совет флагманов: "Вся деятельность А. М. Щастного проходила на виду у всех и в среде личного состава флота обвинений в инкриминируемых ему преступлениях никогда не возбуждалось". В документе выражалась: уверенность в изменении меры пресечения в отношении командующего, немедленном его освобождении и возвращении к своим обязанностям. Совет потребовал провести по его делу открытое следствие. Никакого открытого следствия, разумеется, никто и не собирался проводить: открытость никогда не была в чести у большевиков. Но и обычное, закрытое, велось через пень колоду, как это обнаружилось перед самым судом. Не была изменена и мера пресечения. Щастный продолжал оставаться в таганской тюрьме, а за два дня до процесса его переве-ли в Кремль, в Николаевский дворец, часть помещений которого превратили в гауптвахту' Но если В. Кингисепп не слишком докучал Щастному своими допросами, то нарком по военным делам упорно продолжал столь не свойственную его высокой должности следственную работу. Он вызывал в свой кабинет работавших со Щастным лиц и с пристрастием проводил "опросы", пытаясь у них выведать, как все-таки относился к советской власти бывший Наморси? Вот характерный диалог, происшедший между Троцким и главным комиссаром Балтийского флота при Щастном Евгением Блохиным: "Он говорил, что немцы поддерживают советскую власть?" - спросил Троцкий о Щастном. В то время на флоте упорно циркулировали слухи о некоем тайном пункте в Брестском договоре, которым будто бы советские руководители обязались перед немцами в случае определенных обстоятельств уничтожить наш военный флот. .Нет", - ответил Блохин. "А когда говорил о своей отставке, он не говорил этого?" - "Нет", - повторил бывший главный комиссар. "А по своим взглядам, по своему поведению он мог это сказать?" - упорствовал нарком. Мое мнение такое, - ответил Блохин, - что он не мог это сказать"... Более милым сердцу наркома было, наверное, высказывание о Щастном известного большевистского деятеля, члена Верховной морской коллегии Федора Раскольникова: Щастный в своем докладе на Совете Съезда коснулся вопроса о советской власти, сказал, что сейчас не имеется другой власти, для нее еще нет структуры и в данный момент советская власть является общепризнанной; он говорил с печалью, явно говорившей о сожалении, что ему приходится совершать такую подлость - работать с советской властью". Присутствовавший при "опросе" Е. Блохин заметил по этому поводу: "Возможно, вы его поняли иначе, чем я". Так вот обстояло дело с "уликами". Тем временем готовилось открытие сессии Верховного (или Особого - писали тогда по-разному) революционного трибунала, и первым должно было рассматриваться сенсационное дело Щастного. Подготовка к процессу проходила в невероятной спешке. Она объяснялась крайней неустойчивостью положения новой власти, для спасения которой было выбрано старое испытанное средство -устрашение. Лишь за два дня до открытия сессии - после торгов с левыми эсерами по составу суда - трибунал был окончательно сформирован и утвержден ВЦИК. Состав выглядел так: председатель - большевик Сергей Медведев; члены - тоже большевики, за исключением двух левых эсеров. Поддерживал обвинение подвизавшийся уже на ниве юриспруденции бывший первый главнокомандующий революционными силами Советской республики и будущий нарком юстиции СССР большевик Николай Крыленко. Защищал Щастного известный в то время присяжный поверенный Владимир Жданов. Пресса, как официальная, так и доживавшая последние дни оппозиционная, проявила огромный интерес к сессии трибунала. Первые же минуты судебного заседания преподнесли сюрприз: из шести свидетелей - Троцкий, Раскольников, Блохин, Ружек, Сакс, Флеровский - на суд явился лишь один: все тот же Лев Троцкий. Некоторые газеты лишь ограничились констатацией столь странного факта; зато напропалую врала "Правда", убеждая читателей, что свидетели "по служебным обстоятельствам не могут присутствовать на заседании". Выходило, что все были невероятно заняты на службе и только у наркома имелось в достатке свободное время! Жданов заявил протест против продолжения разбирательства до вызова всех названных и еще четырех свидетелей, но прокурор Крыленко был начеку: по его мнению, перерыв в слушании дела не требовался, ибо у суда имелись письменные показания "почти всех свидетелей". Итак, заткнув общими усилиями защите рот, Медведев начал зачитывать обвинительный акт, содержавший 17 пунктов. В нем командующему флотом инкриминировалась подготовка условий для задуманного им контрреволюционного переворота, контрреволюционная агитация в среде матросов, разглашение военной тайны и т. д. Щастный внимательно слушал, время от времени делая какие-то пометки красным карандашом на больших листах бумаги, с которыми не расставался до конца процесса. Медведеву, спросившему, признает ли он себя виновным, Щастный категорически и с негодованием" ответил, что отвергает все обвинения в свой адрес. Тогда слово предоставили свидетелю. Блистая ораторским искусством, Троцкий говорил около трех часов. В своей речи он старался доказать, что Щастный захватил пост командующего Балтийским флотом с определенной целью - совершить контрреволюционный переворот и стать диктатором. Добиться этого он намеревался довольно своеобразным способом: он хотел "поссорить флот* с советской властью при помощи интриг. Выбор термина отнюдь не случаен. Он точно передает обстановку в ведомстве Троцкого: именно о мешающих работе интригах, наряду с другими проблемами, Щастный хотел говорить с наркомом при встрече, оказавшейся последней, - это видно из тех самых заметок, отобранных у него при аресте. Интрига перекочевала и на судебный процесс, ибо не имела четких границ и формулировок отсутствовавшего закона. Она была еще и удобна тем, что могла обойтись без документальных подтверждений в обвинениях: тут главную роль играли показания словесные, свидетельские. Свидетелем же был он сам, нарком, второе лицо в новой власти страны, и его показания не могли быть опровергнуты. Вот почему, совершенно очевидно, всем другим свидетелям, людям военным, был отдан приказ не являться в суд, дабы исключить другие мнения и тем самым возможность возникновения интриг в самом зале суда. Именно по этой причине в потоке слов свидетеля то и дело звучали не четкие определения, доказывающие вину подсудимого, а лишь ощущения этой вины, субъективные эмоции "по поводу", свидетельствующие о горячем желании во что бы то ни стало засудить чуждого по классу противника. Отсюда и такие эффектно усиливающие впечатление, но на самом деле пустые слова и обороты: "явно", "сознательно", "совершенно ясно", "всем своим поведением" и т. д. Вынужденный строить свою речь на эмоциях, домыслах, а то и вовсе на слухах, Троцкий и начинает ее с эмоций. Его возмутило, что Щастный рисует властям в лице наркома внутреннее состояние флота "крайне мрачными красками", а в "глазах флота" такими же красками обрисовывает положение "центральной власти". Вот и "интрига". Тем не менее в этой же речи сам Троцкий не раз подтверждает тяжелое положение флота. Одна из причин - в отсутствии демаркационной линии в Финском заливе. Договориться с немцами о ней было приказано командующему. Однако приказ остался невыполненным по независящим от него причинам, а по утверждению наркома - сознательно, потому что Щастному якобы необходимо было для своих козней "безвыходное положение". По времени неудачные, переговоры о демаркации совпали с появившимися слухами об уничтожении флота. Несмотря на совершенно четкие показания Блохина о непричастности к ним командующего, Троцкий все же не преминул обвинить его. Он сказал, что Щастный "всем своим поведением преднамеренно содействовал распространению этого злостного слуха среди моряков". Прошел такой митинг и на одном из кораблей минной дивизии, состоявшей из миноносцев типа "Новик". После ледового похода из-за недостатка места в Кронштадте эта дивизия расположилась в черте города, по берегам Невы. Любопытное и весьма эмоциональное свидетельство атмосферы, в которой проходил этот митинг, оставил нам А. Луначарский, написав о нем годы спустя: "В те дни эсеры вкупе и влюбе с офицерами минной дивизии взбулгачили ее матросов настолько, что на митинге, на котором говорили я и Раскольников, был прямо поставлен и подхвачен обманутыми матросами лозунг: „Диктатура Балтфлота над Россией". Никто не возражал, когда мы доказывали, что за этой диктатурой стоит диктатура нескольких офицеров, помазанных жидким эсерством, и нескольких лиц, еще более неопределенных, со связями, уходившими через иронически улыбавшегося адмирала Щастного в черную глубь" (Тут неточность: эта часть воспоминаний относится к 20-м числам июня 1918 года, когда Щастный находился пол арестом накануне суда и потому никак не мог здесь -иронически улыбаться". Митинг состоялся 11 мая того же года. Что касается адмиральского звания, то Луначарский, как, впрочем, иногда и Троцкий, и корреспонденты газет, пользуется . старым общепринятым воинским званием но должности,, хотя в Советской республике такого звания тогда не существовало. - Прим. авт.). На митинге был не только выдвинут лозунг, о котором писал Луначарский. Два офицера дивизии - Засимук и Лисиневич - составили резолюцию, которая призывала упразднить коммунальную, то есть советскую, власть в Петрограде, заменив ее на "диктатуру флота". Однако съезд балтийских моряков, проходивший в это время в Кронштадте, отверг резолюцию и постановил изгнать обоих офицеров из флота. А Троцкому, как он заявил в своей речи, "в этот момент было уже совершенно ясно, что Засимук и Лисиневич только агенты Щастного, его ударники'. Бесспорно, речь Троцкого, как по форме, так и по содержанию, - не показание свидетеля; это фискальная речь обвинителя, доморощенного прокурора. А в трибунале - свой прокурор. Крыленко не оставалось ничего иного, как произнести еще одну обвинительную речь. Однако материал, по сути дела, был исчерпан, и ему волей-неволей пришлось повторяться. Он обрушился на Щастного, который якобы не захотел адаптироваться к двоевластию во флоте в связи с введением большевиками института комиссаров и, будто бы войдя в доверие к главному комиссару флота Блохину, единолично захватил на Балтике власть. Когда же на место Блохина был назначен Флеровский, Щастный проигнорировал это назначение, И подлежавшую выводу к Ладожскому озеру минную дивизию, по мнению Крыленко, Щастный намеренно задержал в Петрограде, что "подозрительно совпало с крупными волнениями в ней". Все это мало напоминало правосудие. Вместе с царским Уголовным уложением оно кануло в Лету. Большевистские судьи руководствовались теперь лишь "революционной совестью", что вполне соответствовало "революционной необходимости", в данном случае - воле наркома. В деле Щастного воля эта прозрачна: признать Наморси виновным и сделать козлом отпущения за тяжелейшее положение в бывшей столице. Тенденциозный подбор судей, отсутствие свидетелей защиты, очных ставок - даже при таком тяжком обвинении, что Засимук и Лисиневич были "ударниками" Щастного, их не удосужились вызвать в суд! - не дают права думать иначе. Вся защита подсудимого сосредоточилась на адвокате. Отметив вопиющее, всем очевидное отсутствие свидетелей, Жданов сказал, что выступающий в роли единственного свидетеля Троцкий представил полные противоречий факты, и все - с субъективными, тенденциозными комментариями, "часто грешащими против логики" и не дающими права судить об истине. В этой связи он привел высказывание герцога Ришелье: "Дайте мне две строки из письма, и я подведу его автора к смертной казни". Оценку фактам может давать только лишь трибунал, - напомнил аксиому простодушный адвокат. У него не вызывало сомнений, что командующего судят за политическую сторону его деятельности, тогда как по положению за это должен отвечать главный комиссар флота. Получилось же наоборот: на скамье подсудимых- Наморси, а главный комиссар к ответственности не привлечен вовсе. В результате, тщательно проанализировав материалы следствия, Жданов заключил, что все предъявленные пункты обвинения мало обоснованны, и ходатайствовал о полном оправдании Щастного. Заканчивался второй, последний день сессии - столько было отпущено на процесс. Из-за спешки судьи отказали в ходатайстве Крыленко огласить имеющиеся у него письменные показания "почти всех" свидетелей, а многие пункты обвинения вообще оказались нерассмотренными. Оставалось последнее слово подсудимого. Щастный не бил себя в грудь, держался с достоинством. Он сказал, что категорически, "всеми силами души" протестует против предъявленных ему обвинений в измене и заговоре с целью подготовки контрреволюционного переворота. "Присутствие одного лица на скамье подсудимых делает несерьезным такое предположение"... Более того, вопреки утверждению Троцкого, он не только не рвался к власти, но упорно отказывался от высокого поста командующего и был утвержден без его согласия. Подтвердить это мог член коллегии наркомата по морским делам контр-адмирал Василий Альтфатер. Причина отказа была естественна и убедительна: за четыре месяца правления большевиков сменилось уже два командующих Балтийским флотом. Оба они оказались неугодны новым властям, были смещены со своих постов и арестованы на глазах Щастного. Он не желал повторения их судьбы. Опровергая пункт за пунктом обвинения, Щастный разъяснял свои действия, называл свидетелей, которые могли бы подтвердить его слова. Например, совершенно необоснованно инкриминировалось якобы умышленное уклонение от выполнения приказа установить демаркационную линию в Балтийском море. На деле Щастный неоднократно пытался свя-заться с немцами, но те упорно отклоняли его предложения: они настаивали на том, что это дело дипломатов, а не военных. Подтверждением тому могла служить юзограмма, посланная Щастным в наркомат, а также свидетельские показания контр-адмирала Александра Зеленого, старшего морского начальника в водах Финского залива, непосредственного участника событий... То же самое - о выводе "Новиков" (миноносцев) к Ладожскому озеру, намечавшемуся, к слову, по инициативе командующего. А задержка произошла не по его злому умыслу, а из-за нехватки топлива для кораблей, и это было хорошо известно наркомату, имелись на этот счет и соответствующие документы... Однако свидетели отсутствовали, как отсутствовало у судей желание отыскать истину. Тем не менее Щастный не сдавался. В конце своего последнего слова он ответил Троцкому, который назвал разъяснение На-морси в Совете комиссаров причин, побудивших его подать в отставку, контрреволюционной агитацией: "Я считал, что в свободной стране можно свободно указать на те мотивы, из-за которых покидаешь свой пост. С этими мотивами можно не соглашаться, но нельзя обвинять за них". Он поверил в принесенную большевиками свободу, поверил, что живет теперь в свободной стране... Ошибся. Не знал он, что свобода служила большевикам лишь приманкой. В томительном ожидании прошло пять часов, пока судьи трудились над приговором. Наконец Медведев огласил его: бывший начальник морских сил Балтийского флота гражданин Алексей Михайлович Щастный признан виновным по всем пунктам обвинения и приговаривается к расстрелу. Приговор должен быть исполнен в течение 24 часов. Щастный выслушал его хладнокровно, как подобает солдату, и взглянул на Жданова, лицо которого было покрыто пунцовыми пятнами. Адвоката приговор возмутил до глубины души, и он тут же, не теряя ни минуты, сел писать прошение в Президиум ВЦИК. "Приговор настолько не соответствует данным дела, - писал он, - и постановлен с такими нарушениями минимальных требований какого бы то ни было правосудия, что я ходатайствую о немедленной его отмене". Как выяснилось, обвинительный акт был составлен раньше (!), чем закончилось следствие. Само оно проводилось наспех, кое-как... На звй^мство со следственными материалами Щастному и его адвокату было отпущено всего-навсего два с половиной часа; в выдаче копий отказали, предложив сделать их Жданову самому за ночь до открытия сессии. Стремительность, с какой прошел судебный процесс над Щастным, не дала возможности глубоко анализировать его. Однако сама акция мгновенно получила оценку оппозиции. Так, в день вынесения приговора левоэсеровская газета писала: "Но прольется кровь или нет - непоправимым останется самый факт приговора, самый факт позорного убийства по суду - худшего, преступнейшего и гнуснейшего из всех видов убийств. И непоправимое последствие этого шага в пропасть, совершенного „правящей партией", - моральный удар революции". Так прольется все же кровь или не прольется? Поначалу в Президиуме ВЦИК и слышать не хотели о пересмотре дела Щастного: решение Ревтрибунала окончательное и обжалованию не подлежит! Но левые эсеры настаивали на своем. Тогда, посовещавшись с кем-то из товарищей в партийных верхах, Яков Свердлов все же созвал в начале первого ночи экстренное заседание Президиума по одному-единственному вопросу. Однако обсуждение судьбы Щастного довольно быстро переросло в бурные дебаты большевиков с левыми эсерами о правомерности вообще осуждения на смертную казнь кого бы то ни было после отмены ее в России. Потом спор перекинулся на еще более общую тему - политику советской власти... В результате вместе с водой из корыта выплеснули и ребенка. Большинством голосов Президиум решил в конце концов, что кассация приговора не входит в компетенцию ВЦИК. И даже выход в знак протеста левых эсеров из состава Ревтрибунала уже не мог повлиять на судьбу бывшего командующего Балтийским флотом. Пущенные часы с отсчетом последних суток его жизни продолжали без остановки свой стремительный и неумолимый бег. Доставленный обратно в кремлевскую камеру, Щастный употребил оставшееся время на приведение в порядок своих личных дел. Как старший в семье, он распределил в завещании имевшиеся деньги - матери, двум братьям и тете. Жене, Нине Николаевне, - пенсию, которую, он наивно полагал, ей все же за него назначат, и она сможет на нее существовать. А вот усадьбу в Житомире, принадлежавшую еще прадеду, а теперь ему самому, он завещал сыну Льву. Сына, трехлетнего несмысленыша, он, чувствуется, сильно любил: ему он дарит также фамильный браслет и рубашку. "Эту рубашку, которую я носил в тюрьмах Таганской и в Кремле, - пишет он на клочке бумаги Нине Николаевне, - прошу подарить моему сыну Льву. А. Щастный. 21 июня 918-. И последний подарок - ему же, по достижении совершеннолетия, - те самые листы бумаги, на которых он делал пометки во время суда. Вот и все. Еще немного тишины... И вдруг где-то вдали послышался топот солдатских сапог. Он приближался. Вскоре лязгнула дверь, и сиплый голос приказал: - Щастный, выходи!.. И все-таки, похоже, в смертельный приговор бывшему Наморси не слишком-то верили, а потому не ждали его. Одна вечерняя газета успела тиснуть заметку с сообщением, что приговор трибунала оказался полной неожиданностью даже для Крыленко и будто б ...
Александр: ... ы прокурор специально посетил Ленина для беседы с ним о возможности смягчить участь бывшего Наморси. Крыленко возмутился: как только могли подумать о нем такое?! Пришлось в следующем выпуске газеты публиковать исправление. Однако подобные сообщения были уже пустым сотрясением воздуха, ибо Щастного больше не существовало среди живых. Итак, Щастный казнен, но вопросы остались, например, такой: как быть с попранием Декрета об отмене смертной казни, торжественно принятом самими же большевиками всего каких-нибудь полгода назад на II Всероссийском съезде Советов? Снова - к Крыленко. На сей раз у него берут интервью "Известия ВЦИК". Действительно, вопрос весьма трудный и щекотливый, но только не для большевиков. Отвечая на него, Крыленко сделал удивленное лицо и продемонстрировал чудеса словесной эквилибристики: "В вердикте не сказано, что обвиняемый приговаривается к смертной казни через расстреляние, - втолковывал он анонимному корреспонденту, - а говорится, что трибунал „постановил, считая Щастного виновным во всем изложенном, - расстрелять"". По Крыленко, и левые эсеры должны были ставить перед Президиумом ЦИК лишь конкретный вопрос о смягчении наказания Щастному, а не затевать дискуссию о правомочности вынесения смертного приговора после отмены смертной казни в России. Говорили бы только о Щастном, может быть, он и остался бы жив. Да и вообще, дался журналистам этот Декрет! Трибуналы уже снабжены, сообщил Крыленко, инструкциями, по которым, принимая решения, они могут руководствоваться "исключительно с обстоятельствами дела, с одной стороны, и указанием своей революционной совести - с другой". Какое же отчаянное сопротивление большевизму должно было толкнуть власти на открытый произвол - подмену государственного Декрета на чиновничью инструкцию по истреблению несогласных! Тем временем безутешную в своем горе вдову Щастного тяготит, что нравственный долг ее - предать тело мужа погребению по христианскому обряду - не выполнен. Она не присутствовала на суде: в эти кошмарные для нее дни она находилась в Петрограде, безуспешно пытаясь привезти в Москву так нужных мужу свидетелей, а теперь униженно обивала пороги все того же ненавистного ей ВЦИК с "покорнейшей просьбой" выдать тело Алексея Михайловича для захоронения •без почестей и людских глаз". Она обязалась никакого креста, никакого знака, кроме дощечки с надписью "раб Божий Алексей", не ставить. Прошение рассматривалось 25 июня, однако не Президиумом ВЦИК, а на заседании Совета Народных Комиссаров под председательством Владимира Ленина. Было принято решение: "Ходатайство Н. Н. Щастной удовлетворить и сделать соответствующее распоряжение о выдаче ей тела Щастного... Но обманули, не выдали. Говорят, в Александровское юнкерское училище, где был тайно, по крайней мере для прессы и широкой публики, расстрелян Щастный, тем же ранним утром приехал Лев Троцкий и лично приказал труп бывшего Наморси никому не выдавать, а захоронить тут же, под полом одного из помещений первого этажа. Но так гласит легенда, не подтвержденная пока документально. Если она имеет под собой почву, то были ли действия Троцкого самоуправством или согласованным с Лениным тактическим ходом, неизвестно, но последнее предпочтительней. Алексей Щастный был честным, мужественным, авторитетнейшим среди моряков человеком. Он был героем Ледового похода. Если арест Наморси вызвал "смущение и бу-дораженье команд", то его скоропалительный расстрел - сильные волнения моряков в Кронштадте и в минной дивизии, выдача тела и похороны бывшего командующего флотом могли вызвать взрыв возмущения против новой власти и перекинуться на гражданское население голодного Петрограда, которое получало в то время четверть или даже восьмушку (!) фунта (100 или 50 граммов) на день хлеба по карточкам. Этого-то и страшились большевики. Через несколько дней после казни Щастного минная дивизия была расформирована, а члены ее экипажей стали добычей ВЧК; многих обвинили в заговорах против советской власти и уже без всякого суда расстреляли... После потери мужа Нина Николаевна прожила всего несколько лет. Детей ее - их у нее было двое - взяла на воспитание сестра. Густо пропитанная кровью "врагов народа" советская история государства нашего заставляла думать, что сына Алексея Михайловича - Льва - нет в живых. Однако судьба по отношению к Льву Алексеевичу распорядилась иначе. Ему 83 года, и живет он в Петербурге. Он никогда не менял фамилию Щаст-ный, носил ее с гордостью и не скрывал, кто был его отец, хотя, по понятным причинам, и не афишировал. До войны он закончил ремесленное училище, солдатом воевал в Великую Отечественную, был ранен, потом поступил на военный завод, с годами стал конструктором-практиком и оставался верным своему предприятию до самого выхода на пенсию. Дело об измене бывшего командующего Балтийским флотом пересмотрено. В соответствии с Законом РСФСР "О реабилитации жертв политических репрессий" Алексей Михайлович Щастный "реабилитирован в полном объеме предъявленных обвинений". Произошло это 77 лет спустя после вынесения смертного приговора. Но завещание, составленное отцом ночью перед казнью, осталось почти невыполненным: ни о какой передаче наследнику усадьбы в годы советской власти, понятно, не могло быть и речи; тогда же, в 1918 году, исчез и фамильный браслет... А вот рубашка и заметки на больших листах бумаги, сделанные отцом на суде, уцелели. Записи, среди прочих документов сохраненные сыном и переданные им в Центральный государственный архив Военно-Морского Флота, тщательно берегутся там как свидетельство беспримерной жестокости большевиков. Что же касается рубашки - украинской косоворотки из белого полотна, - то Лев Алексеевич передал ее в музей общества "Мемориал", и она уже демонстрировалась на выставке, организованной этим обществом. Такова история циничного по своей откровенности убийства начальника морских сил Балтийского флота, совершенного большевиками с помощью своего Революционного трибунала уже на 226-й день "новой эры человечества"! Судебный процесс этот стал первой пробой использования карманного суда в политических интересах своей партии или даже отдельно взятого партийного вождя. Он послужил основой для совершенствования судилищ 20-30-х годов, которые потрясли страну и мир чудовищной фальсификацией на государственном уровне. Но, пожалуй, главное - процесс над Щастным открыл многим глаза на сущность большевизма, провозгласившего пока еще в одной стране диктатуру пролетариата. На практике же она обернулась невиданным насилием от имени пролетариата. Насилием над человеком, его верой, его правами, а также над экономикой и культурой страны - всем тем, что составляет основу общества. Насильственные методы строительства коммунизма вынуждали советских правителей постоянно прибегать к лжи и демагогии, что и сделало в конце концов это общество нежизнеспособным.
Александр: Scott продолжение Рабинович Александр, профессор истории Индианского университета в Блумингтоне, Индиана, США. Перевод статьи осуществлен кандидатом исторических наук B.C. Антоновым и откорректирован кандидатом филологических наук Р.И. Розиной (РГГУ). ДОСЬЕ ЩАСТНОГО: ТРОЦКИЙ И ДЕЛО ГЕРОЯ БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА Отечественная история, 2001, № 1, с.с. 61-82 Одним из наиболее сенсационных и проливающих свет на многие обстоятельства, но малоизвестных юридических эпизодов ранней советской истории является дело Алексея Михайловича Щастного - "адмирала Балтийского флота", как его часто называли, арестованного Львом Троцким, преданного суду и казненного в июне 1918 г., якобы за подготовку заговора с целью свержения советской власти. Дело Щастного, недавно рассекреченное в Архиве ФСБ по Санкт-Петербургу и области, документирует это событие живыми деталями'. Позволяя восстановить ход дела Щастного, досье объемом в 362 листа также проливает свет на такие более общие проблемы, как роль Троцкого в политическом и военном руководстве советской России; сложность мировоззрения военных специалистов и трудности, связанные с их использованием в годы Гражданской войны; советско-германские отношения после заключения Брест-Литовского договора; централизация государственной власти в Москве и как следствие этого - напряженность в отношениях между Москвой и Петроградом; ранняя политизация советской юридической системы; политическая нестабильность в Петроградском регионе весной и в начале лета 1918г.2 Капитан I ранга Щастный командовал Балтийским флотом. Временно назначенный на этот пост 20 марта 1918 г. после ареста адмирала А.В. Развозова, отказавшегося признать советское правительство, Щастный был утвержден в новой должности Совнаркомом 5 апреля3. Следует отметить, что тогдашний нарком по военным и морским делам Троцкий поддержал это назначение, а Щастный принял его неохотно. Как он позже объяснял, "нравственные побуждения заставили меня взяться за спасение флота, с которым я сжился в течение 20 лет, с которым я пережил Порт-Артур и потом был участником его возрождения при адмирале Эссене"4. Щастный родился в 1881 г. в Житомире в семье потомственного дворянина и генерала царской армии. Он с отличием окончил Киевский кадетский корпус и престижный Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге. Впервые ему довелось участвовать в военных действиях в Порт-Артуре в ходе русско-японской войны, он был отмечен высокими наградами. Невысокий, худощавый, со строгим, но грубовато-красивым лицом, он в 1914 г. женился на выпускнице Смольного института для благородных девиц Премской-Сердюковой. У них родились сын и дочь. Февральская революция 1917 г. застала Щастного в Гельсингфорсе, где он вместе с другими морскими офицерами был арестован матросами, намеревавшимися "свести с ними счеты". Но когда стало ясно, что Щастный приветствует революцию, он был освобожден и вернулся к исполнению своих обязанностей в штабе флота5. Весной и в начале лета 1917 г. Щастный был весьма активен в социалистической организации морских офицеров при Гельсингфорсском совете депутатов армии, флота и рабочих6. Как русский патриот, которому была особенно дорога судьба Балтийского флота, он был встревожен соскальзыванием балтийских моряков влево, что привело их к поддержке анархистов, левых эсеров и большевиков, а также разгромом Временного правительства в октябре 1917 г. Тем не менее Щастный, которого уважали за его профессионализм, сильную волю, преданность долгу, стойкое сопротивление любому давлению, приспособился к радикальным изменениям на флоте, принесенным Февралем и Октябрем, в особенности к важной роли выборных матросских комитетов в принятии решений. Что бы он ни думал об этих изменениях, Щастный, в отличие от многих других офицеров, вставших в оппозицию всей комитетской системе, смог эффективно использовать ее в поддержку своей политики на флоте. Как руководитель флота он редко принимал серьезные решения без предварительного обсуждения и одобрения со стороны Совета комиссаров Балтийского флота (Совкомбалта) и Совета флагманов7. Более того, он тесно и плодотворно сотрудничал с Евгением Блохиным - популярным, независимо мыслящим главным комиссаром Балтфлота, одно время являвшимся левым эсером. Управление Балтийским флотом Назначение Щастного командующим совпало с изменениями в структуре управления Балтфлотом. В основе этих преобразований лежало понимание Троцким того факта, что в ближайшем будущем ни Красная армия, ни Красный флот не смогут успешно действовать, не используя технических знаний, которыми обладали офицеры высших рангов из старых царских вооруженных сил - так называемые военные специалисты ("спецы"). В соответствии с "Временным положением об управлении Балтийским флотом", одобренным в Москве Совнаркомом 29 марта и дополненным "Инструкцией о взаимоотношениях начальника Морских сил Балтийского моря и главного комиссара Балтийского моря", в тот же самый день изданной Троцким, командующий флотом наделялся широкими полномочиями и нес основную ответственность за военные операции. Однако из его ведения исключались политические дела, входившие в исключительную компетенцию главного комиссара флота. Последний был как бы сторожевым псом, наблюдавшим за командующим, но не должен был вмешиваться в руководство военными операциями. И командующий флотом, и главный комиссар назначались Совнаркомом. Совкомбалту, как и Совету флагманов Балтфлота, отводилась строго консультативная роль8. Намеченные преобразования преследовали цель отменить демократическую практику, которую большевики поощряли на первом этапе революции, и окончательно централизовать руководство флотом из Москвы (из Комиссариата по морским делам Троцкого и возглавляемого Лениным Совнаркома). Однако это было в тех условиях нереально. Преобладающая часть операций была тесно связана с политикой, и демократическая практика проникла слишком глубоко, чтобы отменить ее сразу. К тому же большевики фактически не имели большинства в Совкомбалте. Щастный осознавал реальное положение дел. В ответ на московские директивы он внес контрпредложения, полностью подтвержденные Совкомбалтом. Среди них были сохранение принципа выборности комиссаров и требование, чтобы главный комиссар утверждался, а не назначался Москвой. Размывая различия в обязанностях командиров и комиссаров, проект сосредоточивал власть в руках первых9. В апреле и мае Совкомбалт игнорировал директивы Москвы. Тесное сотрудничество Щастного с Блохиным и Совкомбалтом продолжалось по всем важным вопросам. Например, 28 апреля, вскоре после получения известия о намечавшемся назначении кронштадтского большевика Ивана Флеровского главным комиссаром Балтфлота вместо Блохина, Совкомбалт по настоянию Щастного возразил против этого10. "Ледовый поход" Впервые Щастный привлек к себе внимание широкой общественности в конце февраля 1918 г., когда он в качестве начальника штаба Балтийского флота координировал перемещение 62 судов из Ревеля (Таллина) через замерзший Финский залив в главную базу Балтфлота Гельсингфорс (Хельсинки), чтобы избежать их захвата немцами, продвигавшимися по Эстонии. Однако это событие скоро затмилось тем, что удалось свершить Щастному в середине марта и в апреле. Тогда неминуемая оккупация Гельсингфорса немцами и белофиннами угрожала захватом основной массы судов Балтийского флота. Ст. VI Брестского мирного договора категорически обязывала советское правительство немедленно очистить Финляндию и Аландские острова от русских войск и Красной гвардии, а финляндские порты - от русских военных кораблей. При этом оговаривалось, что если льды помешают им уйти в русские порты, то остаться могут только немногочисленные команды11. Оставить разоруженный и беззащитный Балтийский флот в Гельсингфорсе фактически означало отдать его немцам12. Но толстый и прочный лед в Финском заливе не давал возможности переместить большинство кораблей в русский порт (так это представлялось советскому и германскому правительствам). 20 марта, накануне избрания Щастного командующим флотом. Морской генеральный штаб дал директиву перевести из Гельсингфорса в Кронштадт столько судов, сколько смогут пройти сквозь толстые льды, и подготовить весь флот к возможному уничтожению. Как бы это ни было неприятно, эта директива была выполнена. Детальные инструкции по подготовке к уничтожению были составлены и переданы на все корабли13. В то же самое время берлинская пресса сообщила, что германское правительство предложило советскому выполнить свои денежные обязательства по Брест-Литовскому договору за счет передачи в неповрежденном виде кораблей Балтийского и Черноморского флотов14. Однако это предложение, если и было сделано, не получило дальнейшего развития. 5 апреля германское правительство предоставило советскому время до полудня 12 апреля для выполнения принятых на себя обязательств в отношении Балтийского флота, предупредив о возможных последствиях невыполнения этого условия. Комиссариат по морским делам дал Щастному инструкцию разоружить все суда флота в Гельсингфорсе до 11 апреля. В то же время его обязывали использовать все возможности для перевода их в Кронштадт15. Между 12 и 17 марта, т.е. даже еще до того, как немецкий ультиматум был получен в Москве, Щастный приложил чрезвычайные усилия для перемещения в Кронштадт группы линкоров и крейсеров, включая самые большие и наиболее ценные дредноуты. Эти корабли в тех условиях могли двигаться только днем, и каждое утро ледоколам приходилось освобождать их из ледового плена. В результате прохождение 180 морских миль, требовавшее в нормальных условиях 8-9 час. хода, заняло почти неделю. Этот беспрецедентный исход - первый этап знаменитого "Ледового похода" Балтийского флота под командованием Щастного - в дальнейшем был еще более затруднен тем, что переводы с корабля на корабль и проводившаяся демобилизация сильно сократили численность судовых команд. 5 апреля Гельсингфорс покинул второй конвой. Третий, далеко превосходивший по численности предыдущие, ушел 7 апреля, и наконец последний конвой (в составе которого на борту посыльного судна "Кречет" находился и сам Щастный) отвалил от причала до полудня 11 апреля, когда немцы и белофинны как раз входили в гельсингфорскую гавань. Помимо того что кораблям пришлось маневрировать по узким, извилистым каналам, пробитым вблизи шхер, где лед был еще прочен (дальше по заливу быстро шла масса крупных острых обломков льда), последние конвои попали под огонь батарей и финского побережья, и островов. Большая концентрация судов создавала пробки, еще более замедлявшие поход. Тем не менее к концу апреля основное ядро флота - более 200 судов - благополучно прибыло в Кронштадт16. Здесь большинство кораблей встало на якорь. Однако некоторые были передвинуты в устье Невы за пределами Петрограда. Остальные, включая крупную минную дивизию, с разрешения Троцкого стали медленно проходить через невские мосты в самое сердце бывшей столицы в ожидании того, что они скоро должны будут подняться вверх по реке в Ладожское озеро17. Этот подвиг принес Щастному репутацию "спасителя Балтийского флота". Российская общественность и сам Троцкий называли его "адмиралом", хотя он все еще оставался капитаном I ранга. Щастный стал национальным героем. Кризис из-за форта Ино "Ледовый поход", к каким бы поразительным и неожиданным результатам он не привел, существенно не снизил военную угрозу Балтийскому флоту, Кронштадту и Петрограду. Германский флот контролировал Финский залив, который быстро стано вился полностью пригодным для навигации. Действия германских войск совместно с белофиннами отличались большой воинственностью и приобретали все более зловещий характер. Наиболее серьезным и значимым из серии угрожающих действий врага на Балтийском море в тот период стал эпизод, связанный с судьбой форта Ино. Расположенный на побережье Финского залива чуть северо-восточнее Петрограда (так у автора: в действительности форт Ино находился северо-западнее города. -Примеч. перев.), форт Ино был построен незадолго до Первой мировой войны как часть системы морских укреплений для обороны Петербурга. В результате Брестского мира германский контроль над Финским заливом, оккупация Эстонии и господство в Финляндии создали непосредственную угрозу этим укреплениям и самому Петрограду. К началу третьей недели апреля 1918 г. побережье, примыкающее к форту Ино, было оккупировано белофиннами. 24 апреля финны под командованием немецких офицеров потребовали капитуляции форта "в течение двух суток"18. Известие об этом ультиматуме всколыхнуло Петроград. 25 апреля участники чрезвычайного заседания Петроградского совнаркома проголосовали за следующую резолюцию: "Во что бы то ни стало удержать форт Ино"19. Одновременно Исполком Петроградского совета обязал районные советы и профсоюзы обеспечить необходимое количество рабочих в возрасте от 18 до 40 лет, способных выполнять обязанности военнослужащих, а также указать предприятия, которые не могут быть закрыты даже при самых угрожающих обстоятельствах. Военная секция Петроградского городского и исполком Петроградского губернского советов привели все силы в состояние повышенной готовности, а военная секция Кронштадтского совета приказала направить суда и отряды моряков для обороны Ино. Подтверждая этот приказ, Щастный объявил, что "форт Ино не может быть оставлен и его надлежит защищать всеми средствами от всяких нападений"20. Примечательно, что форт Ино не упоминался на заседаниях Петербургского комитета большевиков 26 и 30 апреля. Для последнего этот период был переходным временем, когда все партийные организации должны были передать государственные функции советам21. Тем примечательнее, что, несмотря на это, в номере от 26 апреля "Петроградская правда", отражая позицию большевистского большинства Петроградского совета, заявила, что брестская "передышка" подходит к концу, и советское правительство больше не должно делать уступок Германии и что скоро предстоит решительная борьба за Петроград22. Если большевистские лидеры в Петрограде (не говоря уже о Щастном и его тогдашних соратниках по руководству Балтфлотом) были настроены оборонять форт Ино, даже если это означало бы возобновление военных действий, то Ленин и Троцкий не разделяли подобных взглядов. Поздно вечером 24 апреля Щастного вызвали в Москву для доклада о состоянии Балтийского флота и усиливающемся кризисе вокруг Ино Троцкому и другим военным руководителям, настроенным на то, чтобы не позволить региональному конфликту перерасти в полномасштабную войну с Германией. 25 апреля в начале длительной встречи с Троцким и Высшим военным советом Щастный доложил о состоянии Балтийского флота и обороны Петрограда. Никакими официальными данными о ходе этого совещания или докладе Щастного мы не располагаем. Однако существо его позиции может быть реконструировано на основании отсылок к его высказываниям, содержащихся в различных документах судебного дела. Первостепенная важность сохранения Балтийского флота и сооружений, подобных форту Ино, для восстановления национальной силы России и возобновления ее традиционного контроля над Балтикой после войны была главной мыслью Щастного в то время, и вполне возможно, что он акцентировал внимание на ней и в своем докладе. Похоже, что он также подчеркнул необходимость восстановления национального единства и провозглашения того, что он называл в своих заметках "крайним (русским) шовинизмом", если правительство намеревается оборонять Петроград. И наконец, он возражал против назначения Флеровского главным комиссаром Балтийского флота23. Среди членов Высшего военного совета и "спецов", присутствовавших на этом заседании, только Алексей Шварц и, может быть, Михаил Бонч-Бруевич (главный военный специалист по обороне Петрограда и соответственно главный военный специалист в Высшем военном совете) сочувствовали "шовинизму" Щастного. Однако в силу их положения "спецов" соображения этих деятелей по политическим вопросам в расчет не принимались. Руководствуясь указаниями Ленина, остальные участники совещания во главе с Троцким выразили беспокойство относительно положения на Балтике и предложили Щастному сделать все необходимое для урегулирования кризиса вокруг форта Ино. В соответствии с этим Щастный телеграммой своему начальнику штаба капитану I ранга Михаилу Петрову приказал предпринять необходимые меры, чтобы покончить с критическим положением мирным путем, поскольку, как сообщил Щастный, "Совнарком не хочет из-за Ино вступать в возможное враждебное действие с немцами"24. Что касается Троцкого, то он во избежание столкновений подчеркивал также важность переговоров с немецкими властями в Финляндии об установлении демаркационной линии в Финском заливе. Поскольку Щастный высказывал скептицизм по поводу практической ценности переговоров с германскими полевыми командирами, он получил письменные инструкции войти в контакт с германским морским командованием на Балтике и с руководителями белофиннов, чтобы без промедления установить временные демаркационные линии25. Несмотря на все свои сомнения, по возвращении из Москвы он предпринял немедленные шаги по реализации этих указаний26. Кроме того, Высший военный совет хотел получить от Щастного подтверждение, что все по-прежнему готово для подрыва кораблей в случае необходимости избежать их перехода в немецкие руки. В ответ Щастный откровенно сообщил о негативных последствиях переутомления флотских ветеранов и об углубляющейся деморализации членов оставшихся на судах команд. Он опасался, что в критический момент нельзя будет с полной уверенностью сказать, выполнят ли моряки приказ об уничтожении своих судов27. Однако нет свидетельств, что Щастный возражал против уничтожения кораблей и военно-морских сооружений, если все усилия по их спасению не дадут результата. Но есть данные, что он поддерживал подобные планы, если флот не сможет быть спасен для России, и когда флот находился еще в Гельсингфорсе, проводил подготовительные мероприятия на случай его уничтожения28. Поздно вечером 25 апреля, во время встречи Высшего военного совета с Щастным, от Петрова было получено сообщение, предупреждающее, что близко столкновение из-за форта Ино. Это взволновало Троцкого настолько, что он отправил ответную телеграмму о немедленном разрушении форта29. Как выяснилось позже, в условиях, когда приближался момент, после которого финны и немцы должны были потребовать сдачи форта, Петров переоценил реальную угрузу движения германского флота в Финском заливе. В действительности Военное министерство Германии возражало против риска пойти на возобновление военных действий на Восточном фронте из-за форта Ино. На деле даже высшие офицеры немецкого военно-морского флота не хотели идти на риск потерять свои драгоценные линкоры от огня современной артиллерии форта Ино. В результате в ночь с 25 на 26 мая (так у автора; видимо, следует читать апреля. - Примеч. перев.) прибывшие в форт финские парламентеры согласились на временное перемирие, и форт остался невредимым под российским контролем30. Участие Щастного в заседании Высшего военного совета 25 апреля стало критическим поворотным пунктом в его отношениях с Троцким. Они расстались с весьма скептическим отношением друг к другу. Троцкий относился с недоверием к Щастному из-за его происхождения и, по его собственному признанию, из-за того, что его пред шественник Развозов оказался ненадежным. Это недоверие было усилено тем, что Троцкий впоследствии называл "уклончивостью" Щастного, а позже - постоянными обвинениями в адрес Щастного двух ближайших помощников Троцкого - Сергея Сакса (члена коллегии Комиссариата по морским делам) и Флеровского31. В свою очередь, явный настрой Троцкого на подготовку флота к уничтожению и готовность, с которой он отдал приказ о разрушении форта Ино, породили у Щастного серьезные сомнения в заинтересованности Троцкого в сохранении флота и защите Петрограда. Эти сомнения еще более усилились после получения Щастным 3 мая телеграммы Троцкого, содержавшей "напоминание" о подготовке флота к уничтожению32. Подозрения Щастного имели серьезную основу. В конце апреля и в первой половине мая 1918 г. Германия засыпала советское правительство жалобами и ультиматумами относительно нарушения статей Брестского договора. В то же время германские военные силы сосредоточивались на российских границах, вторгались на советскую территорию, захватывали и топили русские суда. У Ленина создавалось впечатление, что для сохранения непрочного мира с Германией потребуются новые уступки кайзеровскому правительству. Поздно вечером 6 мая большевистский Центральный комитет собрался на чрезвычайное заседание, чтобы рассмотреть последние внешнеполитические инциденты, в том числе германские требования относительно форта Ино, расширения британской интервенции в Мурманске и угрозы британской поддержки японского вторжения на Дальнем Востоке. На заседании была одобрена внесенная Лениным резолюция, подтверждающая необходимость уступки ультимативному требованию немцев. В примечании к этому документу Ленин торопливо написал: "Начать тотчас эвакуацию [из Петрограда] на Урал всего вообще и Экспедиции заготовления государственных бумаг в частности"33. Хотя обсуждение на заседании Центрального комитета носило совершенно секретный характер, в течение второй недели мая небольшевистская печать Москвы и Петрограда была наполнена сенсационными сообщениями о новых требованиях германского правительства и близости немецкой оккупации обоих городов. Эти слухи достигли своего апогея 9 мая34. Примерно в то же время в Петрограде курсировали копии писем якобы от имени германских официальных лиц. Они поддерживали широко распространенное мнение, что советская политика на Балтике диктовалась германским Генеральным штабом в соответствии с секретными статьями Брест-Литовского договора35. Сочетание слухов о близости немецкого наступления и о подчинении советского правительства Германии породило такое возбуждение, что 10 мая большевистские ответственные лица были вынуждены выступить с заявлением, что вся эта информация является "совершенно сфабрикованной"36. В тот же день растущая тревога по поводу намерений немцев и финнов, а также • состояния германо-советских отношений вызвали необходимость срочного созыва 6-часового чрезвычайного совещания высших петроградских гражданских руководителей совместно с верхушкой военных комиссаров и специалистов37. Состоявшееся на нем обсуждение дает уникальный материал для уяснения разногласий по полита- ; ческим аспектам обороны Петрограда между "спецами" и петроградскими большеви- • ками. Материалы обсуждения также указывают на разногласия между "спецами", петроградскими гражданскими руководителями и военными комиссарами, одинаково стоявшими за защиту Петрограда, с одной стороны, и московскими лидерами (такими, как Ленин и Троцкий), для которых Петроград, не говоря уже о Балтфлоте, имел второстепенное значение - с другой. Щастный и Петров, энергично поддержанные Шварцем, выступали как главные ораторы от "спецов". В ответ на сообщения о тяжелой ситуации, с которых началось обсуждение, Щастный твердо заявил, что флот решительно возражает против сдачи столицы. По его словам, "флот определенно пришел для обороны Петрограда и подходов к нему". Река Сестра, вдоль которой разместились позиции финнов и немцев, находится так близко, что затяжка с принятием оборонительных мер до начала их атаки может привести к тому, что будет уже слишком поздно. Щастный также высказал особую озабоченность судьбой наиболее ценных кораблей флота (дредноутов), которые слишком велики, чтобы войти в Неву. Как и прежде, он говорил, что сохранение этих кораблей представляется исключительно важным для будущего России, потому что "только государство с реальной силой (какой и является Балтийский флот) сможет повлиять на послевоенное мирное урегулирование". Вот почему главным вопросом для него было: считает ли правительство необходимым оборонять Петроград? (Эта озабоченность была вызвана недавними распоряжениями Троцкого по флоту.) Говоря от имени правительства, Зиновьев возражал Щастному, настаивая на том, что, хотя правительство все еще поддерживает Брестский договор, невозможно гарантировать, что немцы и финны не намерены атаковать советскую территорию. Поэтому, заключил он. Петроградская коммуна обязана "сделать все возможное" для обороны города. Правда, чуть позже Зиновьев высказал мнение, что вопрос, быть или не быть обороне Петрограда, еще не решен. Очень похоже, что такая двусмысленность отразила разногласия по этому вопросу между петроградскими руководителями, отвечавшими за оборону города, и ответственными лицами в Москве, для которых Петроград не являлся высшим приоритетом. Петров сделал в своем выступлении акцент на необходимости немедленного ответа на главный вопрос: "Война или мир?". Для него, если немцы выбирают войну, Россия обязана отвечать в том же духе. Однако поскольку на вопрос "Война или мир?" советское правительство не дает определенного ответа (или, как мы теперь знаем, руководители Москвы и Петрограда отвечали на этот вопрос по-разному), приготовления к защите Петрограда идут все еще как-то нерешительно и слабо. В любом случае, заявил Петров, если Петроград решили спасать, эти приготовления должны идти совсем иначе. Вооруженные силы необходимо было поставить "вне партий", положив конец внутреннему конфликту. Все население должно было быть объединено и направлено на защиту "Отечества..., не советской власти". Что касается военного командования, то оно, по мнению Петрова, нуждалось в полной свободе для организации военных усилий. Лашевич и Смилга оценили патриотическое усердие Петрова как провокацию. "Последний оратор поставил все точки над "i", - саркастически воскликнул Лашевич. - Необходимо создание общенациональной армии, защищающей Родину, а не советскую власть, не социализм". "Выходит, что прежде чем приступить к обороне Петрограда, необходимо произвести переворот, т.е. создание армии для защиты не советской власти, а Родины", - вторил ему Смилга. По его мнению, само предложение по созданию общенациональной армии было предательством. Со своей стороны, Щастный тщательно избегал втягивания в спор (хотя его симпатии, несомненно, были на стороне Петрова). Главной заботой Щастного было создание условий выживания Балтийского флота. Поэтому ему хотелось в первую очередь уяснить смысл германо-советских отношений, а также получить ясные и своевременные инструкции о том, что необходимо сделать для предотвращения непосредственной угрозы Петрограду со стороны немецких морских сил. Его неудовлетворенность сложившейся ситуацией и возникшая в результате этого натянутость в отношениях с Зиновьевым усиливались в ходе совещания. В конце концов 10 мая мнения двух сторон разошлись так далеко, что согласия по мерам усиления обороны Петрограда достигнуто не было. Обеспокоенность агрессивными действиями немцев на Балтике и ответной пассивностью Советов была особенно сильна среди личного состава Балтийского флота. Эта тревога прозвучала на заседании III съезда делегатов Балтийского флота, созванного в Кронштадте 29 апреля. Хотя председатель съезда Илья Фрунтов и преобладающая часть делегатов были большевиками, в ответ на телеграфное приветствие Троцкого они обратились к нему с требованием лично разъяснить внешнюю политику правительства, в частности, по вопросу о будущем Балтийского флота38. В то же время, во второй день работы съезда они горячо приняли доклад Щастного о его участии в заседании Высшего военного совета в Москве, о последних событиях на Балтике, о "Ледовом походе" и положении на флоте вообще. После того, как Щаст-ный заявил, что наступил момент, когда центральное правительство должно подняться и начать борьбу, Фрунтов от имени съезда выразил Щастному благодарность за его речь и за героическую роль в спасении флота39. Воинственным духом, царившим на съезде, были охвачены все кронштадтские моряки. 13 мая Кронштадтский совет принял резолюцию, дающую поручение военной секции по согласованию со штабом обороны Петрограда принять все возможные меры для защиты фортов40. До этого командиры и личный состав сильной минной флотилии41, стоявшей на якорях по Неве, бросили еще более дерзкий вызов петроградским властям. 11 мая, проинформированные своим комиссаром Ефимом Дужиком о "напоминании" Троцкого от 3 марта о необходимости держать флот в готовности к уничтожению, они приняли адресованную съезду резолюцию с призывом распустить Петроградскую коммуну и установить диктатуру Балтийского флота, которой можно было бы доверить оборону Петроградского региона и управление им42. Хотя резолюция была совершенно непрактичной, в ней выразилось главное настроение минной дивизии - любым способом покончить с нежеланием большевистского правительства противодействовать немцам. На следующий день командиры минеров - Феодосии Засимук и Георгий Лисаневич на заседании судовых комитетов вступили в резкий спор о внешней и военной политике правительства с народным комиссаром просвещения Анатолием Луначарским и заместителем Троцкого в Комиссариате по морским делам Федором Раскольниковым. Совещание не предприняло никаких практических действий43, но инициатива минной дивизии дала неожиданный эффект по усилению большевистского контроля на съезде. 13 мая делегаты съезда осудили минеров, заклеймив их действия как "преступную агитацию", и постановили уволить Засимука и Лисаневича из военно-морского флота44.
Александр: Scott продолжение 14 мая Щастный выразил растущее беспокойство за будущее Балтийского флота руководящему совету съезда. Его замечания на совете были наметками для доклада на съезде, который, однако, так никогда и не был произнесен. Заметки Щастного на совете не были зафиксированы, но по наброскам, которые он делал для своего предполагаемого обращения к съезду, мы можем судить о тональности и содержании того, что он хотел сказать. Более того, другие документы дела Щастного, включая его собственные показания, позволяют узнать, что он говорил на совете45. Поразителен контраст между разочарованием и пессимистическими мыслями Щастного в этом случае и его воодушевляющим призывом к объединению на съезде 30 апреля, после триумфального "Ледового похода". Щастный начинает с замечаний, касающихся международного положения России. Он предваряет их комментарием, говоря, что это положение "настолько безотрадно, что я прошу спокойствия и сдержанности". Среди проблем, затронутых им, были следующие: разложение российских военных сил; негативное влияние Германии на финскую политику в отношении России; нежелание германского морского командования обсуждать вопрос о демаркационных линиях; общая мобилизация в Финляндии, захват ею российских судов и дальнейшие агрессивные намерения финских военных сил; потенциальная угроза, исходящая от интервенции союзников в Мурманске. Этот раздел наброска завершается так: "Мы впадаем в ничтожество, - никто с нами не считается. Единственный выход - создание реальной силы, вооруженной силы страны". Затем Щастный разбирает внутреннее положение России и состояние флота. Ов выражает тревогу по поводу сильного сокращения количества офицеров на флоте и отсутствия у правительства интереса к флоту. "Какое творчество за б месяцев в отношении флота проявило правительство и морское высшее управление?" - спрашивал он, добавляя, что телеграмма об уничтожении флота осталась единственным реально предпринятым Троцким шагом в отношении будущего Балтфлота. В заключение Щастный говорит о своем отчаянии и желании уйти в отставку. Он написал в своих заметках: "Нужно найти большевистского адмирала. Я хочу делать, что вы считаете нужным, но из этого ничего не выходит. Тут уже не совместная работа, а какое-то партийное творчество. Я не вижу и не понимаю, что хочет правительство и хотят политические официальные деятели". По свидетельству присутствовавшего на съезде Раскольникова, Щастный признавал, что советское правительство было единственно возможным тогда русским правительством (Раскольников добавлял, однако, что Щастный явно сожалел, что дело обстоит именно так46). Согласно же утверждениям Щастного, никто ни разу даже намеком не дал ему понять, что высказанные им замечания дают повод заподозрить его в контрреволюционности. Ведь в заключение Фрунтов предложил провести среди делегатов съезда специальную работу, чтобы облегчить бремя Щастного, и даже Флеровский произнес слова одобрения47. В тот же день, 14 мая в Москве произошли события, имевшие большое значение для Балтийского флота и для обороны Петрограда. Игнорируя все возражения, Совнарком назначил Флеровского главным комиссаром4*. Другим событием было то, что в конце долгожданной речи по международным делам Ленин объявил, что германское правительство не возражает против уничтожения русскими форта Ино49. Для Ленина и Троцкого это было очевидным облегчением. Но это не добавляло петроградским руководителям и Щастному уверенности в безопасности Петрограда и Балтийского флота. Более того, высказывание Ленина усилило в обществе ощущение, что немцы контролируют советскую военную политику. Было очень похоже, что немцы дали "зеленый свет" на уничтожение форта Ино. Поэтому, когда на другой день пришло сообщение о взрыве форта Ино, естественно было заподозрить, что эти два известия были связаны между собой. Однако существуют свидетельства, что решительные шаги, закончившиеся разрушением форта в ночь на 14 мая, предпринимались задолго до того, как стало известно о немецком "одобрении". Это было сделано комендантом Кронштадта Константином Артамоновым на собственный риск, исходя из того, что форту Ино грозит опасность захвата его финнами или перехода неповрежденным в руки немцев. Будь Ино во враждебных руках, думал Артамонов, Кронштадт и наиболее ценные корабли Балтийского флота подвергнутся реальной опасности со стороны мощной артиллерии форта. Артамонов с волнением наблюдал с борта судна, находившегося в нескольких милях от Ино, как форт был взорван по переданному по телефонному кабелю сигналу в 11 час. 30 мин. вечера50. Действия Артамонова стали сюрпризом и для Щастного, и для Троцкого51. Троцкий и Щастный За три недели мая 1918 г. несколько факторов способствовали дальнейшему обострению недоброжелательного отношения Троцкого к Щастному. Речь шла о неспособности последнего установить демаркационные линии в Финском заливе; его неудаче с изгнанием Засимука и Лисаневича из военно-морского флота; длительном сопротивлении назначению Флеровского; срыве проводки минной флотилии в Ладожское озеро. Троцкий истолковал все это как упорное нежелание Щастного подготовить флот и морские сооружения к уничтожению. И, может быть, наиболее важным здесь было разглашение Щастным секретных приказов Троцкого относительно этих приготовлений. Документы дела Щастного показывают, что он был совсем (или почти совсем) неповинен в том, в чем его подозревали. Так, вина за неудачу с установлением демаркационных линий лежит на германском командовании в Гельсингфорсе; Засимук и Лисаневич имели такую сильную поддержку на минных заградителях, а политическая обстановка в Петрограде была такой нестабильной, что даже власти не осмелились выступать против них; Морская коллегия медлила с приказом о назначении Флеровского (он не был издан до 1 июня); наконец, вывести минную флотилию из Петрограда мешала нехватка топлива, а не гнусный заговор Щастного. Сомнения Троцкого в желании Щастного выполнить его приказ об уничтожении Балтфлота (если это окажется небходимым) шли от его разговора со Щастным в Москве 25 апреля. Троцкого впоследствии преследовала мысль о том, будет ли точно выполнен этот приказ. В начале мая он направил Щастному свое "напоминание" (о котором уже говорилось). Василий Альтфатер, заместитель начальника Морского штаба, должен был проверить приготовления Щастного. 7 мая в телеграмме Троцкому Альтфатер доложил, что все необходимое для подготовки флота к уничтожению сделано. Он объяснил, каким именно способом Щастный предполагал уничтожить суда и морские сооружения, и подтвердил, что инструкции и материалы для этого были розданы еще тогда, когда флот находился в Гельсингфорсе52. Тем не менее, все еще обеспокоенный тем, что Щастный может в последнюю минуту уклониться от этого, Троцкий в середине мая приказал Коллегии по морским делам принять собственные меры по уничтожению Балтийского флота. В этой связи он выпустил инструкцию, согласно которой морякам, назначенным для производства взрыва, должны быть выплачены деньги с банковских счетов, открытых для этой цели. Более того, 21 мая, опасаясь неминуемого, как ему казалось, германского наступления на Балтике, Троцкий телеграфировал начальнику Морского штаба капитану Евгению Беренсу следующий запрос: "Приняты ли все необходимые подготовительные меры для уничтожения судов в случае крайней необходимости? Внесены ли в банк известные денежные вклады на имя тех моряков, которым поручена работа уничтожения судов? Необходимо все это проверить самым точным образом. Троцкий". Очевидно, не подозревавший, что эти мероприятия проводятся за спиной Щастного, Беренс передал ему вопросы Троцкого с требованием немедленно сообщить, что предпринято в отношении открытия специальных счетов53. Легко представить потрясение Щастного по получении этого послания. По соглашению с Блохиным он обсудил его с Совкомбалтом, Советом флагманов Балтийского флота и советом III съезда делегатов Балтийского флота. Все они, как и Щастный с Блохиным, были поражены идеей выплаты вознаграждения морякам за подрыв их собственных судов. В накаленной обстановке тех дней это послание было истолковано как подтверждение того, что Германия субсидирует уничтожение российского Балтийского флота. 24 мая совет Ш съезда делегатов Балтфлота, несмотря на преобладание в нем большевиков, принял обращение к Троцкому и Коллегии по морским делам, потребовав, в частности, недвусмысленного заявления, что флот будет взорван только после сражения или если станет ясно, что другого выхода нет. При этом моряки заявляли, что выплата денежной награды за взрыв судов недопустима, и задавали вопрос, который был у всех на устах: что, кроме опубликованных статей, есть в Брестском договоре относительно флота?54 В документе, подписанном Троцким и его заместителями, Коллегия по морским делам отвечала, что каждому честному революционному моряку совершенно ясно, что флот может быть взорван только в случае крайней необходимости. Это было объяснено Щастному, но он был уверен, что моряки так деморализованы, что неспособны выполнить свой долг. Обсудив этот вопрос. Совнарком пришел к заключению, что флот выполнит свой долг. Что касается выплаты денежного вознаграждения, то все, что правительство имело в виду, - это дать знать героическим бойцам, что если они погибнут, выполняя свои обязанности по предотвращению захвата своих судов врагом, их семьи будут обеспечены. В отношении же Брестского договора говорилось, что все слухи, будто он содержит тайные пункты в отношении флота, являются "бесчестными измышлениями белогвардейских агитаторов"55. Ясно, что Троцкий был взбешен тем, что Щастный рапространил его послание к Беренсу и тем самым опозорил его в глазах многих флотских большевиков. Троцкому казалось, что Щастный теперь открыто действует против него, дискредитируя его среди "гордости и славы" революции - моряков Балтийского флота. Для Троцкого, на которого была возложена главная ответственность за использование верхушки военных специалистов и контроль за ними, это было последней каплей. Послание Беренса стало также поворотным пунктом и для Щастного, особенно потому, что это совпало с решением Ш съезда делегатов Балтийского флота принять Флеровского в качестве главного комиссара и избранием нового состава Совком-балта, в котором преобладали большевики. Съезд предпринял эти шаги 23 мая. Тем же вечером Щастный телеграфировал Троцкому просьбу о своей отставке. Обосновывая свое решение тем, что чрезвычайно тяжелые условия руководства Балтийским флотом подорвали его здоровье и сделали невозможным добросовестное выполнение своих обязанностей, он просил двухмесячный отпуск до получения нового назначения. Два дня спустя Щастному сообщили, что его просьба об отставке отклоняется и его вызывают в Москву для обсуждения служебных дел56. Для Щастного начиналось труднейшее испытание в его жизни. Допрос и арест 26 мая Щастный сел на отходящий в Москву ночной поезд. Расположившись в купе, он перелистал документы, положенные им в портфель при отъезде, чтобы использовать их в разговоре с Троцким. Среди них были заметки к так и не произнесенной речи на съезде делегатов Балтийского флота, его контрпредложения по вопросу об отношениях между командным составом и комиссарами; экземпляры "германских писем", которые якобы доказывали немецкое влияние на большевистскую политику, и наброски, озаглавленные "Бытовые затруднения" (по командованию флотом), где стояло: "25 мая - мотивы ухода". Их он набросал для себя накануне57. В то время, как Щастный ехал на ночном поезде, в Комиссариате по морским делам Сакс и Флеровский (которые только что прибыли из Петрограда58) добавляли Троцкому свежий компромат на Щастного. Это подкрепило мнение Троцкого, что от Щастного нельзя ждать ничего хорошего и он должен быть отстранен от должности. Однако, если это было так, то почему он не принял отставку Щастного, как он за несколько дней до этого поступил в отношении Шварца? Для этого имелись, по крайней мере, две причины. Одна из них заключалась в том, что Троцкий теперь совершенно не доверял Щастному и был настроен к нему враждебно, а вторая - в том, что он хотел наглядно показать, как нужно поступать с изменнниками-спецами. Еще одним фактором, который, похоже, повлиял на решение Троцкого расправиться со Щастным, было положение с российским Черноморским флотом. В последнюю неделю апреля при приближении немецких сил к Севастополю ядро российского Черноморского флота ушло в Новороссийск. В середине мая германское командование стало угрожать оккупацией Кубани, если Черноморский флот немедленно не возвратится в Севастополь. Ленин определенно намеревался скорее взорвать Черноморский флот, чем допустить его капитуляцию. Однако мнения флотских офицеров относительно того, как следует поступить, резко разделились, и не было уверенности, что они выполнят приказ уничтожить свои суда60. Это известие пришло именно в тот момент, когда решалась судьба Щастного. С точки зрения Троцкого, уже настроенного наказать Щастного по личным и "профессиональным" мотивам, большой общественный резонанс по поводу его предательства должен был послужить предупреждением командованию Черноморского флота, показав, чем оно рискует в случае неповиновения. В этом сценарии Щастный должен был стать "героем" первого крупного показательного суда в советской России. По прибытии в Москву утром 27 мая Щастный был спешно доставлен в Комиссариат по военным делам и препровожден в приемную Троцкого. Кроме Троцкого в комнате находились Раскольников, Сакс, Иван Вахрамеев (все члены коллегии Комиссариата по морским делам) и Альтфатер (представлявший Морской генеральный штаб)61. Шепотом дав инструкции сидевшему рядом с ним стенографу, Троцкий начал изнуряющий двухчасовой допрос Щастного62. Троцкий допрашивал Щастного по большинству упомянутых выше вопросов. Однако главным образом его интересовало то, что он сам истолковывал как усилия Щастного по подрыву советской власти и его, Троцкого, личного авторитета. Поэтому он по многу раз задавал Щастному вопросы по поводу распространения его приказа о выплате морякам денег за подрыв их кораблей и о "политической" речи Щастного 14 мая на совете делегатов Ш съезда Балтийского флота. Троцкий упорно бил в одну точку, часто повторяя эти вопросы, меняя их формулировку и пресекая все попытки Щастного что-либо возразить. В начале допроса Троцкий обращался к Щастному как к "командующему" Балтийским флотом. Однако в наиболее острые моменты разговора он стал называть его "бывшим командующим" флотом. Во время допроса о речи 14 мая Щастный посмотрел в свои наброски обращения ко всему съезду (которое, как мы знаем, так и не было оглашено). Троцкий вырвал их из рук Щастного и стал читать вслух. После особенно грубых передержек Троцкого Щастный обращался к стенографу: "Запишите, что я не говорил этого!" Позже Троцкий должен был признать, что манера Щастного отвечать на вопросы вывела его из себя, что "он на каждую резкость отвечал резкостью и давал мне почувствовать, что я говорю с начальником всех морских сил, а не с простым матросом". Разозленный Троцкий распорядился, чтобы рядом со Щастным (для запугивания его) разместилась вооруженная охрана63. "Признаете ли вы советскую власть?" - прокричал Троцкий после того, как солдаты заняли указанные им места. "Раз я работаю при этой власти, - отвечал Щастный, - то я считаю этот вопрос излишним". После этих слов Троцкий ударил кулаком по столу и закричал на Щастного. Когда же тот попросил Троцкого разговаривать с ним в более приемлемых тонах, Троцкий объявил, что Щастный арестован "по подозрению в проведении контрреволюционной агитации, поддержке [такой] деятельности во флоте, неповиновении приказам советского правительства и намеренной дискредитации его в глазах моряков с целью его свержения"64. Когда два вооруженных конвоира уводили Щастного, Троцкий диктовал формальное постановление об аресте, содержавшее эти обвинения65. Заключение и суд 28 мая, в то время, когда Щастный находился уже в одиночном заключении в печально известной Таганской тюрьме, Троцкий поучал президиум ВЦИК, как организовать следствие и суд, добавив, что письменные документы, уличающие Щастного, находятся в его руках. Очевидно, к этому времени Троцкий уже нашел понимание у Якова Свердлова, председателя президиума, в том, что дело Щастного должно слушаться в новом Верховном революционном трибунале при Центральном исполнительном комитете, который в это время создавался для разбора особо важных государственных преступлений. В считанные часы президиум выполнил поручение Троцкого и назначил Виктора Кингисеппа для проведения следствия по делу Щастного. Бывший студент-правовед Петербургского университета и известный эстонский большевик Кингисепп теперь работал в Комиссариате по военным делам, возглавляемом Троцким66. Назначение Кингисеппа не положило конец личному вмешательству Троцкого в дело Щастного. Кингисепп получил распоряжение Троцкого в течение 48 часов доложить ему, что он ознакомился с фактами по делу, что тот и выполнил. После ареста Щастного Троцкий отправил Флеровского в Петроград допросить Блохина и Дужика. Однако спустя день или два он переменил свое намерение, вызвал Блохина и Дужика в Москву и лично допрашивал их по делу Щастного. Хотя они подвергались серьезной опасности быть обвиненными в соучастии в заговоре, Блохин и Дужик в ответ на резко поставленные вопросы Троцкого и Раскольникова дали показания в пользу Щастного67. Показания Альтфатера, полученные Кингисеппом, как и показания Блохина и Дужика, также оправдывали Щастного68. В дело против Щастного включили сделанное Троцким пространное описание преступлений подследственного, недоброжелательные показания Раскольникова и доносы из Петрограда Флеровского и Сакса69. В течение недели (с 3 до 10 июня) Щастному предъявили эти "улики" и показания. В своих четырех показаниях он тщательно разобрал и опроверг все направленные против него обвинения70. Но к этому времени связанный с Черноморским флотом кризис подходил к своей высшей стадии. Это помогает понять, почему Кингисеппа так торопили с завершением следствия к 9 июня и почему в тот же день президиум ЦИК решил, что Щастный подлежит суду Верховного революционного трибунала. Спустя всего 4 дня, основываясь только на своей личной беседе с Троцким, просмотре ограниченного количества имевшихся в Москве документов и упомянутых показаниях, Кингисепп объявил следствие завершенным. Заключив, что вина Щастного "доказана", он передал дело в коллегию Революционного трибунала при ВЦИК, который начал существовать именно в этот день!71 Между тем известие об аресте Щастного вызвало бурю протестов на Балтийском флоте. Собравшись на чрезвычайное заседание в ночь на 27 мая, Совкомбалт и Совет флагманов флота приняли заявление протеста с выражением безоговорочной поддержки Щастному и требованием его освобождения из-под ареста72. Одновременно комитет, представлявший судовые команды, направил в Москву четверых своих членов добиваться освобождения Щастного73. Морякам в свидании с ним было отказано, и они смогли только послать ему черный хлеб и соль, которые Щастный и получил. Существуют свидетельства, что прежде чем уехать, матросы выбранили сотрудников Троцкого по тюремному телефону "на языке, свойственном матросам"74. В это время тюрьмы Петрограда и Москвы были забиты видными политическими заключенными, месяцами томившимися в камерах без предъявления формального обвинения. Однако под давлением Троцкого дело Щастного было передано в суд с ошеломляющей быстротой. Выводы прокурорской (?) коллегии и официальное обвинительное заключение из 17 пунктов были предъявлены Щастному 15 июня75. Это было всего через два дня после сформирования коллегии и получения ею результатов следствия от Кингисеппа (при этом коллегия все равно отставала от графика)76. Щастный официально обвинялся в том, что он "сознательно добивался использовать внешнюю и [внутреннюю] политическую ситуацию Советской республики [и] военную силу [Балтийского] флота, чтобы свергнуть Петроградскую коммуну с целью долговременной вооруженной борьбы против Советской республики". Между 28 мая и 10 июня Щастный находился в уникальном положении, формально будучи скорее заключенным лично Троцкого, нежели какой-либо государственной инстанции - Комиссариата юстиции, ЧК или местного совета. Бывший одно время большевиком Григорий Алексинский, находившийся в камере поблизости от Щастного, позже вспоминал, как он сквозь решетку своего окна видел Щастного одного во время прогулки по маленькому тюремному дворику. Его руки были засунуты в карманы горохового кителя и Алексинскому показалось, что Щастный был спокоен, держался прямо и решительно, как если бы он ходил по мостику своего корабля, идущего сквозь густой туман и опасные рифы в Балтийском море77. 10 июня после снятия последнего показания Щастный был освобожден из одиночного заключения78. Ему были разрешены посещения, предоставлено право советоваться с адвокатом, читать материалы и участвовать в прогулках вместе с другими заключенными. По словам Алексинского, некоторые заключенные - белые офицеры - презирали Щастного за то, что он сотрудничал с большевиками. Алексинский также припомнил, что когда Щастного спросили об этом, тот четко, убедительно и без ложной скромности объяснил, что если бы он не принял свой пост. Балтийский флот, вероятнее всего, был бы захвачен немцами в Гельсингфорсе79. "Передышка" для Щастного длилась недолго. 18 июня он был перемещен из Таганской тюрьмы в камеру, находившуюся в самом Кремле. Незадолго до этого или сразу после перевода в Кремль он встретился со своей женой Ниной. Все еще настроенный спокойно и оптимистично, Щастный вручил ей письмо к адмиралу Сергею Зарубаеву (его преемнику на посту командующего флотом), в котором запрашивал документы, необходимые для его защиты. Жена немедленно выехала в Петроград80. Суд над Щастным начался в полдень 20 июня в Кремле, в одном из главных залов здания Судебных установлений. С самого начала защита была затруднена - трибунал состоял исключительно из большевиков81. Адвокату Владимиру Жданову накануне было выделено только полчаса, чтобы познакомиться с уликами против Щастного, Нина Щастная еще не успела возвратиться из Петрограда, а свидетели со стороны защиты не были допущены на заседание. Из всех затребованных со стороны защиты и обвинения свидетелей (все они находились под контролем Троцкого) присутствовал только сам Троцкий, который и давал свидетельские показания. Жданов, известный своей блестящей защитой революционеров-террористов до 1917 г., немедленно потребовал отложить заседание, пока не прибудут другие свидетели, и обратился с ходатайством, чтобы имеющиеся в деле показания были аннулированы, потому что представитель обвиняемого отсутствовал, когда Щастный их давал82. Но требование было отклонено. Прежде чем открыть заседание нового трибунала, его председатель Сергей Медведев83 выразил уверенность, что Щастный может быть осужден в течение одного дня. После того, как Медведев быстро зачитал обвинительное заключение и Щастный энергично отверг все вывинутые против него обвинения, встал Троцкий. Вслед за своими свидетельскими показаниями, представлявшими ничем не прерывавшееся, заранее подготовленное двухчасовое обвинение Щастного, Троцкий отвечал на вопросы Николая Крыленко, возглавлявшего прокурорскую коллегию, Жданова и самого Щастного84. В своих нападках на Щастного Троцкий обвинил его в дискредитации правительства и его лично, в явном неповиновении приказам, в манипуляции ими к его собственной выгоде, сознательном раздувании недовольства во флоте с очевидной целью самому захватить власть в России. По мнению Троцкого, материалы, обнаруженные в портфеле Щастного, включая фальшивые немецкие документы, полностью устанавливают вину подсудимого. Обобщая свои обвинения против Щастного, Троцкий заявил, что в наиболее тревожный в истории Балтийского флота момент тот стимулировал выступления против Советской власти, неод- : нократно и в различной форме настаивая на том, что флот предан по секретному соглашению с немцами и что советское правительство делает теперь все возможное, ; чтобы уничтожить его. "Не мое дело как свидетеля, - заключил Троцкий, - вставать ; на путь обвинения, но я должен сказать как революционер, что бывший наморсил Щастный вел большую игру, ставя на карту судьбы флота, - игра сорвалась, [когда] я арестовал его... Я первый высказался за сотрудничество со специалистами, но я знаю, что среди них есть патриоты в хорошем смысле этого слова, работающие не за страх, а за совесть, есть служаки, получающие жалованье, но есть и скрытые контрреволюционеры, которые, как Шастный, стремятся использовать свои посты для своих темных целей. И вот эти последние должны караться беспощадно"85. Когда Троцкий закончил, Крыленко задал ему несколько несущественных | вопросов, после чего в ходе проведенного Ждановым перекрестного допроса Троцкий дал ответы, которые скомпрометировали бь.1 обвинение в ходе любого законного ; судебного заседания86. Во время обвинительной речи Троцкого Щастный наскоро делал свои пометки. Когда пришла очередь выступать ему, он последовательно опроверг все обвинения со ссылками на имеющиеся в деле документы, которые трибунал отказался принять во внимание. Он настаивал, что неправомерно судить о его действиях по заметкам, изъятым у него Троцким, потому что они отражают его мысли, зафиксированные для него самого, а не для публичного оглашения. Первый день суда над Щастным закончился разбором документов, найденных в его портфеле. Присутствовавшим на суде репортерам Медведев, явно обеспокоенный тем, что рассмотрение дела затягивается до следующего дня, недвусмысленно дал понять, что выступления обвинителя, защитника, совещание членов трибунала и вынесение приговора Щастному уложатся в один следующий день, что бы там ни было. Произнесенная в начале заседания на следующий день обвинительная речь Крыленко не содержала новых доказательств вины Щастного и положений, отличных от выдвинутых Троцким при аресте и рассмотренных уже в предыдущих слушаниях. Но если сделанный Крыленко бесцветный повтор был низшей точкой в заседании следующего дня, то темпераментная речь Жданова в защиту Щастного была его кульминацией. Жданов начал с протеста по поводу того, что разрешено присутствовать только одному свидетелю - Троцкому, в показаниях которого проявилась крайняя враждебность к обвиняемому. Он подчеркнул парадоксальность ситуации, заключающуюся в том, что Щастного судят за действия, за которые с революционной точки зрения его следовало бы хвалить (его тесное сотрудничество с выборными комиссарами и комитетами), и что на него возглагается вина за промахи, совершенные Комиссариатом по морским делам, во главе которого стоит Троцкий. Несмотря на старание ему помешать, Жданов убедительно опроверг каждое из обвинений Троцкого против Щастного. Ближе к завершению судебного заседания Щастный еще раз заявил о своей невиновности и просил суд разбирать его дело по существу. Около двух часов дня Медведев объявил судебное заседание законченным и вместе со своими коллегами удалился на совещание. Приговор Принимая во внимание спешку, с которой было проведено расследование, предъявлено обвинение и проведено судебное заседание, присутствовавшие были удивлены тем, что заседание трибунала продолжалось 5 часов. Учитывая также, что большевики громогласно провозгласили отмену юридически узаконенной смертной казни как одно из великих достижений Октябрьской революции, присутствующие исключали возможность вынесения Щастному смертного приговора87. Неизвестно, обсуждал ли трибунал серьезно доказательства вины Щастного. Однако до 7 час. вечера члены суда не появлялись в зале заседаний. После возвращения их в зал Щастный стоя выслушал, как Медведев объявил его виновным по всем пунктам обвинения и огласил приговор трибунала: расстрел с приведением приговора в исполнение в 24 часа. При этих словах Медведева сестра Щастного Екатерина закричала и на мгновение потеряла сознание. С большим самообладанием Щастный повернулся к ней и мягко попросил ее выйти в коридор88. Крыленко явно почувствовал облегчение. Очевидно, он опасался, что трибунал под впечатлением сильной защиты Жданова может оправдать Щастного. Согласно газетным сообщениям на следующий день, присутствующие в зале долго оставались на своих местах, потрясенные услышанным и не веря этому. Даже члены трибунала, как и Жданов, на минуту или две как бы оцепенели. За 10 лет до этого, почти в тот же день и в том же зале Жданов защищал молодого революционера Галкина, которому также грозил смертный приговор. Однако после убедительной речи Жданова Галкина приговорили к пожизненному заключению. И, может быть, самая большая ирония судьбы в деле Щастного заключалась в том, что Галкин был членом революционного трибунала, приговорившего теперь Щастного к смерти89. Вернув себе самообладание и установив, что единственной надеждой спасти Щастного остается обращение в президиум ВЦИК, Жданов заторопился с составлением апелляции. Как раз в это время группа левых эсеров, находившаяся в зале суда во время вынесения приговора Щастному, бросилась организовывать чрезвычайное заседание президиума90, чтобы добиться отмены одностороннего восстановления большевиками юридически узаконенной смертной казни, против которой они выступали в принципе. Между тем на вопрос репортеров о возможности смягчения приговора Троцкий холодно ответил, что "дело Щастного в отношении исполнения приговора должно идти автоматическим порядком... [Я не] имею возможности интересоваться этим делом"91. Подгоняемый временем Жданов все-таки составил исчерпывающее обращение в президиум ВЦИК еще до того, как там в 2 час. ночи началось заседание. Свою апелляцию он основывал на процедурных нар ...
Александр: ... ушениях и пристрастности судей, а также на обстоятельствах, сделавших невозможной юридическую защиту Щастного, в результате чего "такой приговор не есть обвинительный приговор, такой суд - это не суд"92. Однако, как следует из протокола заседания ВЦИК и сообщений газет, аргументы Жданова прошли незамеченными, заслоненные бурными дебатами по вопросу восстановления юридически узаконенной смертной казни между большевиками Яковом Свердловым и Варлаамом Аванесовым и левыми эсерами во главе с Владимиром Карелиным и Лазарем Голубовским. Возражая против использования "спецов" в принципе, левые эсеры даже отказались обсуждать суть апелляции Жданова. Около 4 час. утра приговор Щастному был утвержден голосами одних большевиков, тогда как левые эсеры остались в оппозиции93. Во время жарких споров в президиуме Щастный готовился к смерти. Прежде всего он обратился к личному составу Балтийского флота с горьким упреком за то, что его покинули в трудный момент (это послание так и не было отправлено94). Затем он составил завещание, привел в порядок текст своего выступления в ходе судебного заседания и сделал на нем пометки (указав, что оно предназначается его сыну, "когда он вырастет"95), написал короткие прощальные письма жене и детям, матери и братьям, а также Жданову. Нине и детям он писал: "В этот час я благословляю вас и призываю мужественно нести бремя жизни. Тебе, дорогая жена, я поручаю тяжелую, но благородную миссию вывести детей в люди, как это понимает наш христианский долг. Я мучаюсь лишь о том, что обязанностей отца перед малютками мне не суждено выполнить... Пусть дети вырастают с уверенностью, что их отец ничем не запятнал себя и своего имени... Когда они вырастут, скажи им, что я иду умирать мужественно, как подобает христианину"96. То, что Щастный ждал приближающуюся смерть достойно, беспокоясь главным образом за свою семью, подтверждает его последняя встреча с Ждановым, к которому он испытывал растущую привязанность. На пресс-конференции 22 июня Жданов рассказал, что во время их последней встречи предыдущей ночью Щастный держался исключительно спокойно. "Он сказал, что смерть его не страшит - он выполнил свою миссию спасения Балтийского флота. Единственное, о чем он сожалел, была судьба его жены и детей", - заявил Жданов репортерам97. В своем завещании Щастный оставил 8000 руб. своей матери и скромные подарки двум братьям и сестре. Наибольшее значение имело его денежное содержание, которое он завещал жене98. Впоследствии, когда ей в этом было отказано, она и дети остались без средств к существованию (в июле Жданов попытался помочь им, организовав сбор средств в пользу семьи Щастного через небольшевистскую печать99). Щастный завершил составление своего завещания в 3 час. ночи - за час до того, как президиум ВЦИК решил его судьбу. Казнь Решение президиума было немедленно сообщено Медведеву, и он в свою очередь отдал приказ начальнику охраны Кремля провести казнь Щастного. Публикации в прессе того времени отмечают, что по соображениям безопасности Щастный был расстрелян на рассвете в небольшом внутреннем дворе Александровского военного училища100 (в то время штаб-квартиры Комиссариата по военным делам Троцкого, сейчас составляющего часть комплекса зданий, где размещается Министерство обороны). Согласно наиболее распространенной (но весьма сомнительной) версии казни Щастного, его тело спешно было помещено в мешок и захоронено на территории училища в неглубокой яме, вырытой под снятым паркетом в одном из служебных помещений первого этажа101. Казнь Щастного вызвала бурную реакцию. Начальник штаба флота Беренс, а также Альтфатер, полагавшие, что их показания помогут оправдать Щастного, по слухам, были так уязвлены их отстранением от участия в заседаниях суда, что подумывали об отставке102. Казнь Щастного побудила лидера меньшевиков Юлия Мартова написать брошюру "Долой смертную казнь!"1(й которая получила широкое распространение. Среди многих других крупных политических деятелей, подвергших жесткой критике то, как поступили со Щастным, был и большевик Павел Дыбенко, предшественник Троцкого на посту народного комиссара по морским делам1114. Протесты были особенно сильны в судовых командах минной флотилии и среди левых эсеров105. 22 июня экипажи минных тральщиков, к которым присоединились отчаявшиеся рабочие одного из крупнейших петроградских предприятий - Обуховского завода, начали вооруженное восстание с призывом к немедленному созданию пользующегося доверием масс однородного социалистического правительства, которое решило бы вопрос о созыве Учредительного собрания. Хотя и подавленное, это выступление было симптомом глубокого кризиса советского правления в Петрограде в тот момент106. Убитая горем Нина Щастная вернулась в Москву 22 июня, всего через несколько часов после казни мужа. Ее главным стремлением теперь было получить его тело, чтобы оно могло быть захоронено по христианскому обряду в фамильном склепе в Житомире. Вскоре после своего возвращения она направила в Совнарком официальную просьбу выдать ей останки мужа. 25 июня на заседании Совнаркома ее просьба была рассмотрена, и вопрос был решен положительно. Щастную даже официально известили об этом107. Однако, когда она направилась в Кремль за телом Щастного, ей сообщили, что положительное решение пересмотрено ВЦИК. 29 июня Щастная подала во ВЦИК прошение о пересмотре этого решения и удовлетворении ее единственного желания - похоронить мужа согласно христианскому обряду. При этом она брала на себя обязательство поместить останки в металлический гроб и захоронить его на московском военном кладбище в отдаленном районе без почестей, поставив на могиле небольшой простой деревянный обелиск вместо креста108. Но Щастная не получила ответа ни на это, ни на другие свои обращения. Эпилог и заключение Советские историки, писавшие об освещавшихся в этом очерке событиях, обязаны были изображать Щастного контрреволюционером, предавшим Балтийский флот. Поскольку высказывать положительное мнение о Троцком было также воспрещено, в число заслуг Коммунистической партии включалась как ее ведущая роль в "Ледовом походе", так и пресечение антисоветских планов Щастного. Вплоть до горбачевской эры шагов по пересмотру исторической роли Щастного и его реабилитации не предпринимал ось. Первая попытка реабилитации Щастного была сделана его сыном Львом Щастным. В 1991 г., после принятия закона о реабилитации жертв политических репрессий, он обратился к военному прокурору Балтфлота с просьбой пересмотреть дело отца. Досье Щастного и материалы морских архивов показывают, что позже по вопросу его реабилитации обращались капитан I ранга Е. Шошков, группа выдающихся петербургских ученых, писателей, политических деятелей, военные моряки и даже заместитель министра юстиции. Как сообщил 30 июня 1995 г. старший заместитель прокурора, в результате тщательного изучения документов с Щастного были официально сняты все обвинения, на основании которых он был расстрелян в 1918 г. Он был полностью реабилитирован. Немного позже Шошков обратился к министру обороны Павлу Грачеву с просьбой отдать приказ об эксгумации останков Щастного с тем, чтобы он мог быть захоронен с воинскими почестями по христианскому обряду109. Согласно свидетельствам сотрудников морского архива в Петербурге (РГА ВМФ), усилия по розыску останков Щастного начали предприниматься в 1997 г. Еще до официальной реабилитации Щастного его дела и судьба привлекли внимание петербургских литераторов. Его называли одним из первых советских "диссидентов", и чаще всего постигшая его судьба трактовалась как результат того, что он помешал осуществлению бесчестного тайного сговора между советским и германским правительствами о передаче Балтийского флота Германии или его уничтожении110. Что мы можем почерпнуть по этому поводу из самого дела Щастного? Прежде всего в нем нет данных, подтверждающих предположение, что Щастный был расстрелян потому, что он сделал невозможным соблюдение секретной статьи Брест-Литовского договора, обязывавшей советское правительство передать Балтийский флот Германии. Документы дела Щастного более сообразуются с возможной договоренностью об уничтожении флота. Однако, если такое соглашение существовало, возникает вопрос, почему до сих пор не обнаружено ни одного факта, доказывающего это?
Александр: Scott продолжение Основные документы дела Щастного позволяют прийти к более правдоподобному выводу о том, что Щастный пал жертвой глубокого расхождения, возникшего между ним и Троцким. Действуя в соответствии с ленинским положением о том, что практически любая уступка приемлема, если она позволяет избежать возобновления войны с Германией, охваченный все возрастающей подозрительностью к Щастному, Троцкий не понимал, что для Щастного взрыв Балтийского флота и соответственно существенное ослабление обороны Петрограда могли бы быть приемлемы только после поражения в сражении, которое поставило бы Россию перед выбором: уничтожение флота или его сдача врагу. Он также не сумел понять недовольство Щастного тем, что его держали в неведении относительно политических договоренностей с Германией, знание которых Щастный считал необходимым для принятия стратегических решений. Отношение Троцкого к этим проблемам сделало его слепым к честным усилиям Щастного по подготовке флота к возможному уничтожению, усилило его гнев по поводу озабоченности Щастного внешней политикой и, в конечном счете, привело к расправе над Щастным. В свою очередь, Щастный не смог понять различия между своим "шовинизмом" и "интернационализмом" Троцкого. Подобно многим другим "спецам", он служил советскому правительству из-за своей личной преданности России, а в его случае - и Балтийскому флоту. Вопреки голословным утверждениям Троцкого, в деле Щастного также нет никаких оснований для предположений о том, что он вынашивал тайные политические планы или сознательно хотел подорвать (не говоря уже о том, чтобы свергнуть) советскую власть. В то же время документы его дела показывают, что Щастный с успехом пытался использовать свой сильно возросший после руководства "Ледовым походом" авторитет, чтобы получить поддержку тем мерам по усилению флота, которые он считал нужными, и противостоять политике правительства, которая, по его представлению, угрожала ослабить его возможности руководства флотом (такими мерами, как централизованное назначение высших комиссаров или выплата морякам денег за взрыв судов). Однако "демократический" подход Щастного к флотским делам неизбежно был обречен, потому что его практическим, хотя и незапланированным результатом была дискредитация советского правительства и, в частности, Троцкого. Кроме того, дело Щастного ярко высвечивает важные аспекты глубокого кризиса советской власти в петроградском регионе весной и в начале лета 1918 г. Одной из его составляющих была постоянная угроза дальнейшей немецкой агрессии на Балтике и оккупации Петрограда. Другой - широкое распространение быстро нарастающего разочарования среди тех слоев петроградского населения, которые прежде были горячими сторонниками большевиков; восстание моряков минной флотилии и выступление рабочих Обуховского завода показывают силу этого недовольства. И наконец, дело Щастного приводит к выводу, что в отличие от военных и гражданских руководителей Петрограда, верхушка большевистского руководства в Москве считала, что Балтийским флотом и самим Петроградом можно пожертвовать для сохранения хрупкого мира с Германией. Это обстоятельство помогает объяснить двусмысленность поведения петроградских официальных лиц, преданных идее обороны бывшей столицы России, а также конфликт между ними и подобными Щастному "спецами" во время кризиса вокруг форта Ино. Еще более важно, что разногласия между Москвой и Петроградом, наряду с установлением контроля над такими выборными органами, как Совкомбалт, и политизацией Верховного революционного трибунала, являются проявлениями ключевой характеристики строительства советского государства, начатого весной 1918 г., - уменьшающейся значимости демократических идеалов Октября и усиливающейся централизации политической власти в Москве. Примечания 1 Архив Управления Федеральной службы безопасности России по Санкт-Петербургу и области (АУ ФСБ СПб.), док. № 3614 (под ним значится дело Щастного). 2 Сокращенный вариант этой статьи см.: Russian Review. № 58 (October 1999). P. 615-634. 3 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 19, on. 1, д. 89, я.2. 4 Заря России. 1918. 22 июня. С. 3. 5 Анархия. 1918. 29 мая. С. 2. 6 П е т р а ш В.В. Моряки Балтийского флота в борьбе за победу Октября. М.; Л., 1962. С. 91. 7 Состоящий из большевиков, левых эсеров, анархистов и беспартийных, избранных в качестве политических комиссаров морскими соединениями и корабельными командами, Совкомбалт заменил Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт) 3 марта 1918 г. в связи с организацией Красного флота. Вначале Совкомбалт возглавлялся выборным главным комиссаром и имел широкие, хотя и плохо определенные (если не безбрежные) полномочия. Совет флагманов Балтийского флота состоял из флагманских командиров или их представителей, был консультативным органом, сформированным Щастным, и созывался по усмотрению командующего флотом. 8 Текст "Временного положения" находится в Государственном архиве Российской Федерации потому, что оно было принято Совнаркомом. - ГА РФ, ф. 130, on. 2, д. 132, л. 11-13. "Инструкции" Троцкого включены в "Документы по истории Черноморского флота (в марте-июле 1918 г.)" //Архив русской революции. Т. 14. 1924. С. 223-224. 9 Дело Щастного, л. 41. 10 Дело Щастного, л. 48, 128, 139. Несколькими днями позже в другом отношении к Троцкому Совкомбалт выразил свою недвусмысленную поддержку принципа выборности (а не назначения) комиссаров, а также сохранения существующих отношений в штабе флота (Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ), ф. р-96, оп. 1, л. 32-33). 11 Советско-германские отношения: от переговоров в Брест-Литовске до подписания Раппальского договора. Министерство иностранных дел СССР, Министерство иностранных дел ГДР. В 2 т. Т. 1. М., 1968-1971. С.368. 12 В конце февраля контр-адмирал Адольф фон Троф, командующий Флотом открытого моря, упорно настаивал на том, что будущее российского Балтийского флота жизненно важно для германского флота, и требовал, чтобы российский флот был захвачен как военный трофей. См.: Н о 1 g е г Н. Herwig. German Policy in the Eastern Baltic Sea in 1918: Expansion or Anti-Bolshevik Crusade?//Slavic Review, № 32 (Spring 1973). P.342. 13 Дело Щастного, л. 50; Балтийские моряки в борьбе за власть советов (ноябрь 1917 -декабрь 1918). Л., 1968. С. 51, 126, 131. 14 См. сообщения немецкой прессы, опубл.: Новые ведомости. 1918. 18 марта. С. 5. 15 Балтийский флот в Октябрьской революции и Гражданской войне. Л., 1932. С. 81. "РГА ВМФ, ф. р-92, оп. 1, д. 135, л. 27-30; Стасевич П. Ледовый поход Балтийского флота // Октябрьский шквал. Л., 1927. С. 129-144; М у р а н о в А.И., Звягинцев В.Е. Досье на маршала: из истории закрытых судебных процессов. М., 1996. С. 14-78. 17 Предложение Щастного перевести суда флота в Ладожское озеро было с энтузиазмом одобрено Троцким 22 апреля (Дело Щастного, л. 55). 18 РГА ВМФ, ф. р-52, оп. 5, д. 1, л. 44. 19 Центральный государственный архив г. Санкт-Петербург (ЦГА СПб.), ф. 144, оп. 1,д. 1,л. 1,41. "'Там же, л. 41; ф. 47, оп. 1, д. 42, л. 93; ф. 9618, оп. 1, д. 240, л. 99; ф, 1000, оп. 79, д. 12, л. 48-+8 об.; Балтийские моряки. С. 143; Балтийский флот. С. 144. 21 Центральный государственный архив историко-политических документов г. Санкт-Петербург (ЦГАИПД СПб.), ф. 4000, on, 1,д. 814, л. 108-111. По этому вопросу см. мою статью: The Evolution of Local Soviets in Petrograd, November 1917 - June 1918: The Case of the First City District Soviet // Slavic Review. № 46 (Winter 1987). P. 27-29. 22 Петроградская правда. 1918. 26 апреля. С. I. 23 Дело Щастного, л.33-35,89,283-286. 24 Балтийские моряки. С. 145. 25 Дело Щастного, л. 50; Балтийский флот. С. 80. 26 Так, 28 апреля, через два дня по возвращении из Москвы, Щастный по радио дал распоряжение контрадмиралу Александру Зеленому, старшему начальнику русских военных сил, все еще находившихся в финских водах, немедленно связаться с германскими и финскими властями в Гельсингфорсе с целью переговоров о временных демаркационных линиях. Не получив подтверждения, что до Зеленого дошло его послание, он повторил его на следующий день и еще раз 1 мая. Василий Альтфатер, заместитель начальника Морского штаба, 7 мая доложил Троцкому об усилиях Щастного, особо отметив, что предложения о демаркационных линиях были представлены германскому командованию в Гельсингфорсе 5 мая без всякого результата. Одним или двумя днями позже Зеленый сообщил, что его предложения отправлены в германское адмиралтейство в Берлин. (Дело Щастного, л. 29,49, 53-54, 141, 157). 27 Дело Щастного, л. 110, 140. 28 См. также дело Щастного, л. 50, 141. 29 Дело Щастного, л. 73, 89. 30 D e b о R.K. Revolution and Survival. Toronto, 1979. P. 212-213; Балтийские моряки. С. 145-146. 31 Заря России. 1918. 21 июня. Пример обвинений со стороны Сакса и Флеровского см.: Дело Щастного, л. 53,66-68 об. 32 Дело Щастного, л. 20. 33 Известия ЦК КПСС. 1989. №4. С. 141-142; Л е нин В.И. ПСС. Т. 36. С. 315, 607, примеч. 122. 34 См., напр.: Новые ведомости (вечерний выпуск). 1918. 9 мая. Вся первая страница этого номера посвящена сообщениям о германских требованиях и о близкой оккупации Петрограда и Москвы. 35 Либо незадолго до поездки Щастного в Москву, или сразу по его возвращении пять из этих, на первый взгляд, компрометирующих его писем попали в его руки. Они находятся в деле Щастного (л. 36-^Ю). Как он для себя решал вопрос об их подлинности, - неясно (Дело Щастного, л. 100). После тщательного анализа подобных "немецких писем" Джордж Ф. Кеннан пришел к выводу, что они поддельные (The Sisson Documents // Journal of Modern History. 1956. № 2. P. 130-154). 36 Новые ведомости. 1918. 10 мая. С. 3. 37 Подробности сведений об этом совещании см.: Дело Щастного, л. 286-300. 38 РГА ВМФ, ф. р-96, оп. 1, д. 72, л. 6-8. 39 Там же, л. 9-12. 41 Знамя борьбы. 1918. 16 мая. С. 3. 41 В эту минную флотилию входило около 25 больших судов, из них 17 эсминцев. Между 14 и 26 мая флотилия, предназначенная для перемещения в Ладожское озеро, была проведена через невские мосты и размещена неподалеку от оппозиционно настроенного Охтенского завода в юго-восточном районе Петрограда. (Дело Щастного, л. 57-59; Балтийские моряки. С. 170). 42 Дело Щастного, л. 156 об, 43 Там же, л. 170. 44 Там же, л. 21. 45 Там же, л. 10-12, 106, 141 об. - 142. 46 Там же, л. 106, 143. 47 Там же, л. 142 об. 48 РГАСПИ.ф. 19, д. 115, л. 2. 49 Там же, л. 13; Л е н и н В.И. ПСС. Т. 36. С. 345; D е b о R.K. Op. cit. P. 212. 51 РГА ВМФ, ф. р-52, оп. 1, д. 1а, л. 3-6. В рапорте по этому поводу Артамонов писал: "Из общего политического положения для меня было ясно, что в случае ультиматума германского правительства о передаче форта со всем вооружением такой ультиматум будет выполнен, а следовательно, мне пришлось бы взрывать форт вопреки приказанию свыше, так как передать его без взрыва я не считал возможным... Я полагал, что бесконечные уступки, делаемые германскому правительству, приучают его к мысли, что в России не осталось людей, способных причинить ему реальные неприятности, а потому считал своим долгом, как русского гражданина, использовать случай доказать противное". 51 Троцкий немедленно приказал провести официальное расследование произошедшего (РГАСПИ, ф.325,оп. 1, д. 372, л. 1-2). 52 Дело Щастного, л. 51. 53 Там же, л. 26-27. 54 Там же, л. 30. 55 Там же, л. 31-31 об. 56 РГА ВМФ, ф. р-96, д. 3, л. 7; Дело Щастного, л. 69-70, 71-72. 57 Все эти документы из портфеля Щастного имеются в его деле, л. 10-19, 36-41. 58 Анархия. 1918. 29 мая. С. 2. Согласно сообщениям других органов печати, представители ВЦИК также присутствовали на этом совещании. См., напр.: Новые ведомости. 1918. 29 мая. С. 4. 59 См. носящее принципиальный характер обращение Троцкого к I Всероссийскому съезду военных комиссаров от 17 июня 1918 г. //Т р о ц к и и Л. Сочинения. В 21 т. Т. 1. М„ 1926. С. 264-269. 60 Л е н и н В.И. ПСС. Т. 50. С. 81; Документы по истории Черноморского флота (в марте-июне 1918 г.). С. 151-220; Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. М., 1987. С. 660; Raskolnikov P.P. Tales of Sub-Lieutenant Ilyin. London, 1982. P. 43-^6. 61 Анархия. 1918. 29 мая. С. 2. 62 Стенограмму этой встречи см.: Дело Щастного, л. 80-90. Поскольку Троцкий, по его собственному признанию, сам определял, что будет внесено в текст стенограммы, она отражает высказывания Троцкого гораздо полнее, чем то, что говорил Щастный. Дополнительная информация была получена из других документов дела Щастного и из газет: Великая Россия. 1918. 21 июня. С. 2; Заря России. 1918. 21 июня. С. 3. 63 Заря России. 1918. 22 июня. С. 3. На обороте последней страницы наброска Щастного Троцкий написал: "Настоящие записи взяты мною у бывшего начальника морских сил Щастного и являются теми заметками, на основе которых он делал доклад в совете съезда" (Дело Щастного, л. 13 об.). 64 Заря России. 1918.21 июня. С. 3; Дело Щастного, л. 152, 153. 65 Там же. 66 Дело Щастного, л. 1-3, 238; Руднев Д., Ц ы б о в С. Следователь Верховного трибунала. Таллин, 1971.С. 5. 67 Дело Щастного, л. 238, 99-108. 68 Там же, л. 123, 127-128 об., 129. 69 Там же, л. 116-111, 109, 148-152. 70 Там же, л. Ill, 114-115, 138-142 об. 71 Там же, л. 143, 146; Декреты советской власти. В 13 т. М., 1957-1989. Т. 2. С. 339. 72 Новая жизнь (петроградский выпуск). 1918. 30 мая. С. 3. 73 Там же. 74 Алексииский Г. Капитан Щастный (Из недавних воспоминаний) // Новая русская жизнь (Гельсингфорс). 1921. 11 февраля. С. 3. 75 Дело Щастного, л. 153-156 об. Извлечение было опубликовано в "Известиях" на следующий день, 16 июня 1918. С. 6. (У автора здесь явная опечатка - 16 июля. - Прим. переводчика). 76 Повестки государственного обвинения Саксу и Блохину, датированные 14 июня, показывают, что первоначально суд над Щастным намечался на 17 июня (Дело Щастного, л. 167). "Алексинский Г. Указ. соч. С. 3. 78 Дело Щастного, л. 239. ^лексинский Г. Указ. соч. С. 3. *" Новости дня. 1918. 25 июля. С. 2. 81 Левые эсеры, входившие в состав трибунала, заранее не были информированы о повестке дня и отказались присутствовать на заседании. 82 Эти сведения о суде основываются на неполной стенограмме, находящейся в деле Щастного (л. 171-179 об), и на сведениях из репортажей, напечатанных в газетах: Заря России. 1918. 21 июня. С. 3; 22 июня. С.З; Великая Россия. 1918. 21 июня. С. 2; Новая жизнь (Москва). 1918. 21 июня. С. 4, 22 июня. С. 2; Известия (Москва). 1918. 21 июня. С. 5. 23 июня. С. 6; Правда (Москва). 1918. 21 июня. С. 3, 22 июня. С. 2. 83 Член большевистского крыла РСДРП почти с самого начала его существования и рабочий-металлист по профессии, Медведев в 1918г. был членом ВЦИК и Высшего совета народного хозяйства. Он не имел юридического образования. После Гражданской войны как председатель Всероссийского союза рабочих-металлистов он присоединился к Александру Шляпникову и стал одним из руководителей "рабочей оппозиции". 84 Подготовленный Троцким текст см.: Троцкий Л. Сочинения. Т. 17. С. 1, 322-329. 85 Правда. 1918. 21 июня. С. 3. 86 Например, когда Жданов спросил Троцкого, осведомлен ли он, что минная флотилия прибыла из Гельсингфорса уже подготовленной к проведению взрывных работ, Троцкий был вынужден признать, что нет. В своих показаниях Троцкий также утверждал, что Щастному с самого начала были перечислены деньги для выплаты морякам за уничтожение их судов, и что Щастный распространял информацию об этом так широко, как только мог, явно с целью подрывных действий против правительства. Но впоследствии под натиском Жданова Троцкий неохотно вынужден был признать, что он не знал, был ли Щастный информирован хотя бы о самом замысле. В действительности Комиссариатом юстиции как раз готовилось постановление, восстанавливающее юридически узаконенную смертную казнь за тяжкие преступления против государства (М у р а-нов А.И., Звягинцев В.Е. Указ. соч. С. 13). Однако этот факт не был широко известен. Даже руководство левых эсеров в президиуме ВЦИК не было осведомлено о нем. 88 Дело Щастного, л. 180-181; Новые ведомости. 1918. 22 июня. С. 2. 89 Знамя борьбы. 19)8. 26 июня. С. 3. Президиум под председательством Свердлова состоял из 9 большевиков и 6 левых эсеров. 91 Знамя борьбы. 1918. 26 июня. С. 3. 92 ГА РФ, ф. 1235, on. 34, д. 36, л. 225-227. 93 Там же, л. 224; см. также, напр.: Новости дня. 1918.22 июня. С. 2. 94 Этого послания Щастного, содержавшего обвинения в адрес Балтфлота, не было среди документов, оставленных Жданову. Его обнаружили среди материалов, изъятых у Сергея Медведева во время его ареста в 1937 г. См.: Центральный архив федеральной службы безопасности (ЦА ФСБ), д. р-33718, т. 42, л. 041. 95 РГА ВМФ, р-2244, on. 1, д. 10, л. 1-18. 96 Наш век. 1918. 5 июля. С. 4. Здесь же опубликован полный текст писем Щастного к матери и Жданову. Последнее письмо Щастного к братьям см.: Знамя труда. 1918. 5 июля. С. 3. 97 Знамя борьбы. 1918,22 июля. С. 3. 98 Черкашин Н. Браслет адмирала Щастного // Московский журнал. № 8. 1994. С. 48. В отдельной записке, написанной красным карандашом, Щастный просил свою рубашку передать сыну (ГА ВМФ, ф. р-2244, оп. 1,д. 11, л. 1). 99 Новые ведомости. 1918. 3 июля. С. 3. 100 Там же. 25 июня 1918. С. 2-3; Вечерние огни. 1918. 25 июня. С. 2. 101 В постсоветских статьях по делу Щастного эта версия, по сути основывающаяся на сведениях, полученных от якобы командовавшего расстрелом лица (о котором известно только, что его фамилия Андреевский), не документирована. См., напр.: К а м о в Б. Щастный против Ленина // Совершенно секретно. № 6. 1993. С.7;Муранов А.И., Звягинцев В.Е. Указ. соч. С. 60-61. Источником этого исключительно подробного описания является в высшей степени сомнительная статья, написанная по материалам, полученным из третьих рук, бывшим морским офицером А. Лукиным для парижской эмигрантской газеты "Последние новости". По сообщению Лукина, его сведения основаны на беседе с другим бывшим морским офицером, который и слышал это от Андреевского вскоре после происшедшего события, когда тот сильно напился (Л у к и н А. Тайна могилы Щастного // Последние новости. 1930. 2 августа. С. 4-5). 102 Новые ведомости. 1918.26 июня. С. 3. 103 См.: Мартов Ю.О. Долой смертную казнь! М., 1918. 104 См.: М а х i m о f f G.R. The Guillotine at Work. Chicago, 1940. Автор цитирует письмо протеста, помещенное в газ.: Анархия. 1918. 30 июля. С. 105. 105 Как только приговор Щастному был утвержден, левые эсеры отозвали своих представителей из Верховного революционного трибунала (РГА ВМФ, р-2244, оп. 1, д. 8, л. 5). В конце июня на III Всероссийском съезде партии левых эсеров была одобрена решительная резолюция протеста против "восстановления юридически узаконенной смертной казни" (РГАСПИ, ф. 564, оп. 1, л. 17). Более того, отмена юридически узаконенной смертной казни стала ключевым лозунгом левых эсеров в кампании по выборам делегатов на IV Всероссийский съезд Советов. 106 Р а б и н о в и ч А. Большевики и самоубийство левых эсеров // 1917 год в судьбах России и мира. Октябрьская революция:" от новых источников к новому осмыслению. М., 1998. С. 193,202. 107 РГАСПИ, ф. 19, on. 1, д. 146, л. 8; Новые ведомости. 1918. 3 июля. С. 3. 108 Дело Щастного, л. 188. 109 рг'д ВМФ, ф. 2244, оп. 1, д. 14, л. 1. Заключение Горского, утвержденное генеральным прокурором, является последним документом в деле Щастного (АУ ФСБ СП, № 3614, л. 363-368). См. также: Геро" реабилитировали через 77 лет после расстрела // Страж Балтики. 1995. 5 сентября. 110 См., напр.: М у р а н о в А.И., Звягинцев В.Е. Указ. соч. С. 8,38-50.
Александр: Scott окончание АЛЕКСАНДР СМИРНОВ КАЗНЕН ПО ПРИГОВОРУ БРЕСТ-ЛИТОВСКОГО МИРА Звезда, 1996, № 6, с.с. 192-200 ...ПОД АНДРЕЕВСКИМ ФЛАГОМ! 13 января 1901 года в Зимнем дворце император Николай II вручал Морскому кадетскому корпусу новое знамя. Фельдфебель - гардемарин Алексей Щастный принял из рук царя древко и вынес стяг к выстроенному в каре корпусу. Алексей Михайлович Щастный'родился 4 (17) октября 1881 года в Житомире - малороссийском городке, где о море знают понаслышке. Согласно традициям семьи его отца, генерал-лейтенанта от инфантерии, мальчика определили в Киевский кадетский корпус. Однако вскоре он перевелся в Петербург, в Морской корпус, возможно оттого, что попасть в элитные гвардейские сухопутные части ему бы не удалось: сын генерала был беден. В мае 1901 года в послужной список новоиспеченного мичмана А. Щастного в графу "Состояние" была внесена запись: "Ни за ним, ни за родителями, ни за женою недвижимого имущества или благоприобретенного не имеется".* Русско-японскую войну молодой офицер встретил в Порт-Артуре вахтенным начальником на канонерской лодке "Манджур". Первый ожесточенный бой с японским флотом принял на крейсере "Диана". 28 июля 1904 года Тихоокеанская эскадра русского флота под флагом контр-адмирала В. Витгефта сделала попытку прорваться из Порт-Артура во Владивосток. Крейсер шел, лавируя между огромными фонтанами воды, противник засыпал наши корабли снарядами. Бой не смолк и ночью. А утро крейсер встретил один: на горизонте не было ни японцев, ни русской эскадры. Лишь рядом тянулся дымок из труб верного спутника - миноносца "Грозовой". Остальные русские корабли вернулись в базу. Израненный крейсер с трудом дошел до Сайгона - французской колонии в Китае. Появились две возможности: починиться и вновь идти во Владивосток, либо действовать в территориальных водах Японии под прикрытием французских колониальных властей. Экипаж хоть и понес потери, но был готов драться. Однако в местных газетах они обнаружили сообщение французского информационного агентства "Гавас": царское правительство решило разоружить и интернировать русские корабли, вырвавшиеся из Порт-Артурской ловушки. В офицерской кают-компании "Дианы" велись мучительные споры: разделить ли участь всей команды и в разгар войны бездействовать или же, вопреки нормам международного права, избрать тайный путь в Россию. В действующий флот! Путь рискованный, ибо попади они по пути на родину в плен к японцам - каторги, а то и расстрела не избежать. Метнули жребий. Щвстному и еще шести офицерам выпала опасная дорога на родину. Утром 28 августа 1904 года крейсер "Диана" не поднял флага и тем самым выбыл из участия в кампании. Однако ночью семь офицеров, переодевшись в штатское, незаметно исчезли с корабля. Под чужими фамилиями, через Египет - Александрию - пробирались они в Россию (старший офицер крейсера "Диана" лейтенант В. Семенов описал подробно эту одиссею в трилогии "Расплата"). Щастный с одним из товарищей, уже в Европе, отстали от группы Семенова и не успели к уходу эскадры Рожественского и Небогатова. Им повезло - они не попали в ад Цусимы, в плен к японцам. Командир "Дианы", капитан II ранга князь А. Ливен, в своем донесении о бое 28 июля и о походе до Сайгона записал: "Заведующий кормовым плутонгом мичман Щастныи особенно отличился. Оя, по смерти заведующего средним плутонгом, принял под свое командование и этот плутонг... и своей бодростью, быстрой распорядительностью, присутствием духа и толковыми распоряжениями выказал боевые способности, которые трудно было ожидать при его молодости. Прошу обратить особенное внимание на мичмана Щастного. Это высокого качества боевой офицер, он и в обыкновенное время хорошо служил, но не всякий служака в мирное время оказывается и в бою на высоте призвания, как он". 2 Морское министерство прислушалось к рекомендации князя. За мужество, проявленное в бою 28 июля, Щастныи был награжден орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом. В январе 1906 года двадцатипятилетний лейтенант флота Щастныи был назначен преподавателем по радиотелеграфному делу в минном офицерском классе. Авторитет его как специалиста в области радио был настолько высок, что Морской Технический комитет дважды направлял его своим представителем на Всероссийские съезды электротехников. К августу 1914 года Щастныи - уже капитан II ранга, старший офицер линкора "Полтава" и кавалер ордена Святого Станислава 3-й степени.3 Во время войны с Германией, после смерти командующего Балтийским флотом адмирала Н. Эссена, Щастныи принимает команду над любимым кораблем адмирала, эскадренным миноносцем "Пограничник". На груди у него появился новый боевой орден - Святой Анны 2-й степени с мечами. После крушения монархии многие морские офицеры, верные престолу, погибли или были изгнаны с флота, но Алексея Михайловича эта буря миновала. С весны 17-го он офицер штаба Начальника Соединенных Отрядов Балтийского моря (комфлота) по радиотелеграфному делу. 28 июля 1917 года ему присвоен чин капитана I ранга. А в ноябре 1917-го, неожиданно для самого Алексея Михайловича, исторические события взвалили на его совесть личную ответственность за судьбу русского Балтийского флота. ЛЕДОВЫЙ ПОХОД Капитан I ранга Алексей Михайлович Щастныи - одна из самых трагических фигур в истории русской революции. Он был проклят и белыми и красными. Его товарищи по кадетскому корпусу, офицерскому собранию не простили ему назначения, принятого из рук Ленина. В советской же историографии он назван лидером "реакционного офицерства", именно с "дела Щастного" начался список смертных приговоров, вынесенных Верховным Революционным трибуналом. Недавно появившиеся публикации, посвященные Щастному (работы отечественных исследователей и переизданные воспоминания эмигрантов), объясняют его гибель как результат конфликта со вспыльчивым и деспотичным Наркомвоенмо-ром Троцким. Однако изучение ранее закрытых архивных документов проливает новый свет и на роль Щастного в событиях весны 1918 года, и на всю политику Советской власти по отношению к Балтийскому флоту. До сих пор не опубликованы полные тексты протоколов Брест-Литовских соглашений, которые от Совета Народных Комиссаров подписывал Наркоминдел Л. Троцкий. Очень похоже на то, что расправа над Щастным - это месть за срыв выполнения обязательств, данных СНК кайзеровской Германии - уничтожить или разоружить российские корабли. В середине ноября 1917 года в день отставки командующего Балтфлотом адмирала Развозова у начальника обороны Моонзунда адмирала Бахирева собрались флагманы и старшие офицеры штаба флота. Тогда же, по инициативе офицерской молодежи, состоялось собрание морских офицеров Гельсингфорса - около 200 человек. Общая резолюция - бойкотировать большевиков! Но если адмиралы Развозов, Бахирев, Паттон, Старк, Тимирев, Шевелев и сотни офицеров и гардемаринов открыто вступили в борьбу с красными, то часть офицеров решили, что, оставшись на службе, они принесут бблыпую пользу родине. Логика последующих событий подсказывает, что среди них был и капитан I ранга Щастныи. К весне 1918 года часть адмиралитета царского флота либо оказалась в рядах белого движения, либо отказалась от сотрудничества с Советской властью. Естественно, что это не вызывало у красных доверия к тем из них, кто оставался на кораблях. Между тем левые эсеры, еще имевшие сильное влияние в Советах и мечтавшие начать революционную войну с Германией, и кадровое офицерство, оставшееся на флоте, требовали вывести корабли из Финляндии. Руководство такой операцией требовало от комфлота высокого профессионализма и относительного доверия со стороны СНК. Видимо, по этой причине исполняющим обязанности Начальника Морских Сил Балтийского моря 30 марта 1918 года был назначен флаг-капитан А. М. Щастный. 3 апреля 1918 года германские сухопутные войска высадились в Финляндии и стали быстро продвигаться к Гельсингфорсу, надеясь захватить русские корабли, еще закованные в лед. В тот же день на флагман русской эскадры в Гельсингфорс был передан пакет из Гангэ - штаб-квартиры командующего германскими ВМС на Балтике. В нем был запечатан текст ультиматума. "З апреля 1918 года. Гангэ. На основании германо-русского мирного договора (очевидно, Брест-Литовского, другого просто не было. - А.С.) и в целях выяснения положения Балтийского флота в Гельсингфорсе при занятии этого города германскими военными силами <...> германский морской начальник в Гангэ сообщает Командующему русским флотом в Гельсингфорсе нижеследующее: Находящемуся в Гельсингфорсе русскому флоту и его личному составу предоставляется полная безопасность и защита при соблюдении нижеследующих условий: 1. Не должно производиться никаких разрушений, как на военных и торговых кораблях, так и в портовых сооружениях и береговых укреплениях; 2. После прибытия германских военных сил на русских военных кораблях могут остаться только немногочисленные охранные команды (см, п. 6). Береговые укрепления и морские сооружения очищаются от русских; 3. Замки и прицелы всех орудий и береговых укреплений, а также зарядные отделения мин, подрывные патроны и т.п. должны быть немедленно собраны на баржах и транспортах, которые должны бьипь поставлены на якорь на внешнем рейде. Это мероприятие должно быть закончено через пять дней после отъезда из Гангэ членов комиссии (имеется в виду комиссия по приему русского флота немцами. - А.С.). Окончание выполнения этих работ должно быть сообщено по радио волной 600 метров оставшимся при германских морских силах членам комиссии по адресу "ГУ А"; 4. Немедленно после прибытия германских военных сил все команды, не остающиеся на русских военных кораблях, переходят на транспорта, которые для этой цели теперь же должны бьипь приготовлены. Транспорта покидают гавань тотчас по окончании посадки команд под германской защитой; 5. Немедленно по прибытии в Гельсингфорс членов комиссии должно бьипь начато приготовление русских военных кораблей к долговременному хранению для передачи их русским охранным командам. Это мероприятие должно бьипь проведено в срочном порядке. Ожидается, что оно будет закончено не позднее 14 суток; 6. Охранные команды, включая офицеров, могут бьипь-не больше: Для линейных кораблей - 30 человек. Для крейсеров - 30 человек. Для кораблей типа "Новик" - 10 человек. Для эскадренных миноносцев - 5 человек. Для подводных лодок (всего) - 30 человек. На остальных малых военных кораблях (точное число может быть определено потом) (всего) - 50 человек; 8. В знак того, что все вышеуказанные мероприятия проведены или проводятся и что русский флот и береговые укрепления намерены соблюдать полнейший нейтралитет, все русские корабли и береговые укрепления при приближении германских вооруженных сил поднимают на хорошо заметном месте бело-красный флаг. Подписал: контр-адмирал Мейер, Начальник отряда Особого назначения Восточного (Балтийского) моря. Перевел: штаб-офицер при адмирале отряда Особого назначения Восточного (Балтийского) моря капитан-лейтеннант Клипп Текст этого ультиматума фактически означает требование капитуляции флота. А чтобы немецкому адмиралу было спокойнее "приближаться" к Гельсингфорсу, из Берлина в Кремль срочно послана угрожающая депеша: "Имперское Германское Правительство ожидает, что предварительное разоружение должно быть выполнено в течение одной недели, т.е. до 12 часов дня 12 апреля. Если к указанному сроку это не будет выполнено, то германское правительство <.., > сохранит за собой право принять неотложные меры. Подписано: Министерство ИД фон Буше. 3 апреля 1918 года".6 Министр иностранных дел Германии не сомневается в реакции на это послание недавнего Наркома по иностранным делам Л. Троцкого, скрепившего своей подписью и "мирный" Брест-Литовский пакт. Пусть нынешний Наркомвоенмор Советской Республики заставит правильно отреагировать на него революционных балтийцев. 5 апреля 1918 года Председатель Совета Народных Комиссаров Вл. Ульянов (Ленин) и Управделами СНК Бонч-Бруевич подписали Постановление СНК № 1287 - о назначении Начальником Морских Сил Балтийского моря Щастного Алексея Михайловича. Поверить в то, что герой обороны Порт-Артура, участник войны с Германией, кавалер боевых орденов, потомственный дворянин и кадровый офицер русского флота Щастный послушно выполнит унизительные требования вчерашних врагов и прикажет флоту поднять белые флаги перед противником, было невозможно! Поверить в то, что в условиях той ледовой обстановки (из всех портов Гельсинг-форс самый холодный, и вскрытие его ото льда происходит не ранее 21 апреля) Щастный поведет корабли в Россию, было трудно. Но если корабли Балтийского флота нельзя было подарить немцам и невозможно (как считалось!) вывести в Кронштадт, то куда же они должны были деваться? Да, Начморси Балтийского моря Щастный не получал "ленинский приказ" из Москвы о затоплении кораблей, во всяком случае, документов, подтверждающих это, не обнаружено. Но если бы затопил, не решившись вести их в отчаянный прорыв? Штабное судно "Кречет", с которого последовал бы самоубийственный для Балтфлота приказ, заняло бы место в официальной истории ВМФ СССР наравне с черноморским эсминцем "Керчь". Моряки бы его выполнили - не отдали бы флот немцам. И Алексей Михайлович сохранил бы жизнь, если даже и не получил бы орден Красного Знамени и не сделал головокружительную карьеру - большую, чем у черноморского лейтенанта Кукеля, внука известного адмирала Г. Невельского. Но капитан I ранга Щастный выполнил долг гражданина России. За три дня до своего последнего в жизни выхода в море он написал письмо Альтфатеру, своему старому сослуживцу, былому товарищу адмиралов Эссена и Колчака, занимавшему крупный пост в высшем командовании РККФ. "Сегодня (6 апреля 1918 года. - А.С.) ко мне явилась делегация в составе барона Индрениуса - директора лоцманского ведомства Финляндии и бывшего кавторанга Графа, которая предложила мне, что если мы предполагаем взорвать наши корабли, то Финляндия приобрела бы покупкой часть "Новиков", угольных миноносцев, тральщиков и заградителей<...> Я требую <...> прекращения движения немцев к Гельсингфорсу, т.к. в движении немцев <...> я не могу не видеть угрозы неприкосновенности флота".'' 9 апреля Щастный отдает свой последний приказ в Гельсингфорсе - № 583/оп. В нем он передал командование над оставшимися судами Начальнику Минной Обороны А. Зеленому, поручив ему выполнить условия немцев. 12 апреля в 12.00 офицеры штаба контр-адмирала Мейера приблизились к порту Гельсингфорс, но их ждало жестокое разочарование. Ни линкоров, ни крейсеров, ни "Новиков", ни подводных лодок там не оказалось... На рейде и у пирсов в ледовом плену томились суда вспомогательного флота, из которых самым мощным оказался ледокол "Снег". Из боевого флота под контроль немцев попали: учебный корабль "Память Азова", 11 миноносцев, 28 тральщиков, 4 минных заградителя и канонерская лодка. Бело-красные флаги при виде германских вооруженных сил подняли еще 23 моторных катера и 94 судна: транспорты, баржи, буксиры, госпитальные суда. И больше ничего!" В Москве и Петрограде переполошились - прорыв Щастного поставил большевистское руководство в идиотское положение перед немцами. Начальник Морского Генерального Штаба Беренс шлет Альтфатеру экстренную телеграмму № 782 от 16 апреля: "Передаю сообщенный мне Зарубаевым его частный телефонный разговор с Начморси в Биорке: "Вчера вечером переговорил с Щастньш. по телефону, и он поручил мне передать следующее: караван судов, вышедший из Гельсингфорса в составе 160 судов, с большим трудом пробивается через торосы Томно и Видшером... Движение судов происходит хаотически, приказания не выполняются. "Адмирал Макаров" (крейсер. - А.С.) не взял на буксир ни одного из "Новиков" (тип эсминцев. - А.С.), тоже "Борго" (транспорт. - А.С.) обстрелял ледокол, подавший помощь одному из "Новиков", с целью принудить подать-помощь себе. Одним словом, целый ряд вопиющих фактов, расследования которых и кары для виновных Щаст-ный будет требовать с соответствующей декларацией по приходе <...> По cm. 31 мирного договора (Брест-Литовского. - А.С.) все транспорты (алфавитные) должны быть переданы Германии через месяц после ратификации договора, т.е. 17 апреля. Необходимо срочно их передать, для чего создать комиссию. Необходимо предупредить немцев до истечения срока и приступить к передаче 2-х и 3-х, т.к. немцы пунктуально относятся к исполнению договора <...> Суда, приходящие с моря, продолжают прибывать и имеют стремление идти в Петроград. Я сделал радио по флоту о воспрещении проходить туда, но некоторые не отвечают на мои сигналы и проходят. Беренс"9 В телеграмме есть примечательная деталь - ссылка на ст. 31 мирного договора. Получается, что флот должны были отнять у России вне зависимости от того, успеет ли он уйти из Финляндии. 30 апреля 1918 года в Петрограде открылся III съезд моряков Балтийского флота, встретивший овацией своего командующего - А. М. Щастного. И Совет Комиссаров, и Совет Флагманов считали, что после перехода в Кронштадт угроза гибели либо сдачи немцам флота миновала и что это прямая заслуга А. М. Щастного. Моряки верили в него, как в Бонапарта, поэтому доклад Начморси о том, что Балтфлот по-прежнему в опасности и опасность эта исходит из Москвы, приняли с серьезностью и доверием. Позже, в обвинительном заключении этот доклад объявят "политическим антиправительственным", якобы "направленным к гибели флота". 27 мая Щастный был вызван в Москву и после краткого и резкого разговора с Троцким был арестован прямо в кабинете Наркомвоенмора. Раскольников послал в Петроград телеграмму: "27 мая 1918 года. Петроград. Ген. Морск. штаб. "Кречет". Флеровскому. Начморси Щастный арестован Постановлением за преступления по должности и контрреволюционные действия для предания суду. Провели ли вы допросы членов Совета Флагманов и Совета Комиссаров Болта? Раскольников".10 В Кремле понимали, что балтийцы не успокоятся, пока им хоть как-то не объяснят причину расправы над флотоводцем, только что закончившим труднейший переход. И Москва шлет первый приказ - малопонятный, но угрожающий. "Телеграмма. Флеровскому. Копия: линкор "Андрей Первозванный". ПРИКАЗ ПО ФЛОТУ И МОРСКОМУ ВЕДОМСТВУ На запросы отдельных команд о причинах ареста Щастного отвечаю: помимо всех других данных в моих руках имеется написанный рукой Щастного документ, являющийся неоспоримым доказательством его контрреволюционной деятельности. Материал этот весь вообще в распоряжении ЦИК, который уже начал следствие и передает дело на рассмотрение соответственного суда. ЦИК есть высшая Советская власть в стране. Не доверять ЦИК, избранному десятками миллионов рабочих и крестьян, могут только контрреволюционеры. Нарком по морским делам Троцкий. Передал: Раскольников".11 Подобным бормотаньем убедить флагманов-командиров кораблей, выпускников Морского кадетского корпуса, понимавших истинную природу и ЦИК, и всей Советской власти в целом, было невозможно. Вскоре Морской коллегией Наркомата был получен документ, подтверждающий это. "Заслушав словесный доклад Члена Морской коллегии т. Сакса и вновь назначенного Главного комиссара флота т. флеровского об аресте Нач. Морских Сил А. М. Щастного, Совет Флагманов считает долгом донести до сведения Морской коллегии, что вся деятельность Алексея Михайловича происходила на виду у всех, и в среде личного состава флота обвинения в инкриминируемых ему преступлениях никогда не возбуждались. Надеемся, что мера пресечения к нему будет изменена, что он будет освобожден немедленно и возвращен к исполнению своих обязанностей, и что по его "делу" будет назначено открытое следствие. Вместе с этим Совет Флагманов указывает, что внезапные аресты лиц, стоящих во главе командования флотом, создают невозможные условия для дальнейшей работы командования флота. (Двенадцать фамилий членов Совета Флагманов и комиссар Кабанов)".12 Легко себе представить, как рассвирепел Троцкий, прочитав такое послание. Недобитые золотопогонники! Осмеливаются не доверять ЦИК?! И он поручает Флеровскому объяснить господам офицерам все, как есть. "Телеграмма. Из Москвы. Петроград. Ген, Мор. Шт. Копия: Флеровскому. Опубликуйте тотчас же по получении следующий приказ по флоту и Морскому ведомству. По этому поводу (протест Совета Флагманов. - А.С.) считаю нужным разъяснить: в протесте Совета Флагманов против ареста бывшего Начморси Щастного говорится о "невозможных условиях работы". "Невозможные условия работы", о которых говорит телеграмма, создаются только для тех лиц комсостава, которые пытаются использовать тяжелое положение страны для захвата власти над рабочими и крестьянами. Когда царское правительство и даже правительство Керенского арестовывали и даже расстреливали сознательных матросов (вероятно, имелись в виду нижние чины флота, участвовавшие в антиправительственной работе во время войны с Германией. - А.С.), мы не слышали протестов со стороны морских офицеров. Тем более неуместны протесты против ареста лица, злоупотребившего доверием в интересах буржуазных и реакционных клик. Господам флагманам рекомендую впредь не заниматься политическими демонстрациями. Нарком мор. дел. Троцкий"^ Несмотря на все гневные телеграммы, в Москве все же сообразили, что Щастного уже не расстрелять запросто в подвалах Лубянки без суда и следствия. Арест командующего Балтийским флотом вызвал большой шум. И если Щастного не приговорить к смерти публично, то появление его последователя на Черном море может привести к непредсказуемым последствиям. ВЧК начинает игру в судебный процесс. 16 июня 1918 года в газете "Известия" был опубликован обвинительный акт по "делу А. М. Щастного", состоящий из 10 пунктов. Помимо "ниспровержения власти Петроградской коммуны" Алексея Михайловича обвинили в том, что он: - "Попустительствовал неприятием никаких мер к распространению провокационных слухов о непринятии правительством для спасения флота мер <.,.>, равно как об имеющемся у Советской власти секретном соглашении с немецким командованием об уничтожении флота; сам принимал участие в таковой агитации путем хранения и распространения провокационных документов, демонстрируя их перед Советом флагманов и Советом Комиссаров; - Разгласил сознательно через тот же Совет Комиссаров секретную телеграмму т. Троцкого от 3 мая 1918 года относительно срочной подготовки неизбежного взрыва Кронштадта и судов (выделено мной. -А.С.): - Вторично разгласил вторичную (!) телеграмму тов. Беренса о возможной необходимости уничтожить флот, чем вновь возбудил брожение в составе самого съезда (III съезд моряков Балтфлота. - А.С.), выразившееся в факте посылки специальной делегации в Москву для выяснения положения. Задержал всем этим принятие срочных мер по подготовке необходимого в случае опасности уничтожения флота, чем еще раз совершил новое преступление по должности. На основании всего вышеизложенного бывший Начальник Морских Сил Балтийского моря А. М. Щастный предается суду Революционного трибунала при ЦИК по обвинению в подготовке контрреволюционного переворота и государственной измене по отношению к Советской Республике" м. Никто не сможет объяснить, откуда в начале мая 1918 года исходила опасность для Кронштадта и флота, требовавшая экстренной подготовки к взрыву кораблей. То, что Щастный, вместо подготовки, показывал телеграммы Троцкого и Берснса и информировал о них делегатов с кораблей на съезде моряков, было в тот момент единственной возможностью спасти флот. Позиция Алексея Михайловича в мае 18-го - это подвиг. Он действительно спас тогда Балтийский флот. И это стоило ему жизни. 20 июня 1918 года в 12.30 открылась сессия Верховного Революционного трибунала по "делу Щастного". Председатель трибунала - Медведев. Обвинитель - Крыленко. Защитник - Жданов. Свидетели: Троцкий, Раскольников, Бло-хин, Ружек, Сакс, Флеровский. Присутствовал лишь один из них - Троцкий (военный и морской министр Советской Республики в разгар мятежа чехословаков на Восточном фронте, событий на Черноморском флоте смог найти время для выступления на этом судебном процессе). Зато на просьбу защиты вызвать в качестве свидетеля Альтфатера последовал категорический отказ! Речь Троцкого на суде, опубликованную в тех же "Известиях", можно отнести к разряду его политических ошибок. "Нашими врагами вопрос об уничтожении флота тоже связывался с какими-то тайными пунктами Брест-Литовского договора. На самом деле в самый острый момент ко мне приходили представители английского адмиралтействам запрашивали о том, примем ли мы меры для уничтожения Балтийского флота? О личностях английских офицеров хорошо осведомлены Беренс и Альтфатер. Тогда же к одному из членов коллегии явился английский офицер и заявил, что Англия настолько заинтересована во взрыве наших судов, что готова заплатить тем матросам, которые возьмутся за это дело. После этого по всему Балтийскому флоту пошли пересуды о расплате английским золотом за уничтожение кораблей"15. Затем Троцкий сообщил суду, что в момент ареста в портфеле у Щастного были подложные документы о связях Советской власти с немецким генштабом. И один из документов - обращение мифического оперативного немецкого штаба к тов. Ленину, в котором якобы высказывалось недовольство назначением главным комиссаром Блохина. Что ж, похоже, соавтор Брест-Литовского пакта обмолвился правдой. На Западном фронте, в Атлантике Великобритания все еще сражалась с Германией. И Лондонское Адмиралтейство совсем не радовала перспектива появления летом 1918 года в Ла-Манше русских "Новиков" под германским флагом. В случае, если бы власть большевиков пала, то послереволюционное патриотическое правительство России могло бы потребовать вернуть корабли, отданные Германии ранее. Нет, флот, выведенный из Гельсингфорса, Англии тоже был во вред вне зависимости от того, чья власть в Москве! В национальном хранилище США находится личный архив Л. Д. Троцкого, засекреченный по его распоряжению до 2000 года. Возможно, в будущем этот рассекреченный архив раскроет тайный смысл Брест-Литовских переговоров в декабре 1917 года, событий, известных в нашей истории под названием "Великая Октябрьская Социалистическая революция", объяснит, в частности, действия Троцкого в отношении Балтийского и Черноморского флотов. Осталось ждать совсем недолго... В 2 часа ночи 2 2 июня 1918 года расширенное заседание Президиума ЦИК под предводительством Я. Свердлова приняло окончательное решение: Начморси Балтийского моря А. М. Щастного - расстрелять. Последними за него попытались заступиться левые эсеры, но безуспешно. Суд над Щастным должен был, по замыслу Троцкого, показать военспецам Красной Армии - бывшим офицерам, что им дарована жизнь для проявления их профессионализма, но не для защиты интересов Отечества. Расстреливали офицера русского флота Щастного китайцы из интернационального батальона под командованием Андреевского. Тело Алексея Михайловича зарыли под полом одного из помещений первого этажа здания Московского Александровского юнкерского училища. Он, как и многие выдающиеся русские флотоводцы начала века - Макаров, Колчак, - не имеет могилы. И где покоится прах человека, спасшего Балтийский флот, нам не скажет ни камень, ни крест. В Петербурге, в канун 300-летия Российского флота, в маленькой квартирке одного из серийных домов, что на проспекте Энергетиков, тихо и незаметно живет очень пожилой человек. Он из тех очень немногих, кто вправе назвать себя истинным русским дворянином. Ибо его дед - генерал-лейтенант царской армии, мать - выпускница Смольного института благородных девиц, отец - капитан I ранга А. M. Щастный. Лев Алексеевич, родившийся в 1 91 5 году, отца почти не помнит. Но фамилию свою выстрадал годами тяжелой жизни с клеймом "сына расстрелянного по приговору ЦИК". В блокаду рядовым пехотинцем защищал Ленинград. В свои 80 лет он не верит, что доживет и до открытия мемориальной доски в честь отца на фасаде ВВМУ им. Фрунзе - Морского корпуса, который тот окончил. И до спуска на воду корабля Балтийского флота, названного в память казненного Начморси - "Алексей Щастный". Единственное, что теперь может помешать ему увидеть все это, - беспощадное время. ЭПИЛОГ "Руководителю инициативной группы по реабилитации Колчака А. В. и Щастного А. M. господину А. А. Смирнову Ваше обращение на имя и.о. Генерального прокурора РФ о реабилитации Щастного Алексея Михайловича поступило в военную прокуратуру Балтийского флота. 29 июня 1995 года вынесено заключение о полной реабилитации Начальника Морских Сил Балтийского моря Щастного А. M. Архивное уголовное дело с заключением о реабилитации и справкой о реабилитации будут направлены в архив УФСБ РФ по Ленинградской области. С уважением Старший помощник военного прокурора Балтийского флота В. Л. Горский". Моряки Балтийского флота, знамена которого Алексей Михайлович Щастный спас от позора весной 1918 года, вернули доброе, честное имя патриоту России. Спустя ровно 77 лет и 7 дней после расстрела... ПРИМЕЧАНИЯ "Полный послужной РГА ВМФ, фонд 406, опись 9, дело № 4833, стр. 21 список А. Щастного". "Донесение командира крейсера I ранга "Диана" о бое 28 июля и о походе до Сайгона". Князь А. А. Ливен. Спб., 1914, стр. 21. 3 РГА ВМФ, фонд 342-р, опись 1, дело № 138. Там же. ...
Александр: ... РГА ВМФ, фонд 342-р, опись 1, дело № 115. Там же, дело № 48. Там же, дело № 26. Там же, дело Ns 149. Там же, Там же, дело № 115. Там же, дело № 116. Там же. Там же. "Известия" от 16 июня 1918 г. "Известия" от 21 июня 1918 г. Как говорится, чем богаты.. С уважением Александ
Лапоть: wind пишет: Посмотрите здесь http://www.rjw.narod.ru/people/Kr/officers/tshastniy.htm , там короткий послужной список , если надо, могу его немного дополнить :-)) . Простите, а фраза "Командирован в распоряжение Главного Морского Штаба ( 28.08.1904 )" относится к моменту интернирования "Дианы"?
ркр065: Да. 28-го крейсер окончил кампанию и был официально интернирован. В ночь на 28-е Щастный предписанием командира крейсера был откомандирован в распоряжение ГМШ и убыл с корабля (вместе с группой офицеров - что позволило им избежать процедуры интернирования). Сам этот эпизод хорошо описан в воспоминаниях В. Семенова.
Лапоть: ркр065, благодарю.
полная версия страницы